Внецерковные религиозные течения в России имели серьезные отличия от канонической Православной Церкви не только в плане догматов и отправления культа, но и в образе жизни. Заветы Бога их адепты воплощали в упорном труде, результаты которого повышали их благосостояние.
XVII столетие в России было отмечено ростом серьезной оппозиции по отношению к Православной Церкви. Лидеры новых религиозных течений полагали, что можно прекрасно обходиться без церковной иерархии и государственной власти, подчиняя духовную жизнь и хозяйственно-экономическую деятельность собственным нуждам. В таком ключе формировались секты хлыстов, молокан, духоборов.
Доктор исторических наук Юрий Бокарев отмечает, что отпочковавшиеся от РПЦ новые религиозные структуры дали начало еще неизвестному в российской истории понятию, которое существовало на Западе – предпринимательству. С одной стороны они, выполняя божественные заповеди, трудились в поте лица, с другой, отказываясь от избытка земных благ, создавали условия для материальных накоплений. Пуская излишки в оборот, они смогли значительно приумножить свои богатства.
К концу XVIII столетия можно было говорить о небольшой, но крепкой прослойке торгового-ремесленного капитала, созревшей в среде различных религиозных групп, которые выстроили экономические структуры, независимые от государства и Церкви. Это были простые труженики, которые знали толк в деньгах – не только как их вложить, но и кому заплатить, чтобы чиновничий аппарат не вторгался в их маленький замкнутый мир.
Одним из центров самостоятельной экономической жизни стала Рогожа, отделенная от остальной Москвы рекой Яузой. Здесь селились и вели свою коммерцию отлученные патриаршей церковью староверы. Двухэтажные дома на каменных фундаментах и запертые ворота свидетельствовали о достатке местных жителей. Их число, как и капиталы быстро росло. Если в 1790-х годах в Рогожской общине насчитывалось около 20 тысяч прихожан, то к 1825 году их было уже свыше 68 тысяч.
В Рогожской слободе в короткий срок вырос центр торговли, наладивший экономические связи с самыми удаленными уголками империи. В первую треть XIX столетия рогожские капиталисты образовали в Москве первые крупные мануфактуры, что для купеческой столицы России было явлением еще невиданным.
В провинции размах старообрядческой коммерции был не столь велик, исключение составлял разве что Екатеринбург, где раскольничья солидарность подчинила себе предприятия частной уральской промышленности. Еще в 1736 году тайный советник доносил в Петербург, что, если всех раскольников отсюда выслать, то держать заводы будет некому.
Государство ревниво относилось к успехам старообрядцев. Решая задачу разгрома раскольнического движения, оно намеревалось заодно экспроприировать все накопленные русскими протестантами богатства. Однако поиски «сокровищниц» далеко не всегда оканчивались успехом, и тогда в ход шли репрессивные меры: закрывались монастыри, изымалась земля, а монахи загонялись в более отдаленные места России.
Не только старообрядческая среда благоприятствовала развитию коммерции, преуспевающими дельцами становились и члены различных сект. Одной из самых богатых в России стала религиозная община скопцов, зародившаяся во второй половине XVIII века. Ее основатель Кондратий Селиванов, разочаровавшись в движении хлыстовцев, решил пойти по собственному пути. Он полагал, что лишь умерщвление плотских желаний позволит верующему полноценно реализовать себя в земной жизни. Своим последователям он предложил раз и навсегда избавиться от греховных влечений, отжигая раскаленным железом свои «детородные уды».
Селиванов осел в Тамбовской губернии, заложив там собственный «корабль» (общину). Предлагая местным жителям уже готовый концепт учения, сутью которого являлось «сокрушение душепагубного змия», ему несложно было найти единомышленников. Секта росла быстро. Новоиспеченный гуру отдавал предпочтение богатым крестьянам, которые были не прочь закабалить односельчан, шантажируя их огромными долгами. Обещая прощение всех долгов они все больше завлекали в путы секты доверчивых селян.
Суть селивановского учения была примитивна и действенна. Он называл влечения человеческой плоти главной преградой на пути к процветанию. Скопцу, которого уже не обременяли расходы на семью, ничто не мешало сберегать и накапливать свое состояние. «Вот мы не женимся и замуж не выходим, оттого и богаты. Делайте то же, что и мы, перестаньте верить вашим жеребцам тогда жить будет легче, будете богаты, будете святы», – таков был призыв Кондратия Селиванова.
Скопцы, подобно раскольникам, постепенно ковали свое богатство, действуя сначала в области ссудного, а затем и торгово-промышленного приложения капитала. Как и старообрядцы представители скопчества способствовали процессу ускорения дифференциации крестьянства, вытягивая из деревень в города наиболее способные для накопления капитала элементы.
Скопческий «корабль» постепенно превращался в обширный бытовой союз, который устанавливал связи с внешним миром. Нити тайного управления скопческой торгово-промышленной империей тянулись в Петербург. В ее главе стояли многие влиятельные столичные купцы и фабриканты, которые сумели превратить детище Селиванова в инструмент наживы.
Разросшаяся секта с ее капиталами не могла не обратить на себя внимания властей. В 1772 году грянул первый процесс над скопцами, на котором перед судом предстали 246 человек. Все обвиненные в ереси крестьяне оказались людьми достаточно зажиточными. Так, скопец Яковлев имел 2 избы, 10 лошадей, 7 коров, 15 овец и 5 свиней; у его единоверца Запольского обнаружили 3 избы, 9 лошадей, 5 коров, 5 свиней и 10 овец. Большинство подсудимых было приговорено к сибирской каторге, а их имущество экспроприировано государством.
Только после смерти императора Павла I скопцов оставили в покое. Возможно сказалась либерализация общественной, в том числе и религиозной жизни, а может слово замолвили их высокие петербургские покровители. Но факт остается фактом: при Александре I доступ полиции в дом Селиванова был запрещен, а оскопление будущих адептов секты происходило в открытую. Процесс капитализации скопческих общин шел настолько интенсивно, что ему могли позавидовать даже самые успешные старообрядческие предприятия.
Осмелел и сам религиозный лидер. Он обратил в свою веру камергера Его Императорского Величества Алексея Елянского: в скором времени тот заразился идеей «оскопить всю Россию». Селиванова спокойно допустили и к самому императору, на встрече с которым он агитировал за установление в России «теократического образа правления». Ходили слухи, что главный скопец даже благословил Александра на войну с Наполеоном. Селиванов упрочил контакты c петербургской аристократической элитой, которая в те годы была не прочь побаловать себя разного рода мистическими учениями.
Скопческая секта в александровское время обрела неслыханные привилегии. Она заняла обширнейшую нишу в торгово-промышленной, биржевой и ростовщической деятельности. Сфера влияния скопческого «корабля» охватила Тамбовскую, Курскую, Орловскую губернии, а также Сибирь, где община скупала земли у местного населения. Скопцы-капиталисты диктовали на рынке свои цены, не гнушаясь спекуляциями и махинациями с фальшивой монетой. Селиванов стал богом, царем и пророком российского капитала.
Но в 1820 году солнце над империей Селиванова неожиданно закатилось. Один из фаворитов Александра I, граф Михаил Милорадович, узнал, что под влияние секты попали два его племянника. Следствие затянулось на долгие месяцы. Селиванова все-таки осудили и отправили в ссылку в один из суздальских монастырей, где он и скончался в 1832 году.
Дело Селиванова не умерло, не оскудела и его община, которая к середине XIX столетия насчитывала не менее 6 тысяч последователей. Скопческий «корабль» возглавил купец первой гильдии Максим Плотицын. По некоторым сведениям, его личное состояние составляло около 30 миллионов рублей – огромные деньги по тем временам.
В 1869 году Плотицын погорел на взятке должностному лицу, за что угодил в тюрьму, лишившись своего состояния. На этот раз репрессии коснулись всей секты. Скопцы в огромном количестве подверглись раскулачиванию, многие, как и далеком 1772 году, были сосланы в Сибирь. Куда делись несметные богатства скопцов достоверно неизвестно, очевидно они были разворованы теми, кто был как-то причастен к следствию.
Впрочем, и на задворках империи сектанты не затерялись: применяя свои предпринимательские навыки они пытались восстановить утраченный жизненный комфорт. Больше преуспели те, кого сослали раньше. Они захватывали наиболее перспективные земли, а вновь прибывшие единоверцы вынуждены были батрачить на них. Культивировали ссыльные преимущественно пшеницу, так как в Сибири она реализовывалась по самым высоким ценам.
К моменту прихода в Сибирь советской власти там проживало множество зажиточных скопцов. Так, у сестер Смирновых большевики изъяли 500 тыс. рублей, у братьев Никифоровых – 1 млн, а у купца Павла Бурцева – целых 4 миллиона. Свой очередной шанс скопцы получили в годы НЭПа, когда разоренные раскулачиванием общины включились в бизнес по-советски. Окончательный приговор скопчеству и его экономическим институтам был вынесен в 1929 году в ходе большого процесса над сектантами в Ленинграде.
