Любая война пробуждает всё самое мерзкое и одновременно самое героическое в человеке. Как писал один из участников Гражданской войны в России, наиболее трогательное и горькое, что было в Белой армии, — несовершеннолетние добровольцы. Почему они стремились на фронт, где хотели служить и как шли в бой, читайте в материале Семёна Лопухова.
Только один из нас был убит. Это был мальчик из нового пополнения. Я забыл его имя. У него на груди нашли помятый серебряный крестик и клеенчатую черную тетрадь, гимназическую общую тетрадь, мокрую от крови. Это было нечто вроде дневника, вернее, переписанные по гимназическому и кадетскому обычаю стихи, чаще всего Пушкина и Лермонтова…
Антон Туркул, «Дроздовцы в огне»
Гражданская война в России продемонстрировала редкий до этого феномен — массовое детское добровольчество. Исторически существовали военные должности, на которые допускали несовершеннолетних: юнги на флоте и барабанщики в армии. Однако в каждой части могли служить лишь единицы детей, которые часто становились полковыми любимцами, как участник Великой Французской революции 13-летний Жозеф Бара (вероятный прототип Гавроша), 9-летний солдат армии Соединенных Штатов во время Войны Севера и Юга Джон Клем и другие.
Количество детей в Русской Императорской армии накануне революции также не превышало статистической погрешности. Несмотря патриотический подъем, который первоначально вызвала война с Германией, военное руководство пресекало присутствие детей в прифронтовой полосе.
Как вспоминал участник Белого движения Николай Реден (Вреден), «Допризывники становились раздражительными и строптивыми — они боялись, что опоздают на войну. Многие парни моего возраста — подростки — убегали из дому и направлялись на фронт».
Сам Реден сбежал на фронт Второй Отечественной (так тогда называли Первую мировую) в 13 лет, но был пойман жандармами и возвращен к родителям. Чуть позже к нему домой пришел гвардейский офицер и принес икону — подарок царицы, прознавшей о поступке мальчика. Позднее, рефлексируя над причинами революции и понимая в том числе вину царственной четы, Реден не забыл подарка и сохранил теплое отношение к императрице.
Отдельным мальчишкам удавалось пристроиться в армии и даже заслужить георгиевские кресты, но каждый из них оставался как бы «талисманом полка».
Такое естественное соотношение нарушилось в Белой армии — во время событий, перевернувших страну с ног на голову.
В октябре 1917 года власть захватили большевики. Петроград пал под настолько стремительно, что в короткой битве гражданские добровольцы не участвовали — сопротивление оказали лишь действующие военнослужащие. В Москве ситуация сложилась иначе.
Председатель Московской городской думы не признал новую власть, а юнкера (питомцы военных училищ) вместе с рядом офицеров организовали восстание, захватили Кремль и установили контроль над центром города. Туда потекли гражданские добровольцы, в том числе студенты.
Участник московских боев Сергей Эфрон писал, что с самого начала в антисоветском сопротивлении участвовали и дети:
«Между студентами попадаются гимназисты. Некоторые — совсем дети, 12-13 лет.
— А вы что тут делаете? — спрашивают их со смехом.
— То же, что и вы! — обиженно отвечает розовый мальчик в сдвинутой на затылок гимназической фуражке».
В Белую гвардию шли и те, кто не думал пробираться на фронт. Тот же Эфрон приводит такой диалог офицера с мальчишкой-пулеметчиком:
«…я его с собой в полк заберу. Поедешь на фронт?
— Из гимназии выгонят.
— А как же ты к нам удрал? За это не выгонят?
— Не выгонят. Здесь совсем другое дело. Ведь знаете, что совсем другое».
Дети-добровольцы стали участниками и самого авантюрного эпизода московских боев — рейдов за патронами. Склады с боеприпасами находились в рабочих спальных районах, поэтому контролировались большевиками. В красный тыл, к Симонову монастырю, отправился автомобиль с гвардейским поручиком, изображавшим комиссара, и кадетами, одетыми под юных рабочих.
Поручик требовал боеприпасов для борьбы за «юнкарями», истошно ругался (ибо, как позднее написал генерал Вишневский, «красные не могли не ругаться»), и маскарад сработал.
«Напряженно ждем их возвращения <…> Приехавших восторженно окружают. Кричат «Ура!»» — вспоминал Эфрон. Отчаянная группа совершила еще один успешный рейд, но во время третьей поездки автомобиль был расстрелян.
«Кто не слышал о легендарном партизанском отряде из учащейся молодежи, из подростков, почти детей, давших родному Дону единственную вооруженную силу? Кто-то хорошо сказал, что это был детский крестовый поход», — писал донской казак и поэт Николай Туроверов.
После разгрома юнкеров в Москве противники советской власти стали собираться на Дону: лидеры Белого движения рассчитывали на поддержку казачества. Однако казаки не видели в большевизме угрозы и отнеслись к призыву добровольцев холодно.
«В конце концов в армию пошли только дети <…> можно было наблюдать комические и, вместе с тем, глубоко трогательные сцены, как юный воин с громким плачем доказывал, что ему уже 16 лет (минимальный возраст для приема) или как другой прятался под кровать от являвшихся на розыски родителей, от имени которых было им представлено подложное разрешение на поступление в батальон. На этот батальон предполагалось возложить несение более легкой службы по охране города, но судьба распорядилась иначе: через несколько недель юные добровольцы ушли в далекий, тяжкий поход из которого многие не вернулись», — вспоминал генерал Антон Деникин.
Так, партизанский отряд есаула Чернецова насчитывал чуть более 300 бойцов, причём существенную долю составили кадеты, гимназисты, студенты и семинаристы. Какой именно процент несовершеннолетних был в отряде, нам выяснить не удалось, однако все современники писали о ненормальном количестве детей.
Чернецов нанес большевикам ряд поражений, прежде чем его отряд был разбит красными казаками. Большинство партизан было рассеяно, но около 30 человек вместе с раненым командиром попали в плен. Партизан разоружили и повели пешими, а Чернецов ехал верхом под присмотром казака. Выбрав удобный момент, он ударил конвоира кулаком в лицо, крикнул: «Дети, бегите!» и помчал коня вперёд.
«Все бросились врассыпную и многим удалось скрыться под покровом наступивших сумерек. Сам Чернецов вырвался было вперед, но Подтелков [красный казак] был на лучшем коне — он догнал донского героя и зарубил его шашкой. Многим юнкерам удалось бежать, но те, кто был пойман, были забиты насмерть шпалами на железнодорожном полотне. Там были кадеты и петербургские гимназисты, среди них и мой товарищ по гимназии…» — писал капитан Ларионов.
Отряд Чернецова просуществовал полтора месяца, а его остатки влились в Партизанский полк Добровольческой армии.
Партизанский полк позднее был назван Алексеевским и получил униформу, отсылающую к школьной форме русских гимназистов.
«Впоследствии цветами формы полка стали синий и белый — цвета юности, в память именно этой молодёжи…» — писал 14-летний алексеевец Борис Павлов.
Дети тянулись и в другие «цветные полки» — Дроздовский, Марковский и Корниловский. Носившие характерную цветную форму (отсюда наименование) подразделения, названные в честь лидеров Белого движения, привлекали демократизмом и романтикой борьбы за обновленную Россию.
Пожалуй, больше всех о детях-белогвардейцах писал офицер-дроздовец полковник Туркул:
«Вся будущая Россия пришла к нам, потому что эти школьники, гимназисты, кадеты, реалисты — должны были стать творящей Россией, следующей за нами. Вся будущая Россия сражалась под нашими знаменами; она поняла, что советские насильники готовят ей смертельный удар».
Туркул говорил о массовой записи в полк гимназистов в освобожденных городах и о регулярных пополнениях из детей, пробиравшихся на белый Юг со всех концов страны:
«Смотрю, а из вагонов посыпались как горох самые желторотые молокососы. Построились. Звонкие голоса школьников. Мне очень не хотелось принимать их — сущие дети. Двое суток гоняли мальчуганов с ружейными приемами, но что делать с ними дальше, я не знал. Они ходили за мной по пятам, упрашивали, шумели как галки, все божились, что умеют стрелять и наступать».
Туркул дает относительно точное представление о доле мальчишек в полку. По его словам, не хотелось разбивать их по ротам, но детей все-таки приходилось «перемешивать» со взрослыми бойцами. Так, в роте Туркула был один мальчишеский взвод (ребятам давали держаться вместе, но окружали взрослыми).
Война жалела детей не больше, чем взрослых, а при попадании в советский плен мальчишек ждало едва ли не худшее обращение. Капитан Ларионов отмечал, что большевики не понимали разницы между кадетами-детьми (то есть воспитанниками кадетских корпусов, от французского cadet — «младший») и кадетами-взрослыми (то есть членами либеральной Конституционно-демократической партии).
«Помяни его, Господи, ребёнка Твоего Сергея, мальчика-дроздовца. Убили его сегодня в сарае ревтрибунала. Когда уходил, дал мне записку отцу на клочке газеты. Взял, но разве я выйду отсюда, милый?» — вспоминал прошедший через советскую тюрьму поэт Иван Савин, а Туркул рассказывал про попавшего в плен двоюродного брата, которого затолкали живым под лед.
Дети служили не только в Алексеевском и Дроздовском полках, но в этих подразделениях оказалось больше несовершеннолетних бойцов, чем в прочих «цветных» частях. Летописец Корниловского полка поручик Критский упоминает лишь двух детей: братьев-пулеметчиков 12 и 14 лет.
Несовершеннолетние бойцы служили не только в «цветных» полках, однако в обычных частях встречались сильно реже. Белая идея как борьба за обновленную Россию была наиболее ярко выражена именно на юге России.
Таким образом, Гражданская война в России впервые показала ужасное и вместе с тем героическое явление — массовое детское добровольчество. В основном добровольцами становились дети из интеллигенции — массовой поддержкой крестьянства белые заручиться не сумели. Самым маленьким (9-13 лет) старались поручать задачи, требующие минимум боевых навыков (например, держать пулеметную ленту), а тем, кто был старше, приходилось ходить в атаки наравне со взрослыми.
Юные бойцы встречались и у большевиков, но советские источники не говорят о об этом феномене как о массовом, а скорее подчеркивают героизм каждого случая. Например, во время московских боев со стороны красных отличился подросток Коля Снегирёв по кличке «Колька-Опорочник», позднее похороненный у Кремлевской стены. По всей видимости, доля несовершеннолетних бойцов в Красной армии не превышала статистической погрешности.
Жестокие события столетней давности — хорошая почва для размышлений о детской душе, чуткой к несправедливости и страстной до борьбы за высокие цели, часто — любыми средствами.
При подготовке материала использованы книги:
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
