Монумент перед храмом Василия Блаженного в Москве известен даже тому, кто никогда не бывал на Красной площади. Его изображение сегодня украшает каждое поздравление с Днем народного единства. Обывателю всё в памятнике кажется логичным и закономерным: и фигуры народных героев, и «говорящая» композиция, и выбранное место. При ближайшем рассмотрении лишь одеяния Минина и Пожарского рождают вопросы: разве на Руси начала XVII века носили одежды, сильно напоминающие древнегреческие хитоны, а в бой шли разутыми?
Как пишет Максим Семков в монографии «Русский костюм в начале XVII века», во времена Минина и Пожарского традиционный мужской наряд был трехслойным. В качестве нательного белья использовали сорочку и порты. Поверх надевался распашной зипун и верхние штаны. Для выхода на улицу на домашнюю одежду надевали «третий слой» – кафтан, который носили «внакидку» или «в рукава», но никогда не подпоясывали (исключение – служилый кафтан). В непогоду кафтан могли дополнить однорядкой – аналогом кафтана, но долгополым до щиколотки, без воротника и с длинными рукавами, в которых сделаны прорези для рук.
Одежда зажиточных людей от простых отличалась лишь качеством тканей и декором. Например, верхний кафтан богатых почти всегда украшали застежки с нашивками из золоченого шнура, с плетеной тесьмой, пряденым серебром или золотом. Сапоги носили все мужчины-горожане поголовно, разве что совсем спившийся бедняк не мог найти денег хоть на поношенные сапоги. Но оба героя – и неродовитый Минин, и князь Пожарский – почти раздеты, да к тому же, без сапог. Хотя события Второго народного ополчения происходят осенью 1611 года.
От идеи создания памятника героям ополчения в 1802 году до его отливки литейным мастером Василием Евдокимовым в 1817 году, замысел монумента почти не менялся – все сразу сошлись во мнении, кого нужно водрузить на постамент. А вот «переодевали» народных героев несколько раз, да и позы их меняли.
В первой версии в лучших традициях классицизма фигуры облачили в античные одежды и разули. Минина одели в древнегреческий хитон, подпоясали, накрыли плащом. Вытянутой рукой он указывал на Кремль, который требовалось освободить от поляков, а другой – держался за меч вместе с Пожарским. Русский князь также был одет в античный хитон. Он словно устремлялся вперед, на что намекал развивавшийся за плечами плащ. На голове князя был римский шлем, а в поднятой руке – опять-таки римский щит.
В более позднем проекте 1809 года произошли серьезные изменения. С нижегородского старосты «сняли» плащ, а длинный хитон стилизовали под русскую рубаху. Пожарского «посадили», но одежду оставили все-таки античную, только щит попытались приблизить к русскому, изобразив на нем нерукотворного Спаса.
В окончательном варианте стилизованный хитон Минина слегка «подрезали» и украсили вышивкой, чтобы сделать более похожим на крестьянскую рубаху, и дополнили портами. Тем самым почти полностью избавив русского купца от античных одежд. А вот Пожарский так и остался в греческом хитоне. Только плащ решили спокойно положить на плечо князя, а его шлему и вовсе выпала доля стоять позади хозяина на скамье – так что увидеть шлем можно только обойдя памятник.
Чтобы понять, почему идея русского скульптора-монументалиста Ивана Мартоса с облачением русских героев в античные одежды получила одобрение, достаточно вспомнить слова русского историка Ивана Забелина. В книге «Минин и Пожарский» он пишет об уникальном умении «воспитывать героев», которым обладали древние греки и римляне. Выполнение гражданского долга они возводили до уровня подвига, который сохранял имена конкретных людей в народной памяти, да и мировой истории, на века. Такая героизация помогала древним грекам и римлянам воспитывать патриотов. Возможно, то же самое пытался сделать и русский скульптор Мартос?
Почему тогда Минина в итоге почти лишили визуального статуса античного героя, оставив только на Пожарском греческий хитон? У того же Забелина можно прочесть, что Минин занимал в Нижнем такое положение, что дополнительно «внушать уважение» при помощи одежды необходимости не было. Нижегородцы добровольно выбрали его судным начальником за честность и порядочность, справедливость и разумность. В нем и без античных одеяний видели человека почти идеального, обладающего высокими патриотическими добродетелями и кристальной честностью. И такой образ для потомков сохранили исторические хроники современников Минина.
А вот князь Пожарский, по мнению большинства историков-современников, был «человек малоспособный». Как пишет Забелин, он не совершил ничего незаурядного, того, что обнаружило бы его непревзойденные способности военачальника. «Его не все любили и не все слушались», – подчеркивает Забелин. А будучи военачальником, он совершал поступки, которые, с точки зрения современников, являлись недопустимыми ошибками.
Поэтому неслучайно Мартос посадил Пожарского, а ключевой фигурой композиции сделал Минина. И недаром на князе в итоговой версии сохранились одежды античных героев – они должны были напомнить потомкам, что при всей заурядности Пожарский стал для Минина именно тем, кто способен повести ополчение на Москву и освободить столицу от польских захватчиков.
Первое, на что обычно обращают внимание, – это босые ноги Минина и Пожарского. Нежели они собрались воевать без сапог? Или пожертвовали всем, чтобы добыть денег на ополчение? Всё оказывается чуть сложнее. Возможно, отсутствие сапог – еще один символ. И, как ни странно покажется, но символ истинной православной веры. Достаточно вспомнить, что апостолы, а вслед за ними и большинство русских православных подвижников не носили сапог. Босым ходил и преподобный Иринарх Затворник – тот самый, что благословил князя Пожарского на ратный подвиг. К православной символике отсылает и дата 4 ноября. В этот день православные отмечают праздник иконы Казанской Божьей Матери – благодарят чудотворную помощницу, символизирующую народное единение и торжество православия, за помощь в спасении Москвы и России. Именно перед этой иконой князь Пожарский молился в ночь перед походом, который закончился славной победой.
