Лысый Пуришкевич. История первого «фрика» и последнего монархиста

«Скажите, вы в самом деле видели Родзянко? Пуришкевич в самом деле был лысый? Ах! Ах! Какая тема! Высокий класс!» — так эмоционально отреагировал на Ипполита Матвеевича Воробьянинова, выдававшего себя за бывшего члена Государственной Думы, Авессалом Владимирович Изнуренков. Отмеченный Львом Толстым Благодаря этой реплике в романе «Двенадцать стульев» большинство советских граждан впервые узнавали о существовании в Российской империи некоего депутата Пуришкевича. Любители отечественной истории знают его как участника убийства Григория Распутина, которое иногда называют «последним детективом в истории империи». Вряд ли один из самых узнаваемых политиков начала XX века в России ожидал, что плоды его деятельности оставят столь скромный след. Более того, уже к моменту его кончины от монархии, за которую так боролся Пуришкевич, не останется и следа. Он родился 24 августа 1870 года в Кишиневе в дворянской семье. Несмотря на наличие в роду декабристов, воспитывался Володя Пуришкевич в консервативном духе. Впоследствии его принадлежность к черносотенцам породит легенду о том, что Пуришевич был необразованным мракобесом. В действительности совсем наоборот — Кишиневскую гимназию Владимир окончил с золотой медалью. Свои способности Пуришкевич подтвердил в Одесском университете, где с отличием окончил историко-филологический факультет. Друзья считали, что у него явно присутствует литературный дар. Молодой человек рискнул отправить один из своих рассказов самому Льву Толстому, и тот нашел, что у Пуришевича есть способности к этому виде деятельности. От чиновника до политика Но для «инженера человеческих душ» Владимир Митрофанович был слишком уж вспыльчивым и эмоциональным. За свои хулиганские выходки он еще в гимназии получил прозвище «Володька-сумасшедший». По окончании университета Пуришкевич служил в Аккерманской земской управе Бессарабской губернии. В 1897-1900 гг. он занимал пост председателя уездной земской управы. Со своими обязанностями чиновник справлялся успешно и пошел на повышение — его отправили на службу в Петербург, в Министерство внутренних дел. К 1904 году Пуришкевич был чиновником для особых поручений при главе МВД Вячеславе Плеве. Неудачная Русско-японская и последовавшая за этим первая русская революция привели к серьезным изменениям в стране. Официальное разрешение деятельности политических партий ввело в жизнь России много новых лиц. Пуришкевич стал одним из лидеров крайне правой организации «Союз русского народа». Ее члены выступали за сохранение монархии в России в неизменном виде, а также вели борьбу с революционерами. Он был одним из сильнейших ораторов организации, выигрышно выделяясь на фоне коллег. И это стало фактором, из-за которого «Союз» раскололся. Пуришкевич убеждал, что появление Государственной Думы может укрепить монархию, в то время как его оппоненты возражали против парламентаризма в любой форме. В конечном счете Пуришкевич со сторонниками создали в 1908 году «Русский народный союз имени Михаила Архангела». Первый «фрик» Государственной Думы Начиная со II созыва, Владимир Пуришкевич трижды избирался в Государственную Думу. В российском парламенте он стал первым и самым ярким политическим «фриком». Начальник одной из канцелярий Государственной Думы Яков Глинка говорил о Пуришкевиче: «Он не задумается с кафедры бросить стакан с водой в голову Милюкова (лидер партии кадетов — прим. АиФ.ru) Необузданный в словах, за что нередко бывал исключаем из заседаний, он не подчинялся председателю и требовал вывода себя силой. Когда охрана Таврического дворца являлась, он садился на плечи охранников, скрестивши руки, и в этом кортеже выезжал из зала заседаний». Привлекая к себе внимание, заставляя оппонентов срываться, он сам никогда не терялся, умея выставлять противоположную сторону в глупом и нелепом свете. В Думе знали, что в действительности Пуришкевич человек умный, начитанный и ничего не делающий просто так. После начала Первой мировой войны он практически свернул свою политическую деятельность, занявшись организацией санитарных поездов для эвакуации раненых. Он и сам в качестве начальника эшелона выезжал на фронт. «Вся Россия одинаково смотрит на ужас, который представляет собой Распутин» Происходящее в тылу Пуришкевича крайне беспокоило. Он видел, что дезорганизация происходит не от революционеров, а от правительства, и даже более того — от окружения Николая II. В ноябре 1916 года он, вернувшись в парламент, произнес с трибуны слова, которые от него как от монархиста никто не ожидал услышать: «Дезорганизация тыла у нас составляет несомненную систему и создается твердой и непреклонной рукой. Эта система создана Вильгельмом и изумительно проводится при помощи немецкого правительства, работающего в тылу у нас...» В своем дневнике Пуришкевич записал: «Я знаю, что высказал то, что чувствовала Россия. Я знаю, что ни одного фальшивого звука не было в моей речи. Я чувствую, что в ней не сквозила хамская наглость Гучкова, но что вся, проникнутая чувством верноподданейшей любви, она должна была показать государю, что вся Россия, от крайнего правого крыла до представителей левых партий, не лишенных государственного смысла, одинаково оценивает создавшееся положение и одинаково смотрит на тот ужас, который представляет собой Распутин, в качестве неугасимой лампады в царских покоях». Он был убежден, что ради спасения монархии от полной дискредитации Григорий Распутин должен быть удален от царской четы любой ценой. Выстрел Речь в Думе стала причиной, по которой князь Феликс Юсупов предложил Пуришкевичу примкнуть к заговору против Распутина. И в итоге ему суждено было стать его ключевой фигурой. Распутина, которого заманили в дом Юсупова, планировалось отравить пирожными, но яд не сработал. Тогда князь Юсупов выстрелил в «старца», и тот упал. Заговорщики решили, что он умер, однако Распутин «ожил» в тот момент, когда собирались избавляться от его тела. «Старец» бросился наутек, окончательно деморализовав всех своих убийц. Всех, кроме Пуришкевича. Политик преследовал Распутина, но никак не мог попасть в него: «Не могу передать того чувства бешенства, которое я испытал против самого себя в эту минуту. Стрелок, более чем приличный, практиковавшийся в тире на Семеновском плацу беспрестанно и попадавший в небольшие мишени, я оказался сегодня не способным уложить человека в 20 шагах». И все-таки Пуришкевич сумел собраться и произвести точный выстрел, оборвавший жизнь любимца царской четы. Сохранить убийство в тайне не получилось, и верный монархист предпочел вместе с санитарным эшелоном уехать на фронт. Несмотря на ярость императрицы, строгое наказание заговорщикам не вынесли. Пуришкевич просто оставался на фронте, где его и застала весть о Февральской революции. Неисполненное обещание В первые недели Пуришкевич еще надеялся, что все будет сведено к конституционной монархии, однако слово «республика» звучало все чаще. Попытка сформировать новую монархическую организацию летом 1917 года потерпела неудачу. А затем случилась вторая революция за год, на сей раз большевистская. Меньше чем через месяц после прихода к власти Ленина и его соратников Пуришкевич был арестован в Петрограде по обвинению в подготовке заговора. Это была чистая правда — он пытался создать условия для свержения правительства большевиков. Первые дни Октября были очень мягкими в плане приговоров, и монархист получил всего 4 года принудительных общественных работ при тюрьме. В апреле 1918 года Пуришкевича освободили по инициативе главы ВЧК Феликса Дзержинского. Взамен он дал обещание не участвовать в борьбе против большевиков. От своего слова он отрекся быстро. Обосновавшись в Киеве, Пуришкевич основал Общество активной борьбы с большевизмом. В конце 1918 года бывший депутат присоединился к Белому движению на юге России, отвечая за идеологию и пропаганду. Отдавал ли политик себе отчет в том, что миссия его полностью провалена? Среди белых монархисты составляли меньшинство, так что Пуришкевич, можно так сказать, являлся в их стране «белой вороной». Но он в душе надеялся, что хотя бы конституционная монархия в итоге восстановится. Судьба избавила его от последнего разочарования. В январе 1920 Владимир Пуришкевич умер в Новороссийске от сыпного тифа.