Лучшие годы Пуришкевича прошли в общении с евреями
Пуришкевич — гимназист.
Его товарищ и друг — сын кишиневского раввина, Котловкер, ныне один из соиздателей петербургской газеты «Копейки», «Солнца России» и др. журналов.
Пуришкевич — студент Новороссийского университета.
Его товарищ по университету и друг — «мой лучший друг», как он говорил мне впоследствии,— сын одесского раввина, Айхенвальд, теперь — один из известных литературных критиков, философ и лектор.
Будучи студентом, Пуришкевич начинает свои первые шаги на литературном поприще. Я припоминаю, как он приходил в редакцию «Одесских Новостей».
В старую редакцию времен Старкова, Оболенского, Сириуса, Лапидуса. (...)
Редакция была полна евреями. (...)
В ту пору Пуришкевич писал стихи [но, кажется, в Одесских Новостях не печатался] и, являясь в редакцию, лобызался с евреем — секретарем редакции, В. Лапидусом.
Пуришкевич носил синюю рабочую «голландку» и казался светлым лучезарным идеалистом-юношей.
Пуришкевич — земец...
Его лучший друг...
Нет, его лучшими друзьями были в Аккермане — евреи; в управе, в которой он председательствовал, служил еврей Клейман, все типографские заказы он отдавал еврею-типографу Гринштейну (теперь издатель «Аккерманского Слова») и так его любил, что впоследствии, когда был уже российским обер-юдофобом, хлопотал в Новороссийском университете о зачислении в студенты сына Гринштейна. (...)
В качестве председателя аккерманской земской управы Пуришкевич почти ежедневно принимал евреев-корреспондентов, Сидикмана и Гвирцмана.
Общество не любило Пуришкевича. (...) Он искал утешения у евреев, у корреспондентов Сидикмана и Гвирцмана. Со специальным корреспондентом «Одесского Листка» Чивонибаром, Пуришкевич разъезжал по аккерманскому уезду в карете, натирал одеколоном его виски, жил с ним в Сарате в одной комнате, вместе столуясь.
Как видите, нельзя сказать, чтобы Пуришкевич был органическим юдофобом. Лучшие годы прошли в общении с евреями.
Но вот он наплевал на земство, на то самое земство, которое раньше благодарил за избрание председателем, и укатил в Петербург, к Плеве.
Пуришкевич — чиновник.
Петербургский чиновник, он проникает к издателю «Гражданина» Мещерскому, вхож и в «Новое Время», пишет в «Московских Ведомостях».
Пуришкевич — союзник.
Пуришкевич — депутат и обер-юдофоб.
Почему?
Для карьеры это не вредно.
Прошлое Пуришкевича может показать, насколько «искренне» его настоящее.