Черняк Людмила. Записки судебного эксперта
https://proza.ru/2006/01/24-59
В криминалистику меня занесло совершенно случайно. Случайнее вообще не бывает. Даже детективы интереса не вызывали, особенное отвращение вызывали почему-то «Записки следователя» Льва Шейнина. А нравилось мне разрабатывать новые материалы с новыми заранее заданными и просчитанными свойствами. Если кто помнит, в СССР был закон, по которому человек, не работавший в течение трех месяцев, зачислялся в разряд тунеядцев и подвергался всяческим наказаниям вплоть до принудительной отправки на стройки народного хозяйства.
В Москве тунеядцев отлавливали особенно рьяно. Идти на стройки не хотелось, а работа по специальности после двухлетнего перерыва никак не находилась.И вот в очередной визит в НИИ, где очень хотелось поработать, встретился мне в коридоре такой колоритный старичок, который уже почти отчаялся заманить кого-нибудь из работаюших химиков в свою криминалистическую контору.
Им позарез нужет был специалист для экспертиз по стеклу и керамике, уже год не могли найти. Стекло часто выступает в качестве вещественных доказательств при расследовании ДТП (дорожно-транспортных происшествий) (Сколько в автомобиле разных видов стекол? Более 10), убийств и других преступлений. И как он не расписывал прелести прекрасного оборудования, самостоятельной работы, личной ответственности и поездок по всей стране.. Мне выбирать особенно не приходилось, и решение было принято: поработаю пока, а в процессе буду искать «свою» работу. Это «пока» затянулось на 11 лет.
Первые месяцы работы превратились для меня в сущий кошмар. Исследовать на действительно прекрасном оборудовании приходилось не милые чистые химические вещества или, как было обещано, фрагменты различных изделий, а покрытые засохшей кровью кусочки неизвестных изделий непонятного назначения или одежду, снятую с жертв преступления. Все это было снабжено описанием преступления и часто подробными фотографиями жертв и места происшествия. Днем надо было отмывать и исследовать «вещдоки», а по ночам сюжет повторялся в кошмарных снах с участием родных и друзей в качестве жертв. Стройки народного хозяйства стали казаться менее страшными.
Настроение резко изменилось после неожиданных (для меня) результатов одной из первых экспертиз. Экспертиза была простенькая, обычная, и сюжет уголовного дела самый обыденный, на детектив явно «не тянул».
Колхозный шофер, семейный мужичок средних лет ранним утром вез свежее молоко на молокозавод в районный город. И на свою беду остановился, увидев на дороге сбитую женщину. Вызвал скорую, милицию.
И его посадили, причем основным доказательством вины послужили осколки стекла, найденные в кабине грузовика под ковриком. Никакие его объяснения в расчет приняты не были, т.к. местные милицейские эксперты написали, что стекло, которым была усыпана одежда женщины и участок дороги, и стекло из кабины – одинаковое.
Адвокат написал апелляцию, назначили новое рассмотрение дела и повторную экспертизу, т.е. другой эксперт должен заново провести исследование тех же «вещдоков», и если выводы будут другими, то объяснить, почему. Обычно повторные экспертизы после лабораторий назначали в НИИ судэкспертиз или в НИИ МВД. На этот раз экспертиза попала к нам.
С первого взгляда было ясно, что осколки с места происшествия и осколки из кабины грузовика никак не могут быть фрагментами одного изделия: они отличались по толщине, форме, цвету. В кабине нашли осколки так называемого закаленного стекла «сталинит» почти зеленого цвета, а вот осколки с дороги были необычными – тонированное (затемненное) стекло толщиной меньше 2 миллиметров, такое использовалось для триплекса, стоявшего на иномарках.
Ответ на поставленный эксперту вопрос, был категорическим: сравниваемые осколки принадлежали разным изделиям. А вот с объяснением расхождения в выводах возникли проблемы. Нельзя же было написать, что предыдущую экспертизу делали неграмотные идиоты, но можно сформулировать, что эксперты не имели необходимого оборудования (глаз, надо полагать).
По уголовно-процессуальному кодексу, одним из прав эксперта было право на инициативу. Если эксперт считает, что он нашел что-то важное для расследования дела, о чем его не спросили, он может сам задать себе вопрос и ответить на него.
Мне захотелось задать себе два вопроса: «К какому виду изделий относятся осколки с дороги?» и «На каких моделях машин они устанавливаются?» Вот здесь пришлось и приборы использовать, и на заводы обратиться. Выяснилось, что осколки действительно от триплекса, причем нового, только несколько месяцев выпускавшегося одним единственным заводом. И ставился он на экспериментальные образцы «Волги» последней модели. Что и было написано в выводах. С чувством удачливого охотника я отправила по назначению результаты экспертизы и забыла об этом деле.
Прошло несколько месяцев. Однажды мне позвонили из проходной и попросили выйти поговорить с человеком, который меня спрашивает. Ситуация необычная, как правило, разговаривали с нами следователи, а они имели право проходить через вахту.
В проходной стоял мужичок нестоличного вида с корзинкой и букетом цветов. Он уточнил мою должность и фамилию, назвал свою и спросил: «А Вы меня не помните?» Mне показалось, что мы никогда не встречались. И тут он рассказал, как его посадили, как потом выпустили, теперь он в Москве проездом и хочет меня поблагодарить цветами и корзинкой с алтайским медом, орехами и чем-то еще.
Я испугалась: а вдруг расценят его дары как взятку, а за взятку эксперту полагалось восемь лет тюрьмы, и прецеденты – редкие – но бывали. Вахтер уже до половины высунулся из будки, живо интересуясь происходящим. Мои объяснения, что я получаю зарплату, не имею права ничего брать, боюсь наказания и прочее привели только к тому, что человек обиделся. Пришлось цветы взять и сбежать, не прощаясь.
Но история на этом не закончилась. Еще два дня он караулил меня по вечерам у выхода, и мне пришлось вылезать через окно во двор, а пальто коллеги выбрасывали следом. Потом он исчез, наверно, уехал. Mеня еще долго дразнили несостоявшейся взяточницей, особенно зимними вечерами, когда «хорошо бы чайку с алтайским медом попить».
После этой истории мое отношение к работе изменилось, ночные кошмары мучить перестали, и даже некоторый снобизм от своей значительности появился.
***
...Дело об орденах. По потоку экспертиз всегда можно было определить, какие дела нынче «в моде». Существовали негласные указания правоохранительным органам, каким преступлениям на текущий момент следует уделять особое внимание.
Все, что было связано с хищением, перепродажей, вывозом и другими операциями с валютой, золотом, драгоценными камнями всегда вызывало пристальное внимание государства.
У моего отца был Орден Красной Звезды и Орден Ленина. В детстве я очень любила их рассматривать. Но мне никогда не приходило в голову, что эти, да и другие ордена имеют немалую номинальную стоимость из-за материалов, из которых они изготовлены. Как оказалось, основа ордена Ленина - из золота высокой пробы, профиль Ленина – из платины, надписи нанесены эмалью состава «золотой рубин», и каждый орден имел свой номер. Все это я узнала значительно позже, работая экспертом, в связи с расследованием дела об орденах.
Скромный работник районного военкомата – майор И. вышел в отставку, отслужив даже больше положенных 25 лет. Обычно отставники без труда находят себе «непыльную» работу и начинают жить в свое удовольствие. Но майор И. не был обычным отставником. Вместо того, чтобы преподавать в школе начальную военную подготовку или работать начальником ЖЭКа, он увлекся ювелирными поделками. К делу он подошел серьезно – собрал солидную библиотеку по ювелирному делу и истории орденов, правдами и неправдами достал инструменты и даже купил высокотемпературную печь, списанную на ювелирной фабрике.
Но самое удивительное – он разыскал старого петербургского ювелира, который еще в дореволюционные времена разрабатывал и изготавливал царские ордена. Старику было больше 90 лет, его имя фигурировало во многих специальных изданиях, но никому просто в голову не приходило, что он еще жив. А он был не только жив, но и находился в здравом уме, хотя и обладал вздорным и неуживчивым характером.
После революции ювелир много лет он работал на Монетном дворе, его ценили как уникального специалиста, но поговаривали, что даже уходя на пенсию, своих секретов он так никому и не открыл. Была у него заветная тетрадочка в кожаном переплете, куда он что-то записывал, но тем, кто в нее заглядывал, прочесть ничего не удалось. Записи были сделаны русскими буквами, но писал старик каким-то своим шифром.
Чем-то майор сумел подкупить старика и подружиться с ним. Один-два раза в месяц майор ездил из Москвы в Ленинград навещать старого ювелира и жил у него по нескольку дней. Незадолго до своей смерти старый ювелир подарил майору свою тетрадку и объяснил принцип ее расшифровки.
Бывший майор занялся ювелирным делом со страстью: пытался сам составлять новые сплавы, воспроизводить секреты рецептов сплавов и эмалей из тетрадки старого ювелира. Но он работал под постоянным дамокловым мечом закона, который не разрешал частным лицам, тем более на дому, работать с драгоценными металлами. А металлы эти, как и драгоценные камни, приходилось где-то доставать. Да и стоили они недешево, на пенсию, даже офицерскую, много не купишь.
Он познакомился с «жучками», которые занимались подпольной продажей драгоценностей. Их основными покупателями были иностранцы и люди, уезжавшие за границу.
В эти годы во всем мире резко подскочили спрос и цена на платину. В стране всегда были «подпольные миллионеры». И появилась возможность эмигрировать. Хранение валюты запрещалось законом, рубли девальвировались. При выезде из СССР было запрещено вывозить деньги, художественные ценности и драгоценности. Недостатка в богатых людях, которые стремились вложить свои сбережения во что-то очень дорогое и маленького размера, не было. Идеальными были бриллианты и платина. Майор покупал у «жучков» материалы, и в конце концов сам начал оказывать им некоторые услуги.
Для нас эта история началась с четырех орденов Ленина, которые изъяли у майора и принесли на экспертизу. Все четыре имели обычный вид, но на обратной стороне каждого стоял один и тот же номер. Экспертам был поставлен вопрос: «Изготовлены ли ордена в промышленных или кустарных условиях?».
Для начала пришлось выяснить на Монетном дворе, что же это за промышленные условия изготовления орденов, и можно ли вообще изготовить ордена в домашних условиях. Все специалисты в один голос утверждали, что это невозможно. Но исследование-то проводить надо. Проверили состав металлов: основание – золото, профиль Ильича – платина. Точность изготовления такая, что без специальной формы не сделать. Но на заводе утверждают, что у них все формы под контролем, а таких номеров, как на орденах, за последние 20-30 лет не ставилось.
А вот надписи и знамя, нанесенные на основу красной эмалью, имеют какой-то странный вид. Будь это не ордена, а какой-то другой предмет, попросили бы объект для сравнения, заведомо изготовленный в заводских условиях. А орден Ленина у следователя просить бесполезно. Отец дал посмотреть и сфотографировать, но на работу нести не разрешил. Вот и работай в таких условиях!
Эмаль на орденах под микроскопом выглядела весьма непрезентабельно. «Видали бракоделов!» - ворчали мы на работников Монетного двора - «тоже мне, специалисты, только щеки надувать…» Вместо ярко-красного цвета, какой положен «золотому рубину», эмаль была скорее коричневой. Стекольщики называют такой брак «печенкой», и образуется он при нарушении режима термической обработки стекла.
Весь слой эмали был пронизан мелкими пузырьками, и объяснить этот дефект, исходя из технологии «рубина», было вообще невозможно. «А может, это вообще не «золотой рубин»? – пришла в голову крамольная мысль. Проверили состав и чуть в обморок не упали. На золотой основе ордена нанесена эмаль, изготовленная из стекла для красного светофора. Такого никакой бракодел не сделает! Видимо, какой-то «народный умелец» растер в порошок осколок стекла от светофора, заполнил углубления основы и нагрел. На первый взгляд, только цвет немного отличается. Остроумно!
Вывод получился половинчатый: эмаль нестандартная, изготовлена и нанесена в кустарных условиях, а металлические элементы – в заводских. Следующим объектом исследования стала майорова печка. При работе печи на слое ее теплоизоляции аккумулируются все элементы, которые в ней обрабатывались. Там нашлась вся таблица Менделеева, в том числе, и следы драгоценных металлов. Но это не было доказательством того, что майор работал с драгметаллами, потому что печь он, хоть и незаконно, но купил не новую и на ювелирной фабрике. Но форму для золотой основы орденов у него нашли. И хотя была она самодельной, но ничуть не уступала заводской.
Оставался вопрос, как он сумел изготовить эту форму, не имея образца ордена. По номеру на поддельных орденах выяснили владельца и навестили его. Его орден был на месте, но при ближайшем рассмотрении оказался хорошо выполненной подделкой. Старичок-орденоносец вспомнил, что несколько месяцев назад приходил к нему майор из военкомата, проверял документы на ордена и медали и их сохранность. В какой-то момент попросил водички и на некоторое время оставался один в комнате. Хозяин ничего не заподозрил.
Оказалось, что отставной майор, пользуясь информацией, полученной при работе в военкомате, подменял у владельцев настоящие ордена на свои подделки, и потом по образцам изготавливал новые и сбывал их коллекционерам. Подделки он изготавливал из обычных металлов: основу – из латуни, профиль – из стали. По образцам делал фальшивые, чаще из драгоценных металлов, и тоже продавал коллекционерам. Доказать, что именно он изготовил платиновые гвозди и проволоку эмигранту, следствию не удалось. Судили майора за кражу и подделку орденов. Дирекция Монетного двора была очень заинтересована в нем как специалисте и обещала верно ждать его освобождения из тюрьмы и должность консультанта. Злые языки утверждали, что консультантом он начал работать, не выходя из тюрьмы.
***
...Подаренные серьги. Больше всего мне нравились экспертизы, связанные с гражданскими или арбитражными делами. В этих делах не было захватывающих криминальных сюжетов, погонь и расчлененных трупов, за их решение не полагалось премий и благодарностей. Но они были какие-то более человеческие, что ли.
Эти экспертизы назывались «заключением специалиста», то есть были как бы не совсем официальными: если хочешь – делай, но почти как частное лицо. Они не входили в план, на них не устанавливались сроки выполнения. Зато за них Институт мог получить «живые» (не бюджетные) деньги, несколько рублей из которых перепадало эксперту. По умолчанию, предполагалось, что эксперт делает их во внерабочее время.
Стоимость такой экспертизы рассчитывалась, исходя из затрат рабочего времени, амортизации приборов, расходных материалов и 120% накладных расходов. Считать все это должен был сам эксперт. Только из-за этого многие отказывались их выполнять. Со своих студенческих времен я ненавижу бухгалтерию. Чтобы не считать стоимость такой экспертизы, мы выполняли ее на общественных началах или за счет очередного субботника. Но в редких случаях я с садистским удовольствием подсчитывала стоимость, предвкушая выражение лица сутяжника или бракодела, на счет которого суд отнесет расходы.Это был именно такой случай.
Пенсионерка из небольшого городка обратилась в суд с просьбой взыскать стоимость золотых сережек с мастерской, в которую она отдавала их для ремонта. К направлению было приложено ее письмо, именно письмо, а не заявление, с которым она обратилась в суд. В этом бесхитростном послании она излагала историю своей нелегкой жизни, работы медсестрой более 30 лет на одном месте и подарка – золотых серег с камешками, единственной драгоценности в ее жизни, которую она получила в подарок от коллег, когда ее провожали на пенсию.
Для нее это был символ долгой честной работы и уважения людей. Каждый раз, отправляясь из дома, она надевала серьги и, встречая знакомых, видела, что и им тоже приятно видеть ее в подаренных серьгах. Но ее радость оказалась недолгой. У сережки сломалась дужка. Она пошла в единственную в их городе ювелирную мастерскую и вышла оттуда в слезах. Там не только не отремонтировали ее сережку, но и обругали ее, швырнув в лицо испорченную серьгу с разрушенным камнем и заявив, что это вообще не золото, а она – аферистка. В дополнение к неприятностям, она теперь избегает встреч со знакомыми и коллегами ( а в небольшом городе это нелегко), чтобы не объяснять, почему она не носит подаренные серьги.
Конечно, берем экспертизу. На первый вопрос о причине разрушения камня ответить было легко. Под микроскопом четко видна траектория развития трещин и точка, из которой они начинаются. Как раз в том месте, где ювелир нагревал ушко серьги, пытаясь его прикрепить. Да и следы копоти не до конца стерты. Итак: причина разрушения камня – точечный и длительный его нагрев.
А вот со вторым вопросом по поводу оправы пришлось повозиться. Определять пробу драгоценных металлов (содержание золота в сплаве) имела право только Пробирная Палата. Но этот подводный камень мы обошли, написав, что это сплав с содержанием золота не менее 50%, то есть, в любом случае, ювелирное золото. Но в то же время исследование второй серьги показало, что золото имело «неправильную» структуру, которая образовалась из-за нарушения технологии на заводе, и привела к повышенной хрупкости металла. Поэтому ювелир и не смог отремонтировать серьгу. Он нагревал металл горелкой, а тот не припаивался, а рассыпался в пыль. Получалось, что за золото отвечает завод, а за камень – ювелир.
В любом случае, ювелир должен был знать такие особенности золота, и уж никак не хамить заказчице и не выталкивать ее из мастерской. Хотя писать подобные оценки в экспертизе – не наше дело, это прерогатива суда.
Оформили мы экспертизу, и я не поленилась подсчитать ее стоимость. Половину лазерного спектрального анализатора на нее списала. Пусть платят бракоделы и радуются, что электронный микроскоп не использовали, хотя могли бы! Позлорадствовали, отправили и забыли. Но ненадолго. Вскоре пришло на мое имя личное письмо от этой пенсионерки, да такое, что даже такие циники, как мои коллеги, отворачивались, слушая его, чтобы скрыть подозрительно заблестевшие глаза.
Кроме обычных благодарностей, она писала, что не верила и не надеялась добиться правды и справедливости, и все знакомые ее отговаривали обращаться в суд. А теперь она видит, что «есть еще порядочные люди, хотя и такие образованные». Копию нашей экспертизы она хранит и всем показывает, а о нашем здоровье каждый день молится дома перед иконой, упоминая вместе с именами родственников.
Короче, до суда дело не дошло. Завод, куда из суда переслали экспертизу, прислал ей новые серьги с извинениями и лучшими пожеланиями, а ювелир тоже извинился и теперь раскланивается с ней за пол-квартала. Она теперь – известная личность в своем городке. Единственная неприятность – об этой истории узнали коллеги, подарившие ей серьги.Мы ей тоже написали, пожелали всего хорошего и больше ни с кем не судиться. А мне в зарплату выдали лишние 8 рублей.
Дело о краже наркотиков Хотя в 70-е годы официально считалось, что наркомании в СССР нет, соответствующие статьи в уголовном кодексе существовали, и недостатка в уголовных делах, а значит, и в экспертизах по этим делам не наблюдалось. К наркотическим веществам относятся многие лекарственные препараты, в том числе и применяемые в хирургии при обезболивании.
Во время войны в Афганистане раненых доставляли в крупные госпитали, находившиеся в Среднеазиатских республиках, где их оперировали и лечили. Однажды выяснилось, что препараты, поставляемые в госпиталь для наркоза, обезболивающего действия не оказывают. Госпиталь снабжался централизованно, в том числе и из Москвы, лекарства поступали в запаянных стеклянных ампулах, упакованных в запечатанные коробки.
Сначала у врачей возникло подозрение, что раненые, на которых не действовал наркоз, пристрастились в Афганистане к наркотикам, поэтому обычная доза на них не действует. Но когда явление приобрело массовый характер, сделали анализ, и выяснилось, что во многих ампулах вместо лекарств типа пантопона, находится обычная вода, и хорошо, если дистиллированная. Ни коробки, ни ампулы не выглядели поврежденными, имели обычный внешний вид и маркировку, по которым никак нельзя было заподозрить, что внутри находится не обозначенное лекарство.
Было возбуждено уголовное дело. Одним из первых вопросов, который надо было решить, был, на каком этапе вода попадает в ампулы – на фармацевтическом заводе, по дороге или в самом госпитале.
На экспертизу прислали целый ящик упаковок с ампулами для определения их содержимого и решения вопроса о возможном вскрытии и повторной запайке ампул.
В нашей работе иногда помогало, а иногда сильно мешало то, что большинство объектов, поступающих на экспертизу, были так называемыми «изделиями массового производства», то есть производились на автоматизированном производстве в массовом количестве и в соответствии с утвержденными стандартами. В случае с ампулами это помогло. Заготовки для ампул, состоящие из резервуара и капилляра (тонкой трубочки), изготавливались на автоматизированных линиях на стекольном заводе или в специальном стекольном цехе фармацевтического предприятия. Потом на автоматической линии ампулы заполнялись лекарством, капилляры запаивались горелкой, и наносилась маркировка. Все размеры ампулы, ее свойства и маркировка были строго оговорены стандартом. И как мы выяснили, стандарты эти строго соблюдались.
Все присланные на экспертизу ампулы были разделены на две группы по принципу соответствия стандарту. Те, что соответствовали, на время отложили в сторону. А те, что отличались, начали исследовать.
Во-первых, выяснилось, что содержимое «нестандартных» ампул не соответствовало их маркировке, то есть вместо лекарств была вода, или лекарство было разведено водой. Для сравнения вскрыли несколько «стандартных» ампул - содержимое соответствовало маркировке.
Отличия ампул от стандарта заключались в том, что их капилляры были значительно короче положенного, форма и цвет запаянного кончика отличались от заводских, у части ампул запайка была неполной – оставалось отверстие, включения каких-то посторонних частиц или пузырьков воздуха. Кроме того, даже в хорошо запаянных ампулах остаточные напряжения в стекле значительно превышали допустимые, что свидетельствовало о серьезных нарушениях температурного режима. Получить такой «букет» в заводских условиях было попросту невозможно. Вывод гласил: «Ампулы запаяны в кустарных условиях.»
Теперь надо было попытаться определить, каким способом и с помощью каких приспособлений это было сделано. Вывод поможет следствию определить, где искать преступника. Под микроскопом на большинстве ампул были ясно видны следы надпила – ампулу вскрывали, причем явно с помощью специального приспособления вроде маленького напильника с абразивом, которым снабжена каждая коробка с ампулами. Сделали несколько экспериментальных надпилов на «стандартных» ампулах, та же форма, ширина, глубина, сфотографировали.
Судя по неправильной форме запаянных кончиков, изменению цвета, присутствию пузырьков воздуха, включений и тех же сохранившихся следах абразива, температура запайки была намного ниже заводской газово-кислородной горелки. Видно, что стекло размягчилось, но не расплавилось, то есть температура его была не выше, чем 400-500 °С. Подключили к газовой линии самодельную горелку из трубочки, попробовали запаять – получилось похоже. Еще одно доказательство кустарной запайки. Таким способом можно вскрыть и снова запаять ампулу даже в домашних условиях. Не знаю, насколько наши выводы помогли в розыске преступников, но их поймали. Наркотики из ампул воровала группа работников госпиталя, возглавляемая санитаром. Он же вскрывал ампулы, шприцем вытягивал содержимое, заполнял водой и запаивал на самодельной горелке.
...С этими стаканами, вернее с линией для их производства была вообще скандальная история. Эту линию для закаленных стаканов купили наши министерские деятели во Франции. Причем как раз тогда, когда французы собирались порезать ее на металлолом. То-то капиталисты были довольны. Идея была хорошая - закаленная посуда была разработана для кафе и ресторанов, чтобы можно было мыть в посудомоечных машинах, так как у изделий термостойкость и прочность выше. Не учли одного - способности к саморазрушению именно из-за внутренних напряжений, создаваемых при закалке.
Делегация из министерства поехала во Францию. Естественно, за места для поездки была дикая драчка. В результате ни один технолог или вообще специалист в состав делегации не попал. Вот и купили, между прочим, за миллион с чем-то долларов технологию, от которой в Союзе отказались еще в 40-е годы. Было много случаев, когда эти стаканы буквально "взрывались" в руках, да еще у детей. Правда, замминистра, который возглавлял делегацию, потом с почетом проводили на пенсию.
А технология сама по себе хорошая, ее и по сей день применяют для автомобильных стекол, но никак не для посуды.
Если я правильно помню, надо было собрать какое-то невероятное количество документов, начиная с чека магазина (а кто же их хранил годами!) и кончая фотографиями разрушений. Редко кому удавалось что-то получить. Мне однажды удалось обменять развалившиеся через 2 недели после покупки лыжные ботинки, но чего это стоило даже при знании законов, наличии чека и ослином упрямстве :)
я научилась считать по-другому. Есть убыток на определенную сумму. Я считаю, сколько примерно займет времени и сил его компенсировать, это мое время я тоже могу выразить в деньгах. И есть ли вероятность получить эту компенсацию или же она стремится к нулю. И сразу становится ясно - стоит "заводиться" или плюнуть. В Союзе почти всегда проще было плюнуть. Но периодически я "взбрыкивала и "заводилась". На такой слкчай была специальная методика, которой меня научил один мудрый коллега. Как-то я кипела и возмущалась по поводу очередного...не помню чего.
Он спросил "Тебе что, 5 копеек жалко?" "При чем тут 5 копеек?" "Все очень просто. Идешь в ближайший киоск, покупаешь конверт за 5 копеек, берешь лист казенной бумаги и казенную же ручку за 36 копеек, и пишешь "Дорогие товарищи..." Главная сложность в этом методе - выбрать правильный адрес, который надо написать на конверте. Этот же коллега обучил меня и этой премудрости. Она очень любопытна, но сейчас интересна лишь как исторический казус жизни в Совке. Основная идея заключалась в том, что письмо должно дойти до максимально высокого уровня, в нашем случае, как минимум, до министра торговли. Ясно, что министр его читать не будет, но резолюция его канцелярии на письме появится. Чтобы письмо дошло до министра, его надо адресовать не в министерство, а министру как депутату (они все были депутатами), и опустить это письмо в специальный ящик для депутатских запросов, который был в каждом министерстве. Скажите, кто об этом знал? А ведь иногда срабатывало.:)
...Случилось это вскоре после катастрофы с американским космическим кораблем «Челленджер». Посмотрели мы на эту катастрофу по телевидению, послушали сообщения комментаторов, звучавшие скрытым злорадством, пожалели погибших астронавтов, всем было особенно жаль учительницу... И вернулись к своим обычным делам.
Вскоре появляется в Институте посланник из другого, весьма серьезного ведомства с материалами для экспертизы. Надо сказать, что изредка они «перепуливали» нам свои экспертизы, но обставляли это очень хитро – мы делали работу как частные лица и как бы на общественных началах. Называлось это «заключение специалиста», а потом они уже сами оформляли экспертизу от имени своих специалистов. При этом обстоятельства дела никогда нам не сообщались, что сильно затрудняло работу. Но иногда премии из своего фонда за особо удачную работу нам выписывали. Многие из нас соглашались выполнять эту работу (попробуй, не согласись!) в том числе и из интереса. Как правило, вопросы были нестандартные, и материалы необычные.
Вызывают меня в дирекцию, где уже сидит этот представитель, вручают материалы и «филькину грамоту» с вопросами, расписываюсь о согласии выполнять работу в свободное время и неразглашении и уношу все в свою каморку.
Принесли мне на этот раз совершенно необычные осколки стекла. Были они трех видов, разложила я их на три кучки: две кучки бесцветных стекол разной толщины, и одна – дымчатые осколки. На бесцветных осколках из одной кучки – покрытие тонким слоем индия. А такое покрытие делается только на иллюминаторах аппаратов, поднимающихся выше стратосферы. А дымчатые осколки – явные фрагменты светофильтра. И на всех осколках – следы полимерной пленки. А вопрос был «на засыпку» - «Частями каких изделий являются осколки, и где эти изделия применяются?»
По логике, передо мной осколки трех разных изделий, но не сходятся у меня концы с концами. И пошла я по Институту под личиной "блондинки" нарушать подписку и спрашивать, кому и что еще принес этот представитель на исследование.
Выяснилось, что другому эксперту он принес куски полимерной пленки с покрытием кристаллами йода, да не просто кристаллами, а одного размера и ориентированными в одном направлении. Сидит бедолага-эксперт и ломает голову над полученными результатами. Поняли мы оба, что по отдельности нам этой задачи не решить, и стали работать вместе. Вместе мы и выяснили, что все эти материалы относятся к одному, но очень сложному изделию – а именно поляризатору (устройству, поляризующему свет а одной плоскости), эту функцию и выполняли ориентированные кристаллы йода. Покрытие индием на стекле отражало и задерживало жесткий ультрафиолет. А все вместе было пятислойным изделием (пентаплексом), которое, кроме как в космосе, и применить негде. Причем я твердо знала, что такое в Союзе не выпускается.
Задачу мы, очень гордые собой, решили. Но тут-то и поджидали нас основные проблемы. Ни один из нас не имел права рассказывать другому, чем он занимается, или советоваться с кем-либо. Решить задачу поодиночке , каждый со своими материалами, мы не могли. Тупик. Пошли мы к своему мудрому завлабу и честно во всем повинились. Он как всегда, заорал и обозвал нас анархистами, которым в «Матросской тишине» давно прогулы ставят. И ему вместе с нами. Но выход, опять же как всегда, нашел. Я в качестве блондинки звоню «заказчику» (на это я право имею) и прошу его приехать и ответить на дополнительные вопросы, без которых я не могу решить задачу.
Вопросы сформулировали очень осторожно и заставили меня выучить их наизусть. Смысл их сводился к тому, чтобы «заказчик» сам объединил два исследования в одно. Все разыграли как по нотам. И более того: «заказчик» поведал нам, что он собственноручно разделил пятислойные фрагменты на стекла и полимерную пленку и раздал двум разным экспертам. «Зачем?» - взвыла я, выходя из роли. «В целях соблюдения секретности» - торжественно объявил «заказчик». «Идиота» я проглотила. Оформленное заключение и вещественные доказательства мы торжественно сдавали в кабинете завлаба. И я не удержалась: «Получайте свой «Челленджер!». «Заказчик» позеленел. Завлаб больно пнул меня под столом ногой и мило улыбаясь сказал: «Ну что взять с блондинки?» Премию мы честно пропили всей лабораторией.
Чешское ожерелье… Две подружки-старшеклассницы познакомились с двумя парнями, погуляли в парке и согласились пойти на квартиру одного из них посмотреть новый фильм по видику… Одной подружке удалось вырваться и убежать, а второй не посчастливилось… В результате и возникло уголовное дело по статье 117 УК РСФСР.
Парни не отрицали, что познакомились с девушками, танцевали и гуляли с ними в парке, но утверждали, что расстались с ними на автобусной остановке и к себе в квартиру их не приводили. Однако при обыске в квартире в числе других вещественных доказательств были изъяты несколько бусинок темно-красного цвета. На пострадавшей девушке в том вечер были чешские бусы, подаренные ей на последний день рождения. Девушка рассказала, что бусы разорвались при борьбе.
Для сравнительного исследования экспертам представили четыре бусинки, найденные в квартире, и сохранившуюся у девушки часть бус – 9 бусин, часть из которых находилась на разорванной леске с замочком.
При сравнении было установлено, что все бусины прозрачные, темно-красного цвета, ограненные, продолговатой формы. Бусины имеют один и тот же размер и вес. Исходя из того, что материал бусин аморфный, а также его значений плотности и показателя преломления, все бусины изготовлены из стекла. Дальше следовало бы сравнить бусины по элементному составу, но для этого надо было растереть в порошок и сжечь хотя бы по одной бусине из каждой группы, но разрешения на уничтожение части вещественных доказательств дано не было. Поэтому дальнейшее исследование проводилось с применением неразрушающих методов.
Курс библиотечного дела у нас тоже был. Интернета в то время у нас не было, но были богатейшие технические библиотеки. Кроме того, в Москве находилось представительство чехословацкой компании «Яблонекс». Вот что нам удалось выяснить в результате.
Стеклянные имитации драгоценных камней называются стразами по имени австрийского ювелира Георга Штрасса( "знаменитый" криминальный деятель, мошенник и имитатор драгоценных камней и металлов), который в 1857 году открыл "турновскую композицию" - калиевое стекло с высоким содержанием свинца - для производства бижутерии и имитации драгоценных камней. Это стекло стало идеальным материалом для имитации драгоценностей, в том числе и брильянтов, и в то же время фундаментом, на котором развернулось производство знаменитой яблонецкой бижутерии. Правда, деятельность Штрасса была в те времена квалифицирована, как мошенничество, поскольку он пытался выдавать стразы за настоящие драгоценности. К концу девятнадцатого века технология изготовления стразов была усовершенствована. Большую роль в этом впоследствии сыграл мастер обработки стекла из Богемии Даниель Сваровски.
Стекло для стразов варили небольшими объемами, заготовки прессовали или вытягивали в виде штабиков (прутков) или трубочек с последующей механической обработкой. Стекло красного цвета разного оттенка получают, используя разные красители – марганец, кадмий, селен, коллоидные медь или золото. Для производства так называемых «сиамских рубинов» - чешских стекол красного цвета для бижутерии – используется комбинация сернистого кадмия и селена.
Для обработки стразов – огранки, шлифовки и полировки – использовались те же методы, что и для драгоценных камней. Сначала их обрабатывали вручную, затем стали использовать механизированные и автоматизированные методы. Шлифованные бусы различаются по типу обработки, подразделяющейся на две группы: огневой или кислотной полировки и полировки механическим способом. Таким образом, мы выяснили, по каким признакам надо сравнивать представленные на исследование бусы.
Методом спектрофотометрии в видимой области спектра по положению пиков поглощения в зависимости от длины волны и высоте этих пиков определили вид присутствующих в стекле красителей - коллоидного селена и сернистого кадмия - и их концентрации. Следовательно, бусины были изготовлены из той же массы стекла, сваренной в одних и тех же технологических условиях. Под микроскопом на гранях бусин были отчетливо видны следы механической полировки. Значит, и способ механической обработки бусин был одинаковым.
Кроме того, на некоторых бусинах обнаружились органические загрязнения одной и той же природы. Весь комплекс свойств и признаков позволил предположить, что бусины принадлежали одному и тому же ожерелью, что послужило доказательством присутствия девушки в квартире.