Его называли печенегом, могучим существом с детским сердцем. Он осуждал Петра I, написал письмо Александру II, отвергал культурную «евроинтеграцию» и верил в русскую миссию.
Аксаков поступил в Московский университет в тот год, когда Белинский был исключен из него. Студенту на момент поступления было 15 лет. В студенчестве Аксаков был участником кружка Станкевича, проводил в нем каждый вечер и, как сам писал, «не мог от этого кружка оторваться». Кружок этот отнюдь не был славянофильским. В нем обожали Гегеля, критически смотрели на русскую жизнь, отрицательно отзывались о русской литературе и постоянно «нападали на Россию, возбужденные казенными ей похвалами». Нужно отметить, что Аксаков, хоть и был чрезвычайно близок этому кружку, признавался позже, что такие нападки причиняли ему боль.
Чуть позже, уже в московских салонах Константин Аксаков знакомится с Н. В. Гоголем и М. С. Щепкиным. Именно эти знакомства постепенно делают его славянофилом. Он увлекается древней Русью и археологическими истоками жизни, с радостью изучает простую жизнь народа и становится историком славянофильского течения. Почти все западное становится для него антонимом России. Аксаков не носит европейского платья, а носит бороду, косоворотку и мурмолку — круглую шапку с меховым отворотом. Он запрещает при нем разговаривать на французском. Как и его отец, он придает большое значение наружности, которая «составляет тон жизни», мечтает освободить Россию от западной моды.
В 1846 году Аксаков напечатал статью «Семисотлетие Москвы», вокруг которой разгорелись нешуточные страсти. По тем временам статья была смелой и даже дерзкой. Автор осуждал Петра I за перенос столицы из Москвы в Петербург, настаивал на том, что у Москвы особое значение — мессианское. Русь, по Аксакову, — патриархальная и общинная, она сакральна, а царица-Москва, ее центр и символ — средоточие этой сакральности.
За аксаковскую статью редактор получил выговор от властей, а в обоих столичных «Ведомостях» началась полемика. В южной столице писали, что Москва выражала собой не власть над Русской землей, но власть Русской земли, и что именно ей принадлежит честь победы над Наполеоном — он будто бы сам молвил Тучкову: «Столица ваша Москва, а не Петербург, который ни что иное, как резиденция государя». Санкт-Петербургские Ведомости, наоборот, настаивали, что время Москвы прошло, она — древность и предмет ностальгии.
Аксаков решает достучаться до царя и в 1855 году пишет Александру II записку «О внутреннем состоянии России» (опубликована она будет лишь в 1881). В ней — новые идеи нового государства, в котором у власти и у простого народа будут разные полномочия. Русский народ, по Аксакову, должен жить патриархально, общинно. Начинается эта записка ярко: «Русский народ есть народ не государственный, т. е. не стремящийся к государственной власти, не желающий для себя политических прав, не имеющий в себе даже зародыша народного властолюбия». Аксаков объясняет призвание варягов править Русью не чем иным, как желанием народа передать политические полномочия кому-то, а себе оставить «внутреннюю общественную жизнь, свои обычаи, свой быт, — жизнь мирную духа». Поэтому правительство должно лишь защищать и оберегать естественную жизнь народа — в этом его истинное назначение. Пожалуй, единственная критика русского народа, которую позволяет себе Аксаков, умещается в одном предложении: «Есть в России отдельные внутренние язвы, требующие особых усилий для исцеления. Таковы раскол, крепостное состояние, взяточничество». В остальном же — православному самодержцу слушать народ, ослабить немного цензуру и править себе неограниченно и свободно. Добавим, что записка эта до царя дошла и была им прочитана.
Аксаков разделял и даже противопоставлял правду внешнюю и правду внутреннюю, как он разделял и противопоставлял Запад и Россию. «Путем внутренней правды» он называл жизнь в крестьянской общине, ее христианское нравственное устройство. «Путем внешней правды» — путь, выбранный западными обществами — правовые государства, участие общества в политике своей страны и так далее. Как и все славянофилы, Аксаков верил в особый русский путь, особую миссию русского народа. И если для западных стран больше подходит понятие «государство», то для России, по Аксакову — «земля».
Это противопоставление стало почерком Аксакова, а статья, называвшаяся «Публика — народ. Опыт синонимов» принесла ему особую известность. Публикой в ней он называет образованную часть общества, дворянство, и вот что он пишет об этих людях, к которым и сам принадлежит:
«Публика выписывает из-за моря мысли и чувства, мазурки и польки; народ черпает жизнь из родного источника. Публика спит, народ давно встал и работает. Публика едет на бал, народ идет ко Всенощной. Публика танцует — народ молится. Публика презирает народ — народ прощает публике. И в публике есть золото и грязь, и в народе есть золото и грязь. Но в публике грязь в золоте, в народе золото в грязи. Публика и народ имеют эпитеты: публика у нас — почтеннейшая, а народ — православный».
Общественный резонанс и реакция властей были Аксакову обеспечены. Даже газета, опубликовавшая эту статью, вскоре была наказана и прекратила свое существование. Эта публикация считается одним из наиболее ярких образцов критики дворянского сословия в истории русской общественной мысли
«Могучее существо, с громким голосом, откровенное, чистосердечное, талантливое, но чудаковатое», — писал об Аксакове русский историк Соловьев. Погодин называл Аксакова печенегом за его «восточные» взгляды и атлетическое сложение. Но все современники утверждают, что до конца дней в Аксакове было что-то детское, младенческое. Сам отец Аксакова писал о нем: «Кажется, остается желать, чтобы он на всю жизнь оставался в своем приятном заблуждении, ибо прозрение невозможно без тяжких и горьких утрат: так пусть его живет да верит Руси совершенству». Аксаков не был женат, жил с матерью и отцом, которого обожал так, что после его смерти и сам не смог выжить. Доктора удивлялись, как быстро начал чахнуть этот богатырь, и было ясно, что он умирает от тоски по своему отцу, а чахотка и сухотка — только ее проявления. Врачи советовали возить Константина Аксакова на гулянья и водевили, переселить его в теплый морской климат. Умер Аксаков на греческом острове Занте, исповедовавшись у греческого священника, едва говорившего по-русски, на своем любимом языке.
