Пресса о нас, Леся Рябцева: «Только у меня есть смелость прийти в кабинет Венедиктова и повысить на него голос»
Автор: Вадим Мещеряков
О ситуации вокруг радиостанции «Эхо Москвы», истории своего успеха и новых героях российской оппозиции в интервью «Свободной трибуне» рассказала Леся Рябцева, журналист и помощник главного редактора «Эха Москвы»
Алексея Венедиктова
В последние недели радиостанция «Эхо Москвы» подверглась давлению со стороны самых разных структур: от МЧС до Роскомнадзора. На прошлой неделе общественность взбудоражила новость о том, что руководство холдинга «Газпром-медиа» своим приказом уволило журналиста радиостанции Александра Плющева за «нарушение журналистом всех допустимых морально-этических норм».
Дело в том, что на прошлой неделе после гибели сына главы администрации президента России Сергея Иванова, журналист «Эха» Александр Плющев в своем личном аккаунте в Твиттере задал своим читателям вопрос: «Считаете ли вы гибель сына Иванова, некогда сбившего старушку и засудившего ее зятя, доказательством существования бога/высшей справедливости?»
На такой вопрос живо отреагировал депутат муниципального собрания московского района «Щукино» Максим Кац, который выразил свое недовольство таким поведением Плющева. Спустя некоторое время журналист сообщил, что гендиректор ЗАО «Эхо Москвы» уведомил его об увольнении. Главный редактор «Эха Москвы» Алексей Венедиктов с таким решением не согласился и сообщил, что, согласно уставу, уволить журналиста может только главред.
Помимо этого на решение об увольнении Плющева повлиял и радиоэфир, в котором он обсуждал ситуацию в донецком аэропорту с журналистом «Лос Анджелес Таймс» Сергеем Лойко. За этот эфир Роскомнадзор вынес «Эху Москвы» предупреждение.
Разбираться с нападками на радиостанцию, помимо Венедиктова, теперь приходится и Лесе Рябцевой, 23-летней девушке из Волгограда, начинавшую свою карьеру на «Эхе Москвы» с должности продюсера. Спустя три года она стала, по ее словам, альтер эго главного редактора Алексея Венедиктова и занимает сейчас должность помощника главреда.
Рябцева также ведет на сайте радиостанции блог «Краем глаза», в котором рассказывает о героях закулисных встреч Венедиктова и о том, чего бы никогда не узнали читатели о героях передач на «Эхе». С недавних пор Рябцева совместно с руководителем благотворительного проекта «Нужнапомощь» Митей Алешковским ведет передачу «Чувствительно», посвященную благотворительности.
В интервью «Свободной трибуне» Леся Рябцева рассказала о том, как живет редакция во время атаки на «Эхо», как ей удалось добиться успеха, своих целях на будущее и новых героях российской оппозиции.
«Свободная трибуна»: Не могу вас не спросить о той ситуации, которая возникла вокруг Александра Плющева и «Эха Москвы» в последние дни. За последний месяц на «Эхо» оказывают достаточно сильное давление. Как вы считаете, ситуация с Плющевым ― это звенья одной цепи, продолжение давления?
Леся Рябцева: Это общая ситуация в стране, некий накал, атмосфера вокруг нас. Она не только связана с журналистикой и «Эхом». Это политические, этические, социальные истории, которые сейчас происходят в нашем обществе. Как любит говорить Венедиктов, все дышали озоном, а мы кислородом, и сейчас пытаются сделать так, чтобы мы подышали озоном тоже. У меня есть еще позиция, что мы всегда жили в таком напряжении, а остальные либо об этом не знали и не замечали, либо это их не касалось.
Сейчас в стране наступил такой период, когда почти каждый столкнулся с каким-либо давлением. И когда он перенес на себя эту ситуацию, он начал замечать то, что творится с нами и у нас. Надо признать, что давление на нас в таком количестве одновременно не случалось почти никогда. Никогда не было претензий и предупреждений к эфиру «Эха». К сайту были, к эфиру за всю историю не было. Это лишь результат общей ситуации в стране и общей истерии, которая происходит повсеместно.
"не каждый скандал и не каждую нашу проблему мы выносим в паблик и тем более в эфир"
Такие проблемы, как у вас, есть, наверное, у всех крупных СМИ в России. Однако «Эхо» всегда было открытым, все проблемы радиостанции с различными структурами всегда выносились в эфир и на сайт. Давление на независимые СМИ в России с каждым днем все больше?
Как человек, который 24/7 работает с Венедиктовым, могу сказать, что не каждый скандал и не каждую нашу проблему мы выносим в паблик и тем более в эфир. Это вопрос приоритета. Если главный редактор решает, что проблему выносим в паблик, мы делаем эту историю публичной. Это способ защиты либо нападения. Но есть очень много вопросов, которые мы решаем за кулисами.
Когда к нам в свое время приходили претензии от Роскомнадзора, мы все это решали в закрытом режиме, потому что считали это правильным. Но в какой-то момент мы выбрали политику полной открытости и начали рассказывать о том, что на нас есть нападки.
Что касается вообще ситуации со СМИ в России, неудивительно, что это происходит. Такова ситуация в стране. Но есть страна, а есть государство. Государство хочет унифицировать, зачистить СМИ. Так принято, что власть хочет сделать СМИ удобными для них. Вопрос не только в настроении властителей, тут вопрос настроения общества в целом. И все это взаимосвязано. Истерия видна везде. Эти 84% населения будут рады нашему закрытию, если это преподнесут в виде убийц или жидобандеровцев. Это взаимосвязанные вещи.
Думаете, если бы не твит упрека Максима Каца, сверху нашли бы другой повод?
В заявлении на увольнение, которое было предъявлено Саше [Плющеву], было две претензии. Не только твит. Была претензия со стороны Роскомандзора по поводу прямого эфира с Лойко [Сергей Лойко ― корреспондент «Лос-Анджелес Таймс»] по ситуации в донецком аэропорту. Второй момент ― твит Саши, который якобы нарушил морально-этические нормы. Поэтому хотели бы ― нашли бы другой повод.
Венедиктов в одном из интервью сказал, что давление на «Эхо» ― это заказ сверху, однако не Путина или председателя совета директоров холдинга «Газпром-медиа» Михаила Лесина. Венедиктов сообщил, что у него есть предположения, но имена он назвать пока не готов. А что думаете вы по поводу давления на радиостанцию? Кому на данный момент это нужно?
Нет конкретного человека, потому что, если бы это был указ Путина, нас бы уже не было. Чей это может быть указ лично мне не известно. Это абсолютно неважно. Если не один, так другой. Это вопрос того, кто решится, кто возьмет на себя ответственность. Я верю в карму. Поэтому, если кто-то из них решится, ― это будет публичная история, и все будут знать имя человека, который закрыл радиостанцию «Эхо Москвы».
Я считаю, что в правительстве сидят достаточно умные люди, поэтому нет пока такого человека, который бы пошел на этот шаг. Не обиделся и кинул в нас какой-то проверкой, а именно закрыл. А все остальное ― ерунда. Мы постоянно со всеми ругаемся, нами вечно все недовольны. Сегодня дружим с одним, а завтра можем с ним же поругаться. Это обычная история.
В интервью «Свободной трибуне» и многим другим изданиям Венедиктов не раз рассказывал истории, как его больше 10 раз обещали уволить с «Эха». Нынешняя ситуация с возможным увольнением отличается от других? Вы верите в то, что Венедиктов в этот раз может покинуть свой пост?
Журналиста можно уволить по указу главного редактора, а самого главреда убирают акционеры. Венедиктов готов к отставке каждый день. Мне кажется, это то же самое, но в другом профиле.
Что вы имеете в виду?
Венедиктов не изменился. У него абсолютно такие же устои, как и 20 лет назад. Соответственно, люди, которые были им недовольны, так и остаются недовольными. Как тогда подпинывали «Эхо» и Венедиктова, так и сейчас подпинывают. Ситуация в стране влияет на то, не что эти люди делают, а как они это делают. То есть вместо того, чтобы просто закрыть, они тебя помучают.
На днях стало известно, что Екатерина Павлова уходит с поста гендиректора ЗАО «Эхо Москвы». Алексей Венедиктов считает, что ее убирают с «Эха» только потому, что редакция нашла с ней общий язык. Какое мнение у эховских журналистов по этому поводу и лично у вас?
Это не уход Павловой, это акционеры решили ее убрать с должности. Мы выстроили такую систему, что генеральный директор не был связан напрямую с каждым журналистом, он был напрямую связан с цехом, а цех представляли наши же люди. Мы обезопасили журналистов по максимуму от этой бумажной волокиты. Поэтому журналисты точно не по этому поводу беспокоятся. Для них важно, какая у них будет зарплата, когда будут отпуска и так далее.
С Екатериной Юрьевной мы действительно научились договариваться. Мы четко следовали ее указаниям, мы заполняли разные бумаги по тем рекомендациям, которые нам давали и которые были приняты в ЗАО «Эхо Москвы». Будем работать со следующим генеральным директором, посмотрим. Как сказал Венедиктов, мы против ее устранения, потому что причина непонятна. Работала бы себе, и было бы все замечательно.
"мы своих не бросаем, не признаем это увольнение, а значит проблемы нет"
Какая сейчас обстановка в редакции?
Когда случилась ситуация с Сашей Плющевым, все объединились, и я слышала из каждого отдела, из каждого кабинета, что это дало некий катализатор работать еще больше. Все работали всю смену напролет, от и до. Делали свою работу очень хорошо. Не было соплей, за это я очень уважаю своих коллег. У них есть работа, и они отвечают головой перед слушателем в первую очередь, и у каждого из них есть ответственность.
Несмотря на то, что мы очень дружный коллектив, стадное чувство у нас отсутствует, потому что мы все друг друга поддерживаем. Но если Саша Плющев попал в неловкую ситуацию, он не будет никогда нас гнобить за то, что мы продолжаем работать. Он наоборот скажет: «Чуваки, не обращайте внимания, идем дальше». Мы будем без лишнего пафоса работать, особенно из-за такой ерунды. Мы своих не бросаем, не признаем это увольнение, а значит проблемы нет. Не надо на это отвлекаться, не надо выходить с пикетами. Не нужно вообще об этом думать. Я все-таки представляю администрацию, и для меня очень важно настроение в коллективе. И я за него отчасти отвечаю. Я немного боялась и не знала, как среагирует редакция, но я увидела целостность мышления и общее понимание ответственности перед слушателями и поддержку. Но это была не сопливая поддержка, и я, конечно, каждому из них безумно благодарна.
Какое у вас сейчас ваше отношение к Максиму Кацу после того, как с его подачи началась эта история с Александром Плющевым?
Я к Максу всегда относилась странно и сложно. Я не вижу его вины в этой ситуации. На самом деле, меня больше обидел его пост, который он написал уже после того, как стало известно, что Сашу хотели уволить. Макс почему-то возомнил себя человеком, который может давать какую-то аналитику. Человеком, который может представлять ситуацию: «Если бы я был главным редактором». Макс забыл о том, что в приговорах всегда две стороны. И я рада, что он не мой главный редактор и считаю, что Макс иногда думает очень прямолинейно. Если бы его когда-нибудь очень сильно пожурили за какой-то пост в социальной сети ― в личном пространстве, он обязательно бы, как мне кажется, сказал бы, что это притеснение свободы слова, и что ему не дают высказаться. Я бы его поддержала.
Надо понимать, что каждый имеет право высказывать свою точку зрения. Я могу по-разному относиться к Саше и Максу, но считаю, что они оба имеют право высказывать свое мнение, тем более на своей личной площадке. Максимум, я обижена на Каца только за его пост, что он размышляет, что бы он там сделал. Он не знает всех деталей и вместо того, чтобы поддержать нас, он сделал не очень хорошо.
Мы с Кацом работаем совместно в различных проектах, но в таких историях я понимаю, что доверять ему не хотелось бы просто потому, что я не знаю, как он себя может повести. Чаще всего, он ведет себя очень сумасбродно и очень эгоистично. Макс ― некомандный игрок. И, наверное, поэтому я к нему отношусь так же, но с легкой обидой.
"я выскочка"
Отойдем от недавних событий и поговорим о вас. Расскажите, когда вы пришли на «Эхо» и с чего начинали там свою работу?
На днях был эфир, где я начала об этом говорить и начала свой ответ с фразы «Я выскочка». Ситуация была в том, что три года назад мне посчастливилось выдрать зубами себе стажировку на «Эхе Москвы». Я училась в РГГУ на факультете журналистики и меня хотели отправить, по-моему, на телеканал «Мир». Я отказалась и добилась того, чтобы пойти на «Эхо». При этом я вообще не понимала, что это за радиостанция, я ее не слушала, не смотрела сайт. Я была полным нулем в политике. Меня привели сюда со словами, что если я очень постараюсь, меня обязательно возьмут на «Эхо».
Три года назад я пришла на стажировку и мне чудом удалось попасть в отдел продюсинга, в котором я собственно потом и застряла. Чтобы было понятно: чтобы остаться на работе на «Эхе Москвы», обычно ты должен пройти стажировку в качестве референта. Референты ― это девочки в аквариуме, секретари, которые общаются со слушателями, организуют внутреннюю работу радиостанции. Без них мы бы ничего не могли.
Когда я пришла три года назад, я отстажировалась месяц в отделе продюсинга и осталась. Предложение о работе мне было сделано шеф-продюсером и Венедиктовым через две недели после того, как я пришла на «Эхо». Мне посчастливилось себя показать. Было очень много информационных поводов, и я смогла быстро на них отреагировать: найти информацию, гостей. Это было как раз очень тяжелое лето, когда была «Булгария», крушение самолета с хоккейным «Локомотивом». У меня была возможность проявить себя. Два года я работала продюсером и в принципе никого не трогала, собирала чудесные эфиры с чудесными коллегами и спикерами, и все было спокойно.
Через два года мне захотелось чего-то нового. Венедиктов как раз возглавил общественный штаб по наблюдению за выборами мэра Москвы. Я пришла и сказала, что хочу какую-нибудь работу. Венедиктов сказал: «Вот есть штаб, занимайся». Я стала ассистентом Венедиктова в этом штабе. Суть в том, чтобы он ни о чем лишнем не думал, я забрала на себя весь удар по организации работы со СМИ внутри штаба, взяла на себя работу с кандидатами и организацию графика Венедиктова внутри штаба. После этой истории Венедиктов предложил мне стать второй помощницей. Первой была Катя Кобзева. Она осталась на «Эхе», но на тот момент уезжала на стажировку в США на месяц. Соответственно, кто-то должен был ее прикрыть на это время. Мы подумали, что это замечательная возможность для меня взять пробный месячный период, после которого, если честно, мой мозг немного взорвался, и я ушла в творческий кризис, потому что не очень понимала, то ли это, чем я хочу заниматься. Катя вернулась, я какое-то время поработала и ушла ненадолго с «Эха Москвы» в поиске себя. В апреле этого года я вернулась на ту же должность и собираюсь еще быть очень долго помощником главного редактора и работать на «Эхе Москвы».
Вы писали, что не хотели становиться москвичкой, но вам этого не удалось. Что вы имели в виду?
Я живу в Москве с пяти лет. Родилась в Волгограде и очень люблю свой город. Когда я прилетаю домой и ставлю ногу на землю, я вдыхаю этот степной запах, и на меня накатывает нереальная эйфория. Конечно, безумно грустно видеть этот город в том состоянии, в котором он есть сейчас. Когда я уезжала из Волгограда, близкие и друзья говорили, что я стану москвичкой, а я отвечала: «Нет, вы что? Я никогда ей не стану». Но я, конечно, ей стала. Все-таки место, где ты живешь, очень влияет на тебя.
Москва ― сложный город, это огромный клубок. И, наверное, когда ты вплетаешься в этот клубок очень тесно, когда ты имеешь возможность влиять на цвет нитки в клубке, это…Это высокопарно. На самом деле, если меня не будет в этом городе, он этого не заметит.
"Только у меня есть смелость прийти в кабинет Венедиктова и повысить на него голос "
Почему именно вы стали альтер эго Алексея Венедиктова?
А почему нет? Только у меня есть смелость прийти в кабинет Венедиктова и повысить на него голос. Я думаю, что в первую очередь я стала тем человеком, который может сказать Венедиктову «нет». Для всех остальных он главный редактор, а для меня он Венедиктов. Я выскочка. И это ответ на вопрос.
Я выскочка, которая почему-то посчитала, что может сказать: «Вы не правы». Венедиктов ― молодец. Он умный и мудрый. Он наоборот во мне это взращивал, наверное, потому что вокруг таких, как он, очень мало тех, кто говорит правду или говорит «нет». По разным причинам. Несомненно, у нас есть команда, друзья. У каждого из нас. Но очень немногие готовы тебе сказать «нет, подожди, подумай еще раз». Наверное, это возможность скоррелировать свои мысли в общении со мной. Он на мне, например, проверяет свои высказывания. Как бы это смешно ни звучало, но половина его комментариев и интервью были подготовлены мной. Поэтому я, а никто другой.
Насколько я понимаю, вы ― автор многих спецпроектов на «Эхе». Откуда, учитывая нынешнюю апатию в обществе, вы берете силы? Профессионализм?
Во мне сочетается две зубодробительные истории. Во-первых, я перфекционист. Если я за что-то берусь, я изведу всех и вся, все нервы. Мой перфекционизм сталкивается с постоянным генератором идей. Я скачу по редакции и что-то придумываю. Эти силы идут изнутри меня. Я всегда такой была, но очень долго искала площадку, где бы я могла себя вот так выплескивать.
Для меня моя работа ― это то самое место, где я могу себя полностью отдавать, поэтому мне несложно, это не какие-то суперусилия. Может быть, это какое-то озарение, муза, яблоко на голову упадет, и я что-то придумываю. Если в этом что-то есть, то либо я сама цепляюсь за эту идею, либо Венедиктов говорит: «Ты вот сейчас мимо не иди, ты сказала это, услышь это, запиши и запомни». Потом ты сидишь и что-то докручиваешь. Если у тебя есть какие-то цели впереди, и ты хочешь к ним двигаться, то тебе проще выделять эти моменты работы. Например, если мне нужно продвинуть сайт, я ставлю своему мозгу задачу: придумай проекты для продвижения сайта. Если какая-то другая задача, я следую ей.
Как вам в роли ведущей?
Замечательно. Я не ожидала услышать себя в этом амплуа. Когда появилась передача «Чувствительно», которую я веду совместно с Митей Алешковским, я подумала о том, что Венедиктов мне говорил, что рано или поздно у меня появится свой эфир. Я не верила. Но он появился, и это круто. Это огромная ответственность. Нужно быть настолько уверенным в том, что ты делаешь и говоришь, быть настолько верным себе, чтобы не было стыдно перед аудиторией и перед своим делом.
Учитывая ваш график работы, вы хоть иногда спите?
Конечно, я сплю каждый день восемь часов. Это единственное условие, на которое я пошла работать с Венедиктовым. Я работаю очень допоздна, поскольку я сова, но есть условие, что я не встаю рано. И мой рабочий день начинается позже, чем у остальных, но и заканчивается позже.
Все больше молодых людей задумываются сейчас об эмиграции. Насколько я понимаю, вы уезжать из России не планируете. Что бы вы могли посоветовать тем, кто уже не рассчитывает на продолжение своей жизни в России?
Вопрос самореализации у каждого свой. У кого-то это семья и дети, у других ― слава и деньги и так далее. Самый главный совет ― не бояться. И не бояться нужно очень многих факторов. Во-первых, нужно не бояться, что ты подумал об эмиграции и думать, что от этого ты перестал быть патриотом, и что ты разочаровался в жизни, в стране и тебе за это стыдно. Не нужно бояться того, что о тебе плохо подумают твои друзья, семья или коллеги. Не нужно бояться того, что тебя ждет в новой стране. Не нужно бояться того, что ты принял это решение, потому что это не последнее решение в твоей жизни. Ты совершенно не знаешь, как повернется твоя жизнь через неделю. Ты можешь уехать в другую страну, а через неделю у тебя случится не дай Бог что-то плохое или дай Бог что-то хорошее, и ты вернешься обратно. Будь откровенен с собой, это самое важное.
Я надеюсь, у каждого человека есть друг, который скрасит его пребывание в стране, в которой он не хочет находиться. Очень важно понимать: ты бежишь от государства, от страны, людей или от себя. Была очень хорошая подборка, по-моему, в «Афише», где вспоминали разные истории представителей интеллигенции прошлого века, которые уезжали из страны и рассказывали причины, по которым они уехали. Мне кажется, очень важно правильно обозначить эту причину, потому что если ты бежишь сам от себя, то в какой бы стране ты не находился, тебе будет так же неуютно, как и здесь. Поэтому нужно не бояться быть с собой честным и откровенным.
Хватает мнений, что вы недостойны занимаемого положения, а некоторые и вовсе считают вас глупой. Летом о вас нелицеприятно высказалась главред журнала «The New Times» Евгения Альбац. Прокомментируйте периодические нападки.
Я думаю, это не красит этих людей в первую очередь. Я не знаю. Просто кто-то так воспитан, кто-то, возможно, на меня обижен. Если кто-то считает, что он более достоин этого места, я с радостью возьму себе недельный отпуск и посмотрю, как он здесь поработает. Так сложились обстоятельства, что я должна была оказаться на этом месте, и я почему-то здесь осталась. Венедиктов говорит, что я себя недооцениваю, и что я заслужила это место. Я не тот человек, который осуждает тех людей, которые так пишут. Это их личное дело.
Конечно, меня расстраивают эти истории, особенно когда это пишут люди, которых я, может, и не считала друзьями, но считала их приятелями или единомышленниками. Если они обо мне что-то такое пишут, то я боюсь, что они меня изначально не очень хорошо знали. Очень многие такие комментаторы наподобие Евгении Марковны Альбац со мной лично не знакомы. И более того, я уверена, что некоторые из них, если встретят меня на улице, пройдут мимо. И вот это огромная проблема: как человек может осуждать другого или судить, если он его не знает.
Насколько я знаю, Евгения Альбац в свое время приглашала вас в журнал «The New Times» на любую должность.
Это правда. История такая была, хотя сейчас она, может, и не вспомнит об этом. Поэтому мне было вдвойне обидно, она для меня была «крестной мамой» внутри журналистики. Когда она пишет потом такое, я не понимаю, зачем это. Люди меняют свое решение, мнение. Вот так бывает.
"каждый из нас живет в разных масках"
Насколько мне известно, в работе вы очень жесткий человек. В жизни же вы совсем другая. Какая вы настоящая?
Каждый из нас в разные моменты надевает маски. Потому что в общении с людьми мы идем на некий компромисс. Когда мы приезжаем к родителям, мы все такие паиньки, хорошие, чтобы их порадовать. Это одна маска. Когда мы идем к декану университета, когда мы идем сдавать зачет или сдаем налоговые документы, мы надеваем другую маску ― защитную или наоборот агрессивную. Я к тому, что каждый из нас живет в разных масках. И это не столько маски, сколько разные грани нас самих. Я везде настоящая. Это просто разное выпячивание своих сторон. Где-то иногда нужно прикрикнуть, быть строгой. Где-то, наоборот, нужно быть золотой рыбкой. Это вопрос ситуации и настроения. Я верю, что каждый человек не однообразен, он очень разный.
В своем последнем посте в блоге «Краем глаза» вы написали, что сейчас мы живем в другое время и не нужно ждать того, что нам когда-то обещала оппозиция. В частности, что нужно оппозицию перестать обвинять.
То, что люди стали говорить об изменениях, думать о них, это уже очень хорошо. До 2012 годы никто бы не мог подумать, что какие-то изменения вообще могут быть. И те единицы, которые думали об изменениях, не знали, что у них есть столько единомышленников по всей стране. Это главное. Это не значит, что оппозиция сделала что-то количественно огромное. Скорее всего, они сделали качественную работу, и это самоосознание. Они отчасти добились, чего хотели, но не таким качеством, количеством.
Я до 2012 года не думала, что меня что-то не устраивает. И вот оппозиция, наверное, это вытащила наружу. Не все довольны тем, что в стране так проходят выборы, не все довольны тарифами ЖКХ и размером пенсий. Мы начали думать на эти темы, мы – подростки, молодежь, – а не политики. Когда мы начали думать о стране, не как я и моя семья, а как симбиоз единомышленников, мне кажется, это самое главное, чего достигла оппозиция.
Также вы писали, что сейчас в оппозиции появляются новые герои. Кто они?
Я могла бы сказать что-нибудь пафосное, что каждый из нас теперь герой, но, наверное, новые герои ― это те люди, которые не побоялись пойти на выборы в Мосгордуму. Это новые герои. Ходорковский в этом смысле тоже новый герой пьесы, потому что его не было в 2012 году, а теперь он есть. Конкретных людей назвать сложно, потому что особой позиции нет, она атрофирована в стране.
Для меня Коля Ляскин герой, хотя он был в 2012 году, но сейчас стал делать что-то по-другому. Он мой друг, и я за ним слежу. Основной новый герой ― Ходорковский. Мне, скорее, грустно об этом говорить, нежели приятно, потому что я только его могу назвать.
Герои ― это и новые люди, мои ровесники, новые главные редакторы СМИ, которые участвуют в конструкции общественного мнения. В этом смысле герои. Это я имела в виду.
Венедиктов говорил, что после каждого поста в вашем блоге «Краем глаза» ему звонят герои ваших текстов и выражают свое недовольство. О чем это говорит? О боязни за свою репутацию или что? Ведь все они еще до встречи с вами понимали, что вы напишите именно то, что считаете нужным.
У каждого свои мотивы. Кто-то боится, что его покажут не таким, каким он себя рисовал в публичном обществе. Кто-то боится, что он сам себе не нравится, а я показываю его таким, какой он есть на самом деле. Ему это не нравится. Не нравится смотреть правде в глаза и не нравится, что он такой. Кто-то не готов потерять свое место, потому что я сижу иногда на закрытых встречах, и они заранее меня предупреждают: «Сегодня будут вопросы, которые в паблике ни в коем случае не должны появиться». Если мне так говорят, я следую этой просьбе, но выборочно. Если захочу, я могу написать часть с этой встречи.
У меня нет цели подставить человека. Я хочу рассказать о том, как это происходит, потому что таких, как я выскочек, очень мало. Никто не знает, что происходит на закрытых встречах с главными редакторами. Никто не знает, что происходит в кабинете у Шувалова. Никто не знает, о чем думает Ликсутов. Каждая из этих встреч уникальна и каждый из людей уникален, но у каждого свой мотив.
Когда мы говорили об апатии в обществе, вы сказали, что каждому человеку нужна цель в жизни. Какая цель у вас?
Для меня цель в этом смысле ― это скорее либо мотив, с которым я делаю то, что я делаю и плыву по течению либо это некие планки, которых я хочу достичь. Глобальная цель из разряда мечты ― я хочу полететь в космос и чтобы то, о чем я говорю, влияло на кого-то или кому-то помогало. Поэтому я говорю о такой ответственности, когда ты ведущий или публичный человек. Эта цель для меня очень далекая цель, потому что для меня, для 23-летней выскочки, нет ни малейшего права пока что-либо кому-либо диктовать. Я могу только задавать вопросы, которые могут кого-то навести на какую-то мысль.
Иная цель для меня – стать человеком, который будет иметь право это делать, то есть заиметь некий опыт. Соответственно, до этого этапа моя цель ― соответствовать своему возрасту и тому бэкграунду, который у тебя есть, то есть не забывать тот опыт, который у тебя был. Недавно прочла правильную цитату о том, что жизнь ― это такое испытание, когда ты каждый день вспоминаешь опыт своей души. В этом смысле цель для меня ― сохранение и память об этом опыте, чтобы потом реализоваться в чем угодно. Я говорю это абсолютно искренне.
Суть в том, чтобы ставить себе планки на пятилетку. Когда я училась в университете, Андрей Малахов у нас преподавал основы творческой деятельности журналиста. Он сказал: «Представьте, что вы хотите видеть через пять лет». На тот момент я настолько не была уверена в себе и своем будущем, что я не могла себе представить, что я хочу видеть спустя столько лет. Около полугода назад я поняла, что же я хочу видеть через полгода, и в принципе эта картинка у меня до сих пор сохранилась. Мне кажется, ставить перед собой такие планки очень важно. Достигнув этой планки, я постепенно иду к своим целям.
Через пять лет я хочу понимать, что не жалею о том, что я делала до этого. Я сейчас ни о чем не жалею, что я делала, но я еще слишком молода, чтобы открывать в себе свои же страхи и сомнения, что я сделала что-то не так. И вот через пять лет я хочу быть уверенной, что я правильно двигалась все эти пять лет. Я хочу двигаться витком за витком к какому-то идеальному Я. И когда я к этому приду, я хочу не жалеть, что я шла к этому именно такими способами, хочу быть уверенной, что я реально шла к этому идеалу.