Интимная жизнь в русских деревнях и селах прошлых столетий – тема в современной исторической науке до сих пор малоизученная. Древнерусские литературные источники церковного происхождения, следуя строгим правилам христианского благочестия, старательно избегали каких-либо описаний любовных отношений («плотногодия»), но при этом яростно осуждали «злых жен», поглощенных «похотью богомерзкой» и «скверным блудом». Как отмечает доктор исторических наук, профессор Н. И. Пушкарева, в памятниках письменности XVI–XVII столетий церковные дидактики настоятельно подчеркивали, что именно женщины более подвержены сладострастию и охочи до «любы телесныя», а потому «мужей оболщают, яко болванов». Но как бы ни были строги традиционные каноны, предписывавшие девушкам и женщинам блюсти целомудрие и супружескую верность, непростые реалии дореволюционного крестьянского быта вносили свои коррективы в устоявшиеся патриархальные догмы.
Блуд – добрачное или внебрачное сожительство, равно как и прелюбодеяние – супружеская измена, в рамках традиционной русской культуры считались тяжелым грехом как для женщины, так и для мужчины. Однако к нравственному облику женщин требования предъявлялись значительно строже. В своей книге «Жизнь русской женщины. Невеста, жена, любовница» профессор Н. И. Пушкарева отмечает, что, несмотря на отраженное в средневековых кормчих книгах формально равное право супругов требовать расторжения брачных уз в случае измены, на деле женщине было куда сложнее избавиться от неверного мужа, чем самой поплатиться за «чюжеложьство». Так, для мужа прелюбодеянием обычно считалось наличие побочной семьи – постоянной любовницы и детей от нее, тогда как жену легко было записать в «прелюбодеицы» даже за единичный случай интимной связи на стороне. При этом простить согрешившую с другим супругу крестьянин не имел права – его за такую «мягкотелость» осуждали и взимали денежный штраф в пользу Церкви. Прелюбодеек в русских деревнях били «смертным боем», затем нагими запрягали в оглоблю или привязывали к телеге и гнали кнутом по улице.
Как пишет доктор исторических наук, профессор В.Б. Безгин в своей статье «Русская деревня конца XIX – начала XX века: грани крестьянской девиантности», нарушение целомудрия незамужними деревенскими девушками также осуждалось среди крестьян, хотя и в меньшей степени, чем среди семейных. Уличенным в блуде «гулящим девкам» мазали ворота дегтем, отрезали косы, обливали платья купоросом и острой водкой, завязывали рубаху на голове и голыми по пояс гнали по селу. В то же время согрешившим до брака возлюбленным было легче уговорить родителей дать согласие на венчание, и такое случалось нередко. Как правило, такую поспешность в крестьянских общинах склонны были оправдывать: «Царь не волен в ветрах, а человек в своей плоти».
Что же касается прелюбодеяний, то этнографические источники дореволюционной России утверждают, что «нарушения супружеской верности очень редки в селах», равно как и сожительство, не узаконенное венчанным браком. Однако существуют и другие свидетельства, оспаривающие нерушимость брачного обета в русской крестьянкой среде. Так, например, шведский пастор Г. Седерберг, наблюдавший быт русской деревни в 1710-е годы, писал, что супружеские измены здесь дело весьма обыкновенное, «исключая случаи, когда мужнюю жену совсем увезут и возьмут в сожительство». Печально известна и практика снохачества (сожительства свекра с женами своих сыновей), особенно распространившаяся в XVIII—XIX веках, после того, как молодые крестьяне были вынуждены на долгий срок уходить в рекруты или на отхожие промыслы. Согласно отчетам Святейшего Синода, нравственные устои в русской деревне к концу XIX – началу XX века изрядно пошатнулись, в результате чего возросло число случаев незаконного сожительства и внебрачных детей (хотя оно и оставалось значительно ниже, чем в городах). Так, например, если среди городских новорожденных в 1898 году внебрачных было 9%, то в деревнях и селах всего 0,7%. Однако, как отмечает В.Б. Безгин, процент городских бастардов пополнялся также за счет крестьянок, уезжавших рожать в город, чтобы избежать позора.
Несмотря на то, что распутство замужних женщин в деревнях всегда подвергалось резкому осуждению, односельчанки довольно легко закрывали глаза на прелюбодеяния среди так называемых «солдаток» – женщин, чьих молодых супругов призывали в армию уже вскоре после свадьбы, и которые вынуждены были оставаться «соломенными вдовами» по нескольку лет подряд. Согласно данным В.Б. Безгина, «солдатки» не преследовались общиной за измену, а их незаконнорожденные дети пользовались такими же правами, как и законные. Также весомой причиной, по которой замужней женщине община могла простить прелюбодеяние, было раннее вдовство или половое бессилие мужа.
Хотя профессиональной проституции в русской деревне не существовало, однако вдовы и солдатки, в основном, составляли контингент сельских женщин, которые легко могли согласиться на оказание половых услуг за подарки и вознаграждения. То же относилось и к крестьянкам, отправлявшимся на сторонние заработки к зажиточным землевладельцам или прислуживавшим в барских домах. Пользуясь своим положением, помещики и «кулаки» не стеснялись заводить себе наложниц среди зависимых от них крестьянок, а иногда имели даже целые неформальные гаремы. По наблюдениям публициста С. Шашкова, на севере России среди крестьянской бедноты распространены были случаи, когда в сексуальное услужение к приказчику или состоятельному землевладельцу своих жен отправляли сами мужья и брали за это плату. Среди городских проституток в конце XIX века также большинство составляли представительницы бедного крестьянского сословия (более 47%), при этом чаще всего они относились к бывшей домашней прислуге.
