Генезис русского языка до сих пор таит в себе множество загадок. Считается, что родина литературного русского языка – Москва. Между тем, в середине XX века ведущие представители отечественной лингвистической науки утверждали, что литературный язык сформировался на основе курско-орловского диалекта. Эту нелепость учёные вынуждены были повторять вслед за «гениальным» товарищем Сталиным.
Сталин-«лингвист»
В 1950 году Иосиф Сталин написал книгу «Марксизм и вопросы языкознания», в которой подверг жесточайшей критике существовавшую в советской науке на тот момент псевдонаучную концепцию Николая Марра.
Почему вождь озадачился вопросами лингвистики, до конца не ясно. «Отец народов» лично встречался со многими грузинскими учёными-гуманитариями. Один из них, филолог Арнольд Чикобава, привел веские доводы против «марризма», которые показались Сталину разумными. Не исключено, что вождя могло задеть утверждение Марра, что грузинский язык «застрял» на низшей ступени развития.
«Чикобава (и Берия!) совершенно недвусмысленно доносил вождю: своей теорией Марр унижает грузинский народ. И это был один из самых «убедительных» доводов», — отмечает историк Борис Илизаров.
Таким образом, академик Чикобава, затронув национальную гордость Сталина, оказал большую услугу отечественной науке. Раскритиковав идеи марризма о «происхождении всех языков из четырёх элементов» Сталин вернул лингвистику на традиционные позиции сравнительно-исторического метода.
Между тем, конкретная история развития славянских языков Сталину была мало известна. Неудивительно, что затрагивая эту тему, вождь запутался в фактах и допустил в своей работе грубые ошибки. Отвечая на вопрос филолога-монголоведа Гармы Санжеева о диалектах он написал: «Диалекты местные, («территориальные») <…> обслуживают народные массы» и имеют свой грамматический строй и основной словарный фонд. Ввиду этого некоторые местные диалекты в процессе образования наций могут лечь в основу национальных языков и развиться в самостоятельные национальные языки. Так было, например, с курско-орловским диалектом (курско-орловская «речь») русского языка, который лёг в основу русского литературного языка.»
Можно представить себе изумление русских лингвистов, внезапно узнавших о великой роли курско-орловского диалекта. К тому времени наука уже давно выяснила, что в основу литературного языка легло московское койне, которое, в свою очередь, возникло на основе одного из среднерусских говоров, включавшего в себя как «северные», так и «южные» черты. Курско-орловский же диалект относился к группе южных диалектов с ярко выраженным аканьем.
«Курско-орловская» проблема коснулась всего комплекса гуманитарных наук. По словам доктора исторических наук Виталия Тихонова, оброненная фраза Сталина стала «головной болью для советских историков и археологов». Например, академик Борис Рыбаков в те годы на полном серьёзе доказывал, что в эпоху Киевской Руси выделился некий «курско-орловский сектор славянства» — неслыханная прежде историческая общность.
Когда академик Виктор Виноградов, позвонив помощнику Сталина Поскребышеву, рассказал ему об ошибке, то услышал следующий ответ: «Раз товарищ Сталин написал про курско-орловский диалект, значит, из него теперь и будет происходить русский язык».
В те годы мнение вождя преподносилась как истина в последней инстанции, на него обязательно ссылались в учебниках. В то же время Санжеев, который и заварил эту кашу, в попытке примирить высказывание Сталина с традиционными взглядами, утверждал, что в Москве «курско-орловский диалект подвергся соответствующей обработке в течение длительного времени».
«Смерть Сталина избавила археологов и лингвистов от необходимости обосновывать его «гениальные» откровения», — подводит итог Тихонов. Окончательно о «марксистском языковедении» в его сталинской трактовке русские учёные перестали говорить после развенчания «культа личности».
