Признаюсь, приговор Юрию Дмитриеву (ниже нижнего предела, фактически отсиженное, только чтобы не освободить в зале суда) для меня загадка.
Конечно, в этом же номере [новом номере газеты «Собеседник»] есть интервью с Навальным, где он предполагает, что на Дмитриева просто ничего нет. Но какая им разница, есть или нет? На кого там вообще было? Дело Серебренникова один раз уже развалилось в суде, про «Новое величие» написаны сотни текстов, доказывающих, что все инспирировано провокаторами, да и на мнение Европы нам со времен обнуления плевать, хотя и до того оно нас мало волновало. Да и когда вообще тут заморачивались доказательствами? Общественное мнение внутри страны? – да это мнение тут вызывает ту же реакцию, что у Победоносцева, «который на слова: "Это вызовет дурные толки в обществе" – остановился и не плюнул, а как-то выпустил слюну на пол, растер и, ничего не сказав, пошел дальше» (Василий Розанов). Так что никаких рациональных мотивов тут нет, ни юридических, ни политических.
И это притом что даже Акунин, явный защитник Дмитриева, называет его «чудаковатым», что Александр Подрабинек усомнился, будто фотографирование голой девочки в самом деле способствовало ее здоровью, в том числе душевному: конечно, Дмитриев с точки зрения обывателя (а все мы обыватели и есть) человек со странностями. То есть вызывает вопросы и даже опаску. И биография у него негладкая: сидел, образования не имеет. То есть некоторая часть общества вполне поняла бы, если б его закатали по полной. Обыватели же обожают покопаться именно в таких деталях: видно там, на снимках, промежность или нет? Обсуждают часами. Им неважно, распространял или не распространял, и они уверены, что «трогал». И предположить, что за Дмитриева Петрозаводск поднялся бы, как Хабаровск за Фургала, – немыслимо.
Остается одно, непостижимое и необъяснимое. Они боятся Дмитриева. Эта машина действительно выскакивает из колеи, наткнувшись на настоящий, истинно твердый камень. Они сдают назад тогда, когда видят массовое негодование или когда им в челюсти вдруг попадает неразгрызаемое. Как ответил мой сын на вопрос, почему они там, на Соловках, в экспедиции киношколы, слушались Дмитриева, выходили с ним бегать по утрам и вовремя укладывались при отбое: «Ты Хоттабыча видел?»
Видел.
Нет тут другого пути сохранить себя и свое дело, кроме как быть самураем, мысленно себя похоронившим. А что выглядит это со стороны странностью – так твердый человек всегда странен и даже неприятен. Приятных и так хоть попой ешь – что, собственно, и делается, и надежды на то, что попа насытится, следует оставить.
