Аликбер Аликберов о влиянии религиозных факторов на кавказскую экономику
В Пятигорске прошел IV международный форум «Российский Кавказ»: эксперты спорили о проблемах, а чиновники тем временем презентовали инвестиционные проекты.
По словам министра по делам Северного Кавказа Льва Кузнецова, в марте финансирование госпрограммы развития округа уже было увеличено на 120 млрд рублей – до 320 миллиардов. Только в будущем году округ должен получить 31,8 млрд рублей, а с 2021 года ему будет ежегодно выделяться по 33 миллиарда.
Если же по итогам нынешнего года региональные подпрограммы будут выполнены эффективно, то Москва может выделить дополнительные средства на развитие Северного Кавказа, заверил Кузнецов.
Только на региональные инвестпроекты планируется направлять ежегодно по 500 миллионов рублей (для каждого из субъектов).
По словам первого замминистра по делам Северного Кавказа Одеса Байсултанова, на сегодняшний день уже отобрано 23 инвестпроекта на общую сумму более 20 млрд рублей, они позволят создать в регионе 3200 рабочих мест.
Но есть и более крупные, межрегиональные проекты, приоритетные для Минкавказа в целом. Их, по словам Байсултанова, три: строительство медкластера на Кавминводах, создание Каспийского транспортно-логистического комплекса и перезапуск Тырныаузского ГОК.
Рамазан Абдулатипов, Лев Кузнецов и Одес БайсултановКак рассказал премьер-министр Кабардино-Балкарии Алий Мусуков, сейчас выбрано очень правильное время для возобновления добычи на месторождении редкоземельных металлов в Тырныаузе.
Во-первых, мировая стоимость вольфрама (он в основном используется в оборонпроме) постоянно растет. Во-вторых, в ближайшее время произойдет истощение существующих месторождений в России.
Мусуков уточнил, что общая стоимость проекта – от 14 до 17 млрд рублей, он позволит создать до 10 тысяч рабочих мест. Сейчас разрабатывается технико-экономическое обоснование и финансово-экономическая модель.
В перспективе же будет создан межрегиональный кластер, который объединит предприятия по производству твердосплавных материалов (в него войдут заводы «Терекалмаз», «Гидрометаллург» и «Победит»).
Алий МусуковНа Каспийский хаб потребуется 127 млрд рублей, зато он позволит создать не менее 15 тысяч рабочих мест. Инвестпроект должен включать, говорит дагестанский лидер Рамазан Абдулатипов, судоремонтный и судостроительный заводы, кластер по переработке морепродуктов, кадровый центр и даже автономную военно-морскую базу.
Абдулатипов уверен, что в XXI столетии Каспий будет играть такую же геоэкономическую роль, как и Персидский залив в XX веке. Ведь уже сегодня ежегодный торговый оборот прикаспийский государств составляет 6 млрд долларов и постоянно растет.
Главная проблема в реализации проекта может быть связана исключительно с неурегулированностью правового статуса Каспия, считает Абдулатипов.
Рамазан АбдулатиповА за финансированием якобы дело не станет: дагестанский лидер заверил, что частные инвестиции в Каспийский хаб могут составить 110 млрд рублей, их готовы выделить компании из Китая, Вьетнама, Турции и Ирана.
Насколько реальны все эти перспективы экономической кооперации Северного Кавказа с соседними странами? Об этом корреспондент КАВПОЛИТа поговорил с заместителем директора Института востоковедения РАН Аликбером Аликберовым, возглавляющим Группу сравнительного изучения Северного Кавказа.
Аликбер Калабекович, в последнее время очень активный интерес к России и российскому Кавказу в частности проявляет Иран. Иранских экспертов я все чаще встречаю на различных мероприятиях на Кавказе, и на форуме тоже анонсировали присутствие советника иранского посольства Хасана Салехмаджда.
Россия и Иран очень тесно сотрудничают. Я не вижу никакой другой зарубежной страны на Кавказе, которая бы так тесно взаимодействовала с Россией и российским Кавказом...
А как же постсоветские страны?
Что касается постсоветского пространства, там есть разные аспекты. Есть проблема Каспия, по которой мы никак не можем прийти к согласию. А я имею в виду стратегическое сотрудничество. Благодаря этому союзу нашему с Ираном, благодаря нашему сотрудничеству и общности наших интересов удалось во многом как-то успокоить ситуацию в Сирии.
Я вчера виделся с послом Ирана на региональном конкурсе «Книга года. Иран и ислам в русскоязычном пространстве». И посол говорил, что товарооборот России и Ирана (за последний год, с того момента, как с Ирана официально были сняты санкции) вырос на 80%. Это на самом деле фантастически!
Да, непосредственно на кавказском театре этот рост несильно отражается, поскольку взаимодействие России и Ирана идет в глобальном масштабе.
Но если мы будем выстраивать модели взаимодействия на местах, то надо развивать тот тренд, который уже наметился (имею в виду прямые контакты глав субъектов, которые исходят из экономических интересов и потребностей своих регионов). Здесь есть еще невостребованный и неиспользованный ресурс!
Приведу оценки Евразийского банка, который оценил торговые отношения между Россией и Казахстаном.
80% всего товарооборота приходится на трансграничное сотрудничество. И эти цифры не учитывают еще частных вложений, которые составляют около 4,5 млрд долларов.
Открываются новые компании, создаются рабочие места – и все это происходит с помощью приграничного сотрудничества! И это самый главный ресурс и на Кавказе.
Но если рассматривать приграничное сотрудничество, не кажется ли вам, что экономические и торговые проекты Кавказа и Ирана могут натолкнуться на сугубо религиозные, культурные ограничения? Недавно в Махачкале был показан иранский фильм «Мухаммад – посланник Всевышнего», в котором присутствует художественное изображение Мухаммада. И это вызвало активный протест в Дагестане...
Я бы сказал, не столько в Дагестане, сколько в Чечне. Муфтий Чечни Салах Межиев сказал: точка зрения ученых наших, что это смотреть нельзя.
Здесь есть два аспекта. Первый – собственно религиозный, миссионерский, который распространяется только на верующих людей.
Здесь есть проблемы, которые касаются разных толкований внутриисламских. В исламе не принято показывать лицо пророка. Во всех миниатюрах (в том числе иранских) лицо его закрыто.
А есть другой аспект – культурного взаимодействия, в том числе с религиозной сфере.
Снова вернусь к примеру вчерашнему. Первая премия была выдана Аширбеку Муминову из Казахстана за книгу «Ханафитский мазхаб в истории Центральной Азии». То есть, понимаете, первое место выиграла ханафитская работа.
То есть Иран исходил из критериев научной объективности и значимости работы. И в этом я не вижу никаких проблем.
Как исламская страна Иран заинтересован, чтобы исламское образование и у нас тоже развивалось.
Но на фильм не надо смотреть в религиозном аспекте, как на продукт для миссионерского распространения. Конечно, мы понимаем, что любой фильм несет некий идеологический месседж, будь он иранский или американский.
Но фильм – это явление, можно так сказать, светской культуры (хотя Иран и исламская республика, там есть светская культура, как ни странно), и к этому именно так и надо относиться.
Но если религиозный деятель запретил этот фильм на своей территории – то люди, для которых этот муфтий является авторитетом, безусловно, не будут его смотреть. И это их право, которое мы не можем осуждать, обсуждать.
Но это не значит, что этот запрет распространяется и на людей светской культуры. Наши сограждане – светские люди, как мне кажется, достаточно самостоятельные в своем выборе, и мы можем сами судить, что смотреть.
То есть вы считаете, что мировоззренческая разница в принципе не может служить фактором, ограничивающим экономические проекты разных стран на Кавказе?
Триста лет Дагестан находился в непосредственной сфере влияния Ирана, триста лет это была часть общего культурного ареала вместе с Азербайджаном. Это Восточный Кавказ, и там господствовал шафиитский мазхаб.
Шли религиозные войны, и это страшная вещь: убивали людей, которые не принимали шиитскую форму ислама. Но разве Дагестан стал шиитским?
Азербайджан стал.
В Азербайджане правящий класс, который был шафиитским, принял шиизм, потому что так они господствовали политически.
Но почему сунниты вдруг должны стать шиитами?!
Мы, напротив, возрождаем нашу богословскую суннитскую традицию, идет консолидация, выработка новых принципов, чтобы была единая общероссийская школа при сохранении нюансов.
В конце концов, ханафитов и шафиитов мы никогда не объединим. Но на уровне улемов какие-то предметы могут быть предметом консенсуса. Чтобы верующий человек понимал – что надо делать так, а что не так.
Ученый в споре может принять какие-то решения, если его убеждает оппонент. Вот в каких-то вопросах Абу-Ханифа был прав или неправ.
Например, в вопросе о том, что не надо являться на молитву после того, как ты выпил. То есть некая двусмысленность. И многие ханафиты считают, что должен быть полный харам: вообще нельзя пить – ни до, ни после молитвы.
И в этом смысле шафиитский запрет, наверное, лучше.
Как тут не вспомнить недавний визит Рамзана Кадырова в Саудовскую Аравию...
Кадыров показал себя лидером, который стоит над религиозными противоречиями.
Элита, политический класс должны быть над своим этническим сообществом, и тогда элита ведет свой народ вперед. А если она замыкается на своих узких интересах, то она даже на найдет ворота, куда двигаться.
Единство и многообразие должно нас ввести вперед. Фетва [принятая чеченским муфтиятом об отрицании ваххабизма] обозначила границы своей традиции. И все имеют право обозначать такие границы.
Но Кадыров показал: мы открыты миру и мы готовы к сотрудничеству, мы работаем вместе. И это самый сильный удар по радикалам, который все видят в черно-белом виде: «Наши – не наши». Мир многообразен!
Самое важное сегодня – это идти вперед, к прогрессу, к процветанию не через конфронтацию, а через конструктивное взаимодействие.
Войны никогда-никогда ни к чему хорошему не приводили.
Естественно, помимо Ирана и Саудовской Аравии должны быть и другие центры взаимодействия для регионов Кавказа. Но ведь очень сложно выработать единый вектор, если политические предпочтения Москвы меняются так быстро: то мы дружим с Турцией, то враждуем, то снова дружим...
Не надо ни с кем враждовать, замыкаться на какой-то отдельной стране, но и не надо никого идеализировать. Надо выстраивать многовекторность работы, особенно со стороны регионов!
Те регионы, которые достаточно уверенно себя чувствуют, так и делают. Есть партнеры, которые нужны, чтобы решать какие-то экономические проблемы.
Но если не будет трансграничного сотрудничества с Грузией, как вы затем будете восстанавливать отношения?
А ведь Грузия – это дальнейший путь и в Иран, и в Армению. Конечно, можно построить стены, чтобы никто ни с кем никогда не общался.
Но тогда так и останется Кавказ дотационным регионом, но сколько можно будет деньги вбухивать сюда. Можно же людям дать не рыбу, а удочку. Пусть сами ловят, они могут, а не могут – надо их научить!
Да, будут идеологические противодействие с разных сторон, но вы увидите, когда процесс [трансграничного сотрудничества] пойдет, как это сильно повлияет на внутриконфессиональную ситуацию.
Есть такое понятие – лаззат, оно означает прелесть веры. Но это личное дело, каким образом ты эту прелесть получаешь.
Люди поймут: то, какой ты веры, какого течения, в какой форме ты веруешь в Бога – это абсолютно твое личное дело. А есть общественное пространство, где обозначаются общие приоритеты, отвечающие интересам всех народов.