Принято думать, что казаки – обособленная часть русского народа, имевшая общие с ним духовные ценности. Между тем, ещё в XIX веке в глазах терских казаков жившие рядом с ними горцы Кавказа пользовались большим уважением, чем выходцы из Центральной России.
Различия в образе жизни между казаками и основной частью русских уходят вглубь веков. На Терек казаки пришли с Дона и Волги ещё в XVI веке, и впоследствии их состав пополняли в основном беглые крепостные. Расставшись с Русской равниной, поселенцы подпали под влияние соседей – осетин, дагестанцев и особенно чеченцев, в которых видели сродный себе «вольный дух». Смешанные семьи в области Терского войска стали обычным делом. Как показывают генетические исследования, терцы гораздо сильнее отличаются от русских, чем все другие потомки «степных рыцарей» – именно за счет большого процента кавказской крови. Казаки переняли у горцев не только предметы одежды, танцы и национальную кухню. Претерпел изменения сам образ жизни казаков и их менталитет. У терцев появились собственные адаты (обычаи), распространилось представление о казачьих отрядах как о «волчьих стаях». Примечательно при этом, что некоторые положительные качества чеченцев, такие, как гостеприимство, у казаков, по словам современников, не утвердились.
Если донские казаки сами осознавали свое отличие от русских крестьян и гордились превосходством перед ними, то о казаках Северного Кавказа сохранились в основном свидетельства со стороны. Особая неприязнь к русским отмечалась у гребенских казаков, вероятно, по причине религиозной розни. Гребенцы придерживались старообрядчества и не жаловали «никониан», которые для них были практически такими же «иноверцами», как и мусульмане.
«Собственно, русский мужик для казака есть какое-то чуждое, дикое и презренное существо, которого образчик он видал в заходящих торгашах», — писал Лев Толстой в повести «Казаки», изданной в 1852 году. Аналогичным образом, по наблюдениям писателя, некоторое время прожившего в станице Старогладовской, гребенцы относились к так называемым «шаповалам» — переселенцам с Украины.
Официальное присутствие России, усилившееся в годы Кавказской войны, казаки расценивали как посягательство на традиционную вольность и старые порядки. Хотя царские солдаты пришли на Терек для защиты станиц, казаки воспринимали соотечественников как угнетателей. Толстой отмечает, что к «джигиту-горцу», даже если он убил у казака родного брата, тот все равно относился как к более близкому человеку, чем к русскому военному, который курит у него в хате.
«Хочешь быть молодцем, так будь джигит, а не мужик», — поучали старые казаки молодых.
Случалось, что терцы уходили к чеченцам и вместе с ними воевали против регулярной армии. Самым известным из подобных «удальцов» был Яшка Алпатов, пользовавшийся особым доверием имама Шамиля. Его казнили за совершенные преступления в 1856 году.
Хотя жизнь бок о бок с горцами привела к обособленности терских казаков, это давало им определённые преимущества, которые отмечались и русскими из других губерний. Особенно полезными сложившиеся казачьи обычаи оказались за рубежом, где многие гребенцы и терцы оказались после Гражданской войны.
«В эмиграции мы оценили солидарность и спаянность казаков, выгодно отличающие их от общерусской «людской пыли», — восхищался князь Павел Долгоруков.
И все же названные особенности ушли в прошлое, хотя и сейчас есть те, кто ратует за возрождение «волчьих адатов». Различия между русскими и потомками различных групп терских казаков нивелировались в советское время, когда в Грозный приехало немало людей со всех концов страны. За несколько лет до начала Первой чеченской войны казаки взялись за оружие, чтобы защищать от вайнахских национал-радикалов всех русских, независимо от происхождения. Впрочем, давние симпатии казаков к чеченцам тоже никуда не делись. Есть свидетельства, что некоторые уроженцы станиц в тот же период поступали на службу к чеченскому президенту Джохару Дудаеву.
