Живиле Монтвилайте: Зрители — это скучно. Мне нужны участники

Культура

О сути профессии режиссера

Режиссура — это профессия, в которой нужно обмануть артиста. Я работала с прекрасной актрисой Аллой Каравацкой, которая сейчас больше не работает в театре — так сложилась жизнь. Она играла в «Роберте Зукко» даму, которая сидит в саду и подкармливает голубей. К ней-то как раз подсаживается убийца и заводит разговор. Я придумала, что эта дама будет слепой. И вот идут репетиции, она входит в роль. И прямо накануне прогона перед первым показом мастеров, я ей говорю: «Алла, ты не слепая». Как она кричала! «Ты сошла с ума! Ты вообще псих несчастный! Я не могу! Я не выйду на сцену! Это безобразие!».

Это, кстати, очень похоже на историю про Тарковского, который наливал кипяток в таз, сажал актеров, приказывал совать в таз ноги и снимал крупняки. После прогона вышел режиссер Миндаугас Карбаускис (сейчас художественный руководитель Театра Маяковского) и говорит мне: «Я не понял, она что, гениальная актриса?»

Об опережении времени

Не помню ни одной хвалебной рецензии на свои спектакли, хотя, может быть, я просто запоминаю только разгромные статьи. Мы ставили Пелевина в Ленкоме Shlem.com — это был 2005 год. Идея была в том, что все персонажи спектакля сидят в чате и зрители тоже. Для постановки мы специально связались с айтишниками, попросили их написать оболочку программы, поставили 8 веб-камер, которые записывали происходящее и зритель мог выбирать, что он хочет смотреть. Внутри были опции: «сон Ариадны», «скачать», «общаться», «смотреть». Айтишники кричали, что мы сумасшедшие. Ну а на третьем спектакле выяснилось, что кто-то из зрителей заразил программу. И вот на сцене актеры, а весь зал сидит и перезагружает Windows.

Сейчас я думаю, что мы были слишком преждевременны. Ни «Эфедра», когда зрители лежали на пуфиках, ни «Shlem.com» никто не понял. Это было рано для Москвы — зрители не были готовы к тому, что можно ходить по декорациям во время спектакля, говорить по телефону, сидеть с ноутбуком.

О Камбодже

В 2002 году мы вместе с продюсером Владимиром Месхи делали концерт группы «Тату» в Токио. У нас была большая команда, и мы решили после тура рвануть в Таиланд на Ко Панган, чтобы отдохнуть. В аэропорту мне говорят: «Мисс, вы не можете въехать в страну». «А Месхи?» — спрашиваю я. «Месхи, как гражданин Израиля, может, а вы — нет». Выясняется, что литовское посольство — а я гражданка Литвы — поленилось отправить необходимые документы в Таиланд. «Ваши дипломаты сэкономили, — вежливо объясняют мне пограничники. — Но это не страшно. Отправьте завтра документы самостоятельно. Утром мы идем к посольству и выясняем, что в этот день Тайский король празднует день рождения. Никто не работает, население ликует.

Но меня нельзя просто так остановить! Я тут же выясняю, что в Таиланд можно въехать через Камбоджу — безвизовый режим. Мы едем через Лаос, въезжаем в Камбоджу и — нам сразу становится понятно, как только мы пересекли границу, что ни на какой Ко Панган мы не поедем. Здесь все живое, здесь настоящие люди, здесь все дает силы жить и тебя питает.

Сначала мы решили провести там 3 недели, потом месяц, а потом я послала свою магистратуру, Месхи — шоу-бизнес, и остались надолго. Сюда приезжали все наши друзья. Потом тут и Владик Мамышев-Монро завис. Камбоджа — это портал, без нее не было бы Midsummer Night Dream, не было бы «Эфедры», не было бы ничего. Здесь можно спрятаться от всего. Я помню, как мы приехали в маленькую деревню — нам показывали, как живут кхмеры, — я выспалась в деревянном доме, вымылась в бочке, одела саронг, села на землю, мимо меня прошли два буйвола.

О кураторах русской культуры

Когда мы оказались в столице Камбоджи Пном-Пене, то практически первое, что мы увидели, — это русский культурный центр. Потрясающей красоты здание в стиле постмодернизма, на котором висели громадные амбарные замки. Камбоджа — это такая страна, где очень легко со всеми договориться. Вообще Россия и Камбоджа чем-то похожи, только у кхмеров еще не появился средний класс. Так вот, мы довольно быстро договорились с местными чиновниками о проведении мероприятий. В итоге мы стали кураторами русской культуры в Камбодже: литовка Жу и израильтянин Месхи.

Об интерактивных спектаклях

Когда мы вернулись из Камбоджи, начали делать театрализованные мероприятия. Началось все с клуба «Крыша». По сути, мы принесли на московский рынок новый тип ивентов. Здесь не было вечеринок, на которых переодеваются. Были аниматоры, но это была катастрофическая халтура. Я выгнала всех халтурщиков, собрала отличную базу настоящих актеров и начала делать представления. Вообще, вот эта тема, что на мероприятии не нужны настоящие актеры, — дескать, можно просто набрать людей, переодеть их и накрасить, — полная туфта. Профессиональные артисты понимают, что такое дисциплина и этика, они харизматичные, умеют зажигать публику.

Конечно, наши мероприятия на порядок дороже обычных презентаций или клубных вечеринок. Мы делаем несколько репетиций, долго ищем правильную музыку, хороших диджеев, вкусную еду, покупаем костюмы — мне нужно, чтобы все было идеально. И я никогда не бываю довольна. Это мое перманентное состояние. Я встаю утром и думаю, какое я говно, я не просыпаюсь счастливой. Из-за этого мы всегда работаем в ноль или в убыток. Мне часто друзья говорят: «Жу, успокойся, уже все отлично». А мне не отлично. Мне нужно еще вот здесь блесток насыпать и вишенку на торте поменять — потому что эта пожухлая какая-то.

Об экономике мероприятий

В конце прошлого года мы впервые делали большое мероприятие для детей — Midwinter Ball, все спрашивали, как у нас получилось сделать его таким недорогим: входной билет стоил всего 5000 рублей, а количество гостей на один ивент не превышало 25 человек. При этом мы сняли огромный особняк на Ленинградском проспекте, весь его декорировали, позвали около 50 артистов, гостей встречала карета, запряженная лошадьми, а внутри детей и их родителей ждало путешествие в духе «Форта Байярда».

История довольно простая: мы наши инвестиции, и делали пять дней подряд по два мероприятия в день. Утреннюю выкупала какая-нибудь компания — устраивала себе таким образом корпоративную вечеринку с детьми, а вечером — друзья и просто гости. Соответственно, экономика мероприятия тут же делилась на пять дней. 80% расходов покрывали компании, 20% — обычные гости. Вот и получилось не очень дорого. Мы хотели на одно из представлений позвать детей из детских домов, но в тогда это не получилось. Надеюсь, в будущем году сделаем.

Кстати, этот опыт показал, что люди больше готовы тратить на детей, чем на себя. И история с Midwinter вдохновила меня на то, чтобы сосредоточиться на подобных мероприятиях — к тому же это отличная замена корпоративным попойкам. И публика на них более благодарная. Да, ребята из больших корпораций более стеснительные, им нужно больше времени, чтобы открыться тому, что происходит. Да, в отличие от нашей тусовки, они не ходили с детьми по лабиринту, а честно ждали в большой зале, наблюдали за происходящим на мониторах, пили шампанское и болели за своих детей. Зато самые искренние и восторженные отзывы я получила именно от них — мне еще неделю после мероприятия звонили и предлагали сделать что-то подобное еще и еще.

О вечеринках для друзей

Я понимаю, что признание Rise Entertaiment как профессиональной команды началось с Midsummer Night Dream, которое по сути выросло из свадьбы наших друзей бизнесмена Салавата Тимирясова и художницы Марго Трушиной. Год за годом мы делали в усадьбе Середниково театрализованное мероприятие для друзей, которое сегодня считается единственным русским фестивалем, о котором пишет западная пресса и на которое съезжаются люди со всего мира.

Когда мы делали его в первый раз, то страшно переругались с Салаватом и Марго: мы никак не могли сойтись на музыке. Потом я начала ругаться с друзьями, потому что каждый год разной степени близости друзья говорили, что в этом году совсем не то, что в прошлом. Ну а теперь, когда мы вышли на коммерческие мощности — и это нормально, потому что все признанное должно становится коммерческим, — я слышу буквально следующее: «Все, наша сказка закончилась. Теперь на Midsummer приезжает черт-те кто. Все совсем испортилось».

О театре

Я очень боюсь, что потеряла хватку как режиссер. Хотя друзья говорят, что я говорю эту фразу уже 15 лет подряд. Я училась в ГИТИСе в мастерской Хейфеца вместе с Пашей Деревяненко, Ниной Чусовой, Аллой Каравацкой, Катей Конисевич. Делала спектакли. Но я никогда не занималась классическим театром, мне всегда был интересен интерактив. До Камбоджи я делала просто альтернативные постановки. Помню, как мы сделали первый этюд, и Хейфец кричал, что это черт знает что такое, потому что ничего понять невозможно. А я недоумевала, зачем понимать, что я делаю. Измерять спектакли можно только одним параметром: «вставило или не вставило». Ведь люди чувствуют не головой.

На четвертом курсе мы поставили пьесу Кольтеса «Роберт Зукко» — история серийного убийцы. Играли в 39 аудитории на третьем этаже. И вот последний спектакль сезона — он называется «зеленый», когда актеры и режиссер могут делать все, что захотят, — совпадает с моим днем рождения. Мы напечатали афиши «Разыскивается», пригласили друзей, в начале спектакля честно предупредили зрителей, купивших билеты, что здесь сейчас будет полный беспредел, и если они хотят сдать билеты, то могут это сделать. Никто не ушел. И дальше мы дурачились все время. Публика стонала. Это был лучший день рождения, который я тогда могла себе придумать.С