«А ну тише, архаровцы!» — с такими словами обращается к своим товарищам один из героев повести Николая Печерского «Сережка Покусаев, его жизнь и страдания». Как до, так и после революции слово «архаровцы» действительно было, что называется, «ходовым». Однако откуда пошло это прозвище и кем изначально были эти самые архаровцы?
В действительности прозвище архаровцы было образовано от фамилии Московского губернатора и обер-полицмейстера, Николая Петровича Архарова. Если верить книге Владимира Муравьева «Московские слова, словечки и крылатые выражения», Николай Архаров начал свою службу в Преображенском полку простым рядовым, когда ему едва исполнилось 15 лет. Он довольно быстро поднимался по карьерной лестнице и к 1771 году уже удостоился чина капитан-поручика. Тогда же Архарову выпал шанс по-настоящему проявить себя. Дело в том, что в то время в Москве вспыхнула эпидемия чумы, а вместе с тем и знаменитый Чумной бунт. Для его подавления императрица Екатерина II вызвала своего фаворита Григория Орлова вместе с четырьмя гвардейскими полками.
Как пишет Ирина Сергиевская в своей книге «Москва романтическая», одним из таких полков и командовал Николай Архаров. Орлов остался так доволен исполнительным и энергичным Архаровым, что даже порекомендовал Екатерине перевести Николая Петровича в полицию с присвоением нового звания полковника. Императрица так и поступила. В 1772 году Архаров был назначен обер-полицмейстером Москвы. Николай Петрович Екатерину не подвел. Как утверждает Нина Молева, автор книги «Москва – столица», об умении Архарова распутывать самые сложные дела ходили легенды еще при его жизни. За помощью к обер-полицмейстеру не раз обращалась и сама императрица. Так, в своей книге «Москва пешком. Самые интересные прогулки по столице» Олег Рассохин упоминает случай, когда из Зимнего дворца была украдена икона, которую Архаров нашел меньше чем за неделю.
И в самом деле, если верить изданию «Москва великая» коллектива авторов, фамилия Архарова наводила на преступников трепет. Николай Петрович в буквальном смысле слова определял незаконопослушного гражданина, едва взглянув на него. Слава о его уникальных способностях достигла даже Европы. Парижский полицмейстер Сартин написал Николаю Петровичу восторженное письмо, в котором сообщал о том, что не может, как он выразился, «надивиться» своему коллеге из России. Екатерина II, видя такое отношение к Архарову европейцев, тоже не скупилась на награды: вскоре Николай Петрович стал генерал-поручиком, а также занял высокую должность губернатора Москвы.
Вот только Юрий Нагибин в своей книге «Всполошный звон» пишет о том, что далеко не все было так радужно тогда в Москве, как описывают многие авторы. Нагибин уверен в том, что солдаты Архарова «прославились» вовсе не как хорошие полицейские, а как самые настоящие разбойники. Подчиненные Николая Петровича бесчинствовали в городе, грабили, насиловали и даже убивали. Именно поэтому, по мнению русского историка Петра Сытина, жители Москвы стали называть полицейских презрительно – «архаровцами». С Сытиным согласен и автор «Энциклопедического словаря крылатых слов и выражений» Вадим Серов.
Вадим Серов уверенно заявляет о том, что Николай Петрович Архаров разработал систему самых жестких, а порой и жестоких мер по уменьшению преступности в Москве. Да и упомянутый Чумной бунт 1771 года он подавил очень решительно. Многим москвичам поведение и методы Архарова пришлись не по душе, а потому обер-полицмейстер снискал среди горожан не слишком добрую славу. Негативное отношение жителей Москвы к Николаю Архарову распространилось и на его подчиненных. Благодаря этому московских полицейских и стали называть «архаровцами».
Презрительно или нет, но как утверждает Марина Петрова, автор «Словаря крылатых выражений», первоначально так действительно называли сыщиков и полицейских. Между тем с течением времени история «архаровцев» позабылась, а вот презрительный подтекст самого слова остался. Впоследствии «архаровцами» стали называть не блюстителей порядка, а, напротив, нарушителей этого порядка, то есть грабителей, хулиганов и тех, кто был готов на всякого рода отчаянные поступки. Иногда так обращались, правда, в шутливой манере, и к озорным детям.
