Репарации, контрибуции и выплаты по облигациям, несмотря на принадлежность к дням минувшим, являются неотъемлемой частью политики времени настоящего. То Греция или Польша предъявят свои претензии к Германии, то России напомнят о старых царских долгах.
По сообщениям СМИ, в начале августа 2019-го депутат Национального собрания Франции Франсуа Веркамер направил министру страны по вопросам государственной службы и бюджета Жеральду Дарманену запрос, в котором попросил правительство республики внимательнее отнестись к правам французских держателей облигаций, выданных Россией во второй половине XIX – начале XX веков и аннулированных с приходом к власти большевиков. Размер претензий может достичь 53 миллиардов евро – именно столько французы в пересчёте на нынешние деньги вложили в ценные бумаги империи.
В России такие требования, естественно, были восприняты с удивлением. Во-первых, вопрос о возврате вложений был урегулирован Москвой и Парижем ещё в 1997 году. Согласно подписанному тогда соглашению, стороны отказались от всех финансовых долгов, которые возникли между ними до 9 мая 1945 года. Ну а во-вторых, если некоторых французов всё же имеющиеся договорённости не устраивают, нашей стране тоже есть что предъявить Франции.
Комментирующие ситуацию эксперты предпочитали не уходить слишком далеко. Большинство из них напоминали о встречных требованиях Советской России, которые она предъявила на Генуэзской конференции 1922 года, где и обсуждался вопрос о царских долгах. Тогда представители РСФСР в ответ потребовали возместить стране ущерб, причинённый иностранной интервенцией и блокадой. И речь шла об астрономической сумме – порядка 40 миллиардов золотых рублей.
«Если французов не устраивает последнее соглашение на эту тему, то мы можем вернуться к первому варианту: то есть мы выплатим им долги, а они нам — ущерб от их действий, который существенно превышает сумму задолженности по царским облигациям», — сообщил ФАН публицист и политический консультант Анатолий Вассерман.
«Это были не просто взятые с потолка цифры… Работа проводилась на основе первичных документов, которые получали с территорий, которые подверглись вот этой самой интервенции. Так что все это очень серьезно. Если они поднимают этот вопрос, то я думаю, что мы тем более должны поднять этот вопрос», — продолжил профессор кафедры международных финансов МГИМО, руководитель Русского экономического общества им. С. Ф. Шарапова, Валентин Катасонов. Его цитирует «Царьград».
Впрочем, если уж и вспоминать прошлое, одним началом XX века претензии, которые Россия может предъявить Франции, вряд ли ограничатся. Уж слишком длинная и многогранная история отношений у двух стран. Достаточно припомнить Парижу, какой урон нанесло стране вторжение армии Наполеона в 1812 году. Один лишь «победоносный поход» полководца на Москву оказался настолько разорительным, что руководимое им войско, вынужденное отступать тем же путём, вымирало от голода и мороза – просто потому, что прятаться было уже негде.
По подсчётам историка Сергея Теплякова, только столице Российской империи, которая была сожжена французами дотла, был причинён ущерб в 340 миллионов рублей серебром. Урон наиболее пострадавшей от войны Смоленской губернии составил около 74 миллионов рублей. Прямой же ущерб стране, освоенная часть которой лежала в руинах, по некоторым оценкам, мог превысить миллиард рублей.
И это не считая людей: с российской стороны потери составили от 450 до 500 тысяч человек, военных и мирных. И не считая того, что император Александр I по своей доброй воле настоял на Венском конгрессе на том, чтобы исконные французские земли остались у Франции. Хотя рука Пруссии так и тянулась к Эльзасу.
Россия по итогам Отечественной войны не получила практически ничего, кроме части территории Польши, – ни контрибуций, ни репараций, ни любых других денежных или материальных выплат. Более того, российским солдатам даже приходилось платить за еду и иные услуги во время заграничного похода, в том числе в Париже – соответствующие квитанции «партнёры» не преминули предъявить уже в 1814 году.
Насколько это справедливо – вопрос риторический. И французы, пожалуй, сами дают повод о нём напомнить.
