"Сейчас вопрос, какой путь выберет Путин". Интервью госсекретаря США Энтони Блинкена. ВИДЕО

Россия продолжает концентрировать войска на границе с Украиной, вызывая у мирового сообщества опасения, что она собирается совершить вторжение. На требования к Западу о гарантиях безопасности, включающих нерасширение НАТО, которыми сопровождались действия России у украинских границ, Москва в среду получила ответ от администрации США. Министр иностранных дел России Сергей Лавров заявил, что по вопросу о нерасширении НАТО на восток позитивной реакции нет. По его словам, решение о дальнейших шагах России будет принимать президент Владимир Путин.

Соединенные Штаты по-прежнему не знают, чего в конечном итоге пытается добиться Кремль, концентрируя войска у границ Украины, заявил госсекретарь США Энтони Блинкен в интервью Радио Свободная Европа/Радио Свобода. В беседе с корреспондентом РСЕ/РС Майком Экелем он, однако, подчеркнул, что Россию ждут "серьезные последствия", если она изберет "дорогу агрессии".

– Похоже, что между Вашингтоном и Киевом есть разница в оценках российской угрозы. Представитель Белого дома на днях сказала, что российское вторжение неизбежно. Президент Зеленский же неоднократно повторил: не надо паники. И во время вашей встречи с Зеленским в январе он, похоже, даже жаловался на то, что США преувеличивают угрозу и играют на возможности серьезной эскалации. Так как обстоят дела? Вторжение неизбежно? А если нет, то почему США говорят об этом так громко и с такой тревогой в своих публичных заявлениях и эвакуируют американских граждан и дипломатов из Киева?

– Конечно, президент Зеленский прав: не надо паниковать. И никто не

паникует. Мы смотрим на факты, мы действуем, исходя из расчетов, и мы делаем все возможное, чтобы показать Москве, что у нее есть выбор из двух вариантов: первый путь – это дипломатия и диалог, чтобы разрешить разногласия мирно, или путь агрессии, если она это изберет, и серьезные последствия, которые вытекают из этого. И мы прорабатываем оба направления и готовимся к любому выбору. Сейчас мы наблюдаем концентрацию российских сил на границе с Украиной – с юга, с востока, с севера. Эти силы превосходят все, что [было на границе] c 2014 года. Мы также в курсе планов удвоить эти силы в очень сжатые сроки, как и дестабилизировать Украину изнутри. Основываясь на фактах, основываясь на том, что мы видим, мы должны сделать все, чтобы быть готовыми к любому варианту. Мы делаем это в очень тесной координации и сотрудничестве с правительством Украины, а также с нашими союзниками и партнерами. Я только что был в Киеве, как вы знаете, у меня были очень хорошие встречи с президентом Зеленским, с моим коллегой, министром иностранных дел Кулебой. Мы практически ежедневно связываемся по этому вопросу.

– Вчера в Москве посол США Джон Салливан вручил заместителю министра России Грушко официальный письменный ответ США на российские ультиматумы. В числе прочего, этот ответ, как сообщается, включает в себя требование, чтобы Россия отвела свои войска не только из и от Украины, но и из Приднестровья и из Грузии. Кремль уже показал, что недоволен ответом. Скажите, что содержится в ответе США России?

– Два замечания. Во-первых, я уже слышал множество реакций от разных людей в России на документ, который мы предоставили им, а также на документ, который им предоставила НАТО. Но ответ, который заслуживает внимания, – это ответ президента Путина. Как заявляет российская сторона, этот документ у него на столе, и мы ждем его ответа, который, я уверен, будет донесен через министра иностранных дел Лаврова и других в недалеком будущем. Это то, что имеет самое большое значение. Мы были предельно ясны относительно документа, который мы предоставили России вчера, мы выслушали, какие проблемы их беспокоят, мы поделились

проблемами, которые вызывают нашу очень серьезную озабоченность, а также озабоченность наших союзников и партнеров в Европе действиями, которые Россия предприняла и продолжает предпринимать, которые угрожают безопасности всего евроатлантического региона. И мы предложили темы для обсуждения и высказали идеи о том, как мы могли бы – если Россия активно вступит в этот процесс на основе взаимности – укрепить коллективную безопасность для всех. Так что вопрос на самом деле сейчас состоит в том, какой путь выберет президент Путин. Выберет ли он взаимодействовать в том, что мне кажется конструктивным путем развития дипломатии, чтобы попытаться укрепить коллективную безопасность, или он возобновит российскую агрессию против Украины. Мы готовы к обоим вариантам. И, извините, я понял, что не ответил полностью на ваш первый вопрос, включая сокращение персонала нашего посольства. Моя первейшая задача как госсекретаря – обеспечить благополучие и безопасность людей, которые работают на нас, и их семей. А как вы знаете, в большинство наших представительств в мире наши сотрудники едут с семьями – с детьми, с супругами. И большинство из тех, кого мы попросили вернуться домой, были членами семей, и очень много детей тех, кто работает на нас в Киеве. Я сделал этот упреждающий шаг, чтобы быть уверенным, что, если случится конфликт, – а он может случиться внезапно, почти без предупреждения – люди находятся вне его зоны и в безопасности. Но мы сохранили крепкое посольство, полностью способное поддержать и работать с нашими партнерами в Украине по всем вопросам: в области экономики, безопасности, дипломатии. Посольство остается, и оно работает очень хорошо.

– Официальные лица США, и вы только что повторили это, не уверены, что Владимир Путин уже решил, начнет ли он новую войну, будет ли он использовать технические военные средства или он предоставит возможность развиваться дипломатии. Для тех, кто освещает Россию в течение длительного времени, как я, – я пишу о России уже более 20 лет, – и для кремленологов это звучит не очень убедительно. Я думаю, у США есть очень хорошее представление о том, чего добивается Кремль. Так чего он добивается?

– Я бы очень хотел это знать. Но я повторю, что единственный человек, который может вам сказать, чего добивается Кремль, – это президент Путин. Не думаю, что кто-то другой знает. И, может быть, он тоже в данный момент не знает, потому что это было его подходом в прошлом, и это определяет его подход к решению проблем сейчас: он создает как можно больше вариантов дальнейших действий. Они раскидывают палитру действий, а ты можешь указать только на часть из этого спектра. Россия разместила или может очень быстро разместить огромное количество военных сил и вооружений, которые могут начать широкомасштабное наступление против Украины с юга, востока и севера, и даже с запада. У нее есть масса других механизмов, чтобы попытаться достичь заявленных [Кремлем] целей в Украине, включая гибридные методы: кибератаки, подстрекательство к перевороту, обманные действия, попытка совершить провокацию с целью оправдать то, что Россия планирует сделать. Так что мы на самом деле не знаем, что сделает Россия. Мы не знаем, пойдет ли она на что-то из того, что я перечислил. Все, что мы можем сделать, – мы можем основываться на фактах, какими мы видели их исторически. В 2008 году Россия вторглась в Грузию. В 2014 году она захватила Крым и вторглась в Донбасс. Эти вызовы сохраняются по сей день. А сейчас она сконцентрировала очень большие силы на границе с Украиной. Это – факты, которые мы должны учитывать. Но, как я уже сказал, что бы Россия ни выбрала, будь то дипломатическое сотрудничество, диалог, что мы бы предпочли, или новые акты агрессии, в любом случае мы готовы.

– После недавней встречи в "нормандском формате" было объявлено, что через две недели в Берлине могут состояться новые переговоры. Это хороший знак. Больше дипломатических усилий означает – по меньшей мере теоретически – меньше боевых действий. В то же время, кажется, что переговоров слишком много, одних сменяют другие. Существуют разногласия в интерпретации Минских соглашений. И эта реальность продолжается уже около семи лет с тех пор, как соглашения были подписаны. Договориться по основным параметрам не удалось, воплотить их – тоже. Какова позиция Соединенных Штатов касательно того, что возобновляются переговоры в "нормандском формате"?

– Минские соглашения остаются лучшим путём для решения проблем в Донбассе. Под этим лучшим путём я понимаю дипломатическое решение, которое автоматически позволяет Украине восстановить территориальную целостность на востоке страны, а также даёт уверенность в том, что жизнь людей в Донбассе может продолжиться, ведь она была прервана, даже разрушена конфликтом после того, как там в 2014 году оказалась Россия, дестабилизировавшая этот регион. Но, конечно, вы правы, любые соглашения должны быть воплощены в жизнь, и это должно произойти наилучшим возможным образом. Но я думаю, что в этом нет никакой загадки: требования, разработанные, по сути, в трех версиях соглашения, крайне ясные. И переговоры – это вопрос упорядочивания того, что не было проговорено. Эта работа должна быть проделана. Но если вы посмотрите еще раз на то, какие требования соглашения предъявляют как к России, так и к Украине, я думаю справедливости ради стоит отметить, что ни одна из

сторон не имплементировала все, что требуют соглашения. Пока что Россия в намного большей степени, чем Украина, не выполняет свои обязательства.

Россия не имплементировала вообще ничего из того, что требуют Минские соглашения. Я думаю, здесь есть куда двигаться. На мой взгляд, "нормандский формат" остается хорошим вариантом, поскольку Франция и Германия убеждают и сажают за стол переговоров Россию и Украину. Но в то же время мы не можем заставить Россию выполнить положения соглашения, она сама должна принять решение о том, как поступить. Если она готова – мы полностью готовы поддержать эти усилия, оказывать содействие и помогать, если это имеет смысл. Но в то же время я думаю, что правильно хотя бы попытаться сдвинуться с мёртвой точки. У Украины есть несколько идей, некоторые из них очень творческие, как сделать так, чтобы это произошло. Они касаются как очередности действий, так и самого процесса, есть несколько шагов, которые могли бы помочь создать атмосферу доверия в области переговоров. В Донбассе уже есть определенного рода перемирие. Оно не было успешно на сто процентов, но, по крайней мере, улучшило ситуацию. Обмен пленными, решение позволить людям пересекать линию соприкосновения с возможностью вернуться обратно – все это могло бы быть конструктивными шагами, это реально улучшило бы жизнь людям. Ведь украинцы разделены в Донбассе со своими близкими. И это могло бы стать неплохой основой для начала движения вперед – по другим требованиям соглашения. Это можно решить, если страны к этому готовы. Я знаю, что Украина готова сделать это, вопросом остается, готова ли на это Москва.