Протоиерей Андрей Ткачев, 17 февраля 2011г.
Приближаясь к этой группе строений начинаешь ощущать тревогу. Серые, невысокие дома блочного типа. Высокий забор, скрывающий еще одно или несколько ограждений. Кольца колючей проволоки, решетки на окнах. Это тюрьма. Это место, где сконцентрированы поломанные, пережеванные и выплюнутые судьбы, место, где ежедневно доламывается то, что не успела доломать воля.
В этих скорбных местах тоже нужен священник. Он нужен там потому, что Господь сказал: «Я был в темнице и вы посетили Меня» Пусть для охраны и начальства эти стены и эта контрольно-пропускная система удерживают преступников, отбывающих законное наказание. Пусть для родственников и «корешей» за этими стенами томятся «несправедливо осужденные» родные души. Для священника там – Христос.
Нужно совершить над собой особое усилие, вернее, нужно постоянно совершать над собой никому незримые внутренние усилия, чтобы увидеть Христа в тюрьме. В тюрьме Он не иконописеню
Зэки – народ угрюмый и недоверчивый. Они хранят в душе столько затаенной злобы и обиды, что прорвись она вдруг наружу, мало не покажется. Их лица серы, их зубы желты от табака и расшатаны от недоедания, их одежды однообразны и серы, как и их лица. Зэки хотят одного и того же. Хотят еды, которую можно долго хранить: сала, молочного порошка, сухарей, чеснока, чая. Хотят письменных принадлежностей. Хотят теплых вещей, нижнего белья, сигарет. Но самое главное из того, что они хотят, это любовь и внимание. И только Бог знает, кроме тех, кто сталкивался с этой проблемой, как тяжело любить этих замученных и озлобленных людей. И как быстро заканчиваются душевные силы у тех, кто однажды решился отдавать тепло своей души страдающим в заключении людям! Как сами эти люди, терпящие заключение, часто ждут тепла и любви по отношению к себе, но сами никому и ничего дать не готовы.
* * *
Молодой священник уже скоро год, как посещал одну из тюрем своего города. Там, в «зоне» уже сложилась небольшая община, изредка служилась Литургия, каждое воскресенье проходили молебны и беседы. Был даже один человек, принявший Крещение. Но главное событие было впереди. Один из заключенных, пожалуй, один из самых активных прихожан этой тюремной общины готовился выйти на волю. Его звали Сергей. Отсидел он много. За это время жизнь на свободе успела сильно измениться. Многие зэки, ожидавшие освобождения, боялись этой новой реальности, как огня. Шутка ли сесть при недостроенном коммунизме, а выйдя, окунуться в настоящий дикий капитализм.
Сергею было лучше многих других. У него на свободе осталась мать. А значит осталась прописка, жилье. Его квартиру никто из родственников не продал, ему не угрожало быстрое превращение в бомжа и деградация. Старушка, напротив, часто посещала сына, слала посылки, с нетерпением ждала возвращения. Со священником, посещавшим тюрьму, где сидел ее сын, она тоже познакомилась и подружилась.
* * *
В тот день, когда Сергея отпускали на волю, мама и священник ждали его вместе. Они уже несколько часов топтались по жаркому асфальту у дверей КПП. Все разговоры были переговорены и все рисунки на стенах, образованные трещинами в штукатурке, были изучены. Рядом со священником и старушкой было много другого народа. В основном это были женщины: матери с посылками в морщинистых руках, жены, приехавшие на очередное длительное свидание и еще несколько категорий дам, о которых стоит либо говорить подробно, либо вовсе умолчать.
Наконец лязгнула щеколда тяжелых входных дверей и на улицу вышел, вначале заместитель начальника тюрьмы, а затем и Сергей. Сияющий, не верящий своему счастью, пытающийся сдерживать порывы радости, он подошел к матери и они обнялись.
Дом их был не близок, в другом городе. Поэтому «план мероприятий» заранее был придуман таким образом, чтобы сначала поехать в храм, где служил батюшка, отслужить там благодарственный молебен, пообедать и лишь потом отправить на вокзал маму с сыном, снабдив их на дорогу небольшой суммой денег и подарками. Вся эта любвеобильная суета была запланирована не случайно. Как- никак первый подопечный выходит на волю! Причем, из лучших прихожан тюремной общины. Прям, как в лозунге: «На свободу с чистой совестью!»
Запланированное было исполнено. Был отслужен молебен, был накрыт стол, были произнесены и поздравления, и пожелания. Уже близился вечер, когда один из прихожан на своем автомобиле отвез мать и сына на вокзал. Блаженная и благодарная усталость овладела душой молодого священника. Ведь трудиться бесплодно, трудиться, не видя плода, это почти адское наказание. Не зря греки населили преисподнюю душами, которые заняты бессмысленным трудом: закатыванием на гору срывающегося вниз камня, наполнением бездонной бочки. Напротив, видеть плоды своих трудов, это ли не подлинное счастье! Есть овощи со своего огорода, наслаждаться на старости заботой правильно воспитанных детей, жить в собственными руками построенном доме. Все это – образы подлинного счастья, и молодой священник чувствовал себя так, словно он заселился в им построенный дом, в котором его окружают правильно воспитанные дети.
* * *
Жизнь течет. Реки на картах сохраняют старые названия, но люди, заходящие в реки, заходят всякий раз в новую воду. Каждый день приносит свои заботы, а печали и радости, как Бобчинский с Добчинским, стоят у дверей жизни, любезно пропуская вперед друг друга. Наш батюшка продолжал служить, хоронить, крестить, освящать жилища. Тюрьму конечно тоже не забывал. Все так же служились по воскресеньям молебны. Изредка совершалась Литургия, и люди, из которых многие пролили человеческую кровь, причащались Христовой Крови.
В одно из таких посещений читал священник акафист Сладчайшему Иисусу. Когда начал читать, людей в молельной комнате было совсем чуть-чуть. Но постепенно народ собирался и к концу акафиста священник чувствовал, что за спиной у него уже до полсотни народа. Акафист прочитан, пропет прокимен Евангельского чтения. «Премудрость! Прости! Услышим святаго Евангелия!» Батюшка развернулся к пастве лицом, чтобы сказать «мир всем» и поперхнулся. Среди молящихся заключенных стоял Сергей, самый активный прихожанин, встреченный на воле благодарственным молебном и напутствованный дюжиной лучших пожеланий.
Когда-то один из стариков-священиков рассказывал бывальщину из дореволюционной жизни. Служил в карпатском селе поп всенощную в период сенокоса. И вдруг полил дождь. Сильнейший. Люди бросились из храма спасать сено. Повернулся священник, чтобы сказать «мир всем». Видит, в церкви пусто, за дверями на улице все плывет. И сказал батюшка вместо «мир всем» «пропало моє сіно». Нечто подобное испытал и наш священник. Молебен был дослужен и проповедь сказана, но в груди у батюшки что-то опустилось и «сено пропало»
* * *
В каждой тюрьме есть карцер. Есть холодные каменные мешки, в которых усмиряют особо непокорных. Это как бы тюрьма для тех, кто и так сидит в тюрьме. Внутренняя тюрьма. Она убивает одиночеством и быстро съедает оставшееся здоровье. Но есть и другая внутренняя тюрьма. Это тюрьма нашей внутренней порчи, которая никуда не исчезает с переменой внешних обстоятельств. Выйти на свободу телом, оказывается, еще ничего не значит. Нужно вместе с телесным исходом выйти на свободу духом. Так и евреи, выведенные из Египта, легли костями в пустыне, а в Землю Обещанную вошли только их дети.
Все это так, тысячу раз так. И не одного Сергея это касается, но всякого из нас, поскольку поваляться в грязи сразу после купания и вернуться, как пес, на свою блевотину умеет каждый.
Жизнь, само собой, продолжилась. Обида съелась, горечь подсластилась. Чтобы не рвать душу себе и не сыпать соль на рану Сергею, батюшка даже не узнавал причину новой «ходки». Сергей ведь рецидивист. Его и за украденную бутылку минеральной воды теперь никуда кроме строгого режима не посадят. Но урок был получен.
Отпраздновали взятие Бастилии, а потом с ужасом обнаружили, что у каждого внутри своя «Бастилия» и взятие ее – задача гораздо более трудная.
Куда более, чем тюрьма видимая и понятная, страшна тюрьма внутренняя, невидимая и непонятная. Из-за того, что ты из нее не вышел, ты в любую другую тюрьму попасть можешь. В любое время. Не приведи Господь.
