День памяти трагедии
В своих "Необязательных мемуарах" я посвятил этому событию три главы:
Глава 6. Путч-1993. Часть 1
Глава 7. Путч-1993. Часть 2
Глава 8. Путч-1993. Окончание
Вот фрагменты
Через несколько дней после выхода из-под обстрела. Трагедия уже произошла. Фото Кости Завражина.
Черный день Белого дома
Так называлась моя заметка в газете "Мегаполис-Экспресс", опубликованная через несколько дней после трагедии. Я просто воспроизведу здесь ту статью, написанную по горячим следам.
"Я не вел почти никаких записей; диктофон лежал у меня в сумке, но я о нем забыл: честно говоря, репортажи под огнем - не мое амплуа. Я гораздо больше озабочен был поисками относительно безопасного места. Однако кое-что я успел увидеть и услышать, и считаю, что об этом надо рассказать.
Ночная прелюдия
"Я не рвался в горячую точку, не искал острых ощущений и не думал, что так получится. В Белый дом я пришел накануне, в ленивый и безмятежный полдень воскресенья 3 октября, посмотреть, как живут его осажденные обитатели. После 21 сентября мы, парламентские корреспонденты, ходили в дом распущенного Верховного Совета почти ежедневно, как на работу.
Я стал свидетелем безумия и эйфории, оказавшимися предсмертными судорогами парламента. Видел прорыв оцепления, штурм мэрии, автобусы с автоматчиками, отъезжающие к Останкино, лихорадочное веселье депутатов, вдруг поверивших в возможность скорой победы...
К вечеру эйфория стала спадать и с первыми вестями об останкинских жертвах постепенно переросла в тупое ожидание скорого конца. Наступила последняя ночь Белого дома.
Собственно говоря, все ждали штурма именно ночью. Правда, я не заметил усиления обороны. В полночь в Белом доме был объявлен комендантский час. Формально все передвижения внутри здания были запрещены. На нашем, журналистском шестом этаже здоровенный казак с автоматом, занявший позицию позицию возле могучего сейфа, заявил, что ночью он будет стрелять без предупреждения. Через пару часов он захрапел, растянувшись на полу в коридоре. На других этажах мрачные вооруженные личности неизвестного рода войск ограничивались тем, что проверяли аккредитацию.
В три часа ночи депутат Владимир Ребриков созвал всех журналистов (набралось около 15) на церемонию, как он сказал, "освобождения заложников, захваченных в мэрии".
Получилось нечто среднее между пресс-конференцией и ночным допросом. Заложниками оказались слесари, электрики, охранники мэрии, доктор Некрасов из Горздрава и член правительства Москвы Брагинский. Они были без наручников. Следов избиений и пыток тоже не было видно. На обращение не жаловались, претензий к своим тюремщикам не высказывали, интервью давать отказались.
Затем группа подтянутых фашистов-баркашовцев, сопровождаемая вспышками блицев и стрекотом телекамер, повела узников куда-то во тьму. Ребриков упорно твердил, что их увели на волю.
К пяти утра штурм так и не состоялся, и журналисты позволили себе расслабиться и выпить. По немногим оставшимся радиотелефонам прошла информация, что к Белому дому движутся БТР и танки, но не для штурма, а для полной блокады остатков парламента. Это известие вызвало облегчение: блокада была не страшна.
Правда, одна деталь показалась мне подозрительной. В четыре часа утра корреспонденты РИА Новости получили приказ начальства срочно покинуть Белый дом. К этому времени всех представителей государственных агентств и изданий как ветром сдуло. Но на рассвете не хотелось думать о неприятном".
Тут я добавлю. Это был один из тех случаев, когда мне надо было очень быстро принимать решение, выбирать - уходить, пока это было возможно, или оставаться. Я сознательно решил остаться, хотя понимал, что надвигается реальная опасность. Но уходить в этот момент было непрофессионально. Только этим я руководствовался, никаких других соображений не было.
Продолжу цитировать свой репортаж "Черный день Белого дома", написанный по горячим следам. Иногда кое-где буду сопровождать его своими короткими комментариями.
Артподготовка и решительные действия
"В семь часов утра в виду Белого дома появились БТР: 14 штук со стороны набережной, 5 с Рочдельской улицы и еще несколько штук от американского посольства. В утренних радионовостях сообщили, что техника прибыла для обеспечения блокады. Мы поспешно собрали вещи, уверенные, что нас-то выпустят. И тут БТР открыл огонь.
Стреляли из пулемета КПВТ 23-го калибра (по соседству со мной нашлись знатоки). Сначала — вдоль здания. Из окна шестого этажа хорошо было видно, как разбегаются немногочисленные защитники Белого дома, застигнутые выстрелами на улице врасплох. Обозначились первые жертвы: двух человек поволокли к подъезду. Раненых? Убитых? Не знаю, но у одного из живота явственно вываливались кишки.
Минут через 20 защитники парламента начали отвечать на стрельбу. С крыши соседнего дома немолодой казак лупил из автомата по БТР, но, похоже, без толку. Пулеметы же постепенно изменяли сектор обстрела и неумолимо поворачивались в сторону окон. Нам порекомендовали отойти от них подальше. Последнее, что я увидел: люди в БТР одеты не в военную форму, а во что попало — в черные куртки, сапоги и даже джинсы. Но удивляться было некогда".
КОММЕНТАРИЙ: С тех пор прошло 20 с лишним лет, но я до сих пор очень четко помню эту картину: нас обстреливает какое-то незаконное вооруженное формирование, гибнут люди, льется кровь... В своей статье я всячески сдерживал свои эмоции. Но меня и тогда поразила дикость происходящего, и до сих пор поражает: какие-то бандиты, вооруженные до зубов, обстреливают здание парламента, и это как бы считается нормальным. Мало того - преподносилось и по сей день преподносится некоторыми недоумками как "победа демократии".
Что касается "КПВТ", то так мне тогда сказали, а я процитировал. Ничего в этом не понимаю, да и наплевать.
Но продолжу цитирование.
"Стрельба, начавшаяся в семь часов, далее практически не прерывалась: пулеметные и автоматные очереди сменялись залпами из гранатометов и ударами из танковых орудий по верхним этажам. Пришлось привыкать к боевым условиям: определять, с какой стороны ведут огонь, где лучше укрыться, вдоль какой стены легче уйти из обстреливаемых помещений, как быстрее пересечь зону обстрела и при этом ни в коем случае не занимать позиции напротив поверхности, от которой пуля может отрикошетить.
Я эвакуировался в кабинет пресс-секретаря Хасбулатова Константина Злобина: он считался спокойным, так как его окна выходят во внутренний дворик. Однажды, правда, пришлось покинуть это убежище по естественной надобности. На обратном пути я успел увидеть, как в окно коридора, по которому я должен был возвращаться назад, трижды ударил снайпер. От трассирующей пули загорелась ковровая дорожка. Секундой раньше в этом самом месте мог оказаться я. Но пронесло"...
КОММЕНТАРИЙ: Чудом пронесло! До сих пор вздрагиваю при воспоминании об этих страшных минутах.
"Пришлось отходить, используя естественный архитектурный рельеф "местности" и укрываясь в дверных проемах. Обидно, что в одной из коротких перебежек я потерял последнюю пачку сигарет. Она осталась лежать под огнем.
Ближе к полудню пришлось покинуть и кабинет Злобина. Снаряды ложились все ближе. Шестой этаж обстреливался с непонятной настойчивостью, хотя там ничего, кроме пустого пресс-центра, не было, а местный "снайпер", помаячивший было в коридорном окне, сбежал после первого же прицельного залпа. Но палили вовсю, и наконец от очередного зажигательного снаряда весь этаж загорелся. Коридор заволокло вонючим дымом".
На войне, как на войне
"К этому моменту почти все наличествующие журналисты собрались вместе и организованно эвакуировались в центральную часть здания — подальше от наружных стен и примыкавших к ним помещений. Во время отхода я слышал, как пули свистели всюду: в буфетах, на лестницах, в коридорах и кабинетах. Позднее именно из этой части здания мимо меня санитары на носилках пронесли пять трупов... Досталось и журналистам, особенно из агентства «Постфактум»: Лариса Солодухина была ранена в ногу, а Максим Хрусталев тяжело ранен в горло, до середины прошлой недели врачи бились за его жизнь".
КОММЕНТАРИЙ: С Максимом Хрусталевым я буквально накануне договорился, что он придет в редакцию, чтобы мы взяли его в штат. Потом, спустя несколько месяцев, он говорил мне с черным юмором: "Ты уж извини, что я не смог прийти утром 4 октября к тебе в кабинет". В 2008 году мы с Максимом поработали вместе в "Московском корреспонденте", но совсем недолго. Впрочем, это уже другая история.
Ранение было тяжелым. Максим так от него до конца и не оправился и скончался в 2017 году, Царствие ему Небесное. Еще одна жертва...
"Почти все безоружное население Белого дома собралось в зале Совета Национальностей, в котором нет окон. Туда умудрились набиться до тысячи человек: буфетчицы, уборщицы, работники аппарата, депутаты, группа пятнадцатилетних детей из «Отряда бойцов за лучшее будущее». Попозже этих фанатичных детей увели в подвал и, по-моему, под пули их не выводили.
Но паники не было. Царила атмосфера "фронтового братства": не помню ни одного случая грубости или хамства. По рядам пускали хлеб, какие-то пироги с мясом, сигареты, бутылки с Нарзаном. Спиртного не было, хотя многие, в том числе и народные избранники, были не вполне трезвы. Пьяных людей с оружием я лично не видел. Так же, как не видел ни одного вооруженного депутата. Я побеседовал с многими из них, в том числе с Бабуриным и Константиновым. Все как один говорили: сопротивление бессмысленно, надо сдаваться. Но выходить с белым флагом никто не хотел: некие свидетели утверждали, что по парламентерам стреляют.
КОММЕНТАРИЙ: Из-за фразы про Илью Константинова меня потом тягали несколько раз на допрос. Как свидетеля. Ведь Илья был арестован, его причислили к "организаторам мятежа".
На допросах я на всякий случай прикидывался шлангом и отвечал, что ничего не знаю и не помню. Понимал, что любой неосторожной фразой мог ухудшить положение арестованных. Про Илью я еще расскажу подробнее.
"Я не чувствовал себя заложником. Силой нас в Белом доме никто не удерживал. Просто оставаться в крепких стенах казалось безопаснее, чем убегать через хорошо простреливаемое пространство.
С трибуны Совета Национальностей читали патриотические стихи, запевали русские песни и произносили молитвы.
Я представил себе, как в этот зал, туго набитый людьми залетает случайный снаряд или граната. Поделился своими мыслями с депутатом Шуйковым, неоднократно бывавшем в Абхазии. Тот ответил только: "Надеюсь, что они этого не сделают". Скажу честно: после того, что я видел на шестом этаже, у меня такой уверенности не было".
В ожидании капитуляции
"Начиная с двух часов дня все напряженно ожидали капитуляции. К этому были готовы даже вооруженные ополченцы. Но никто не сообщал нам о ее условиях, а обстрел не прекращался ни на минуту.
Создавалось впечатление, что нас решили брать, как "банду боевиков". Кстати, я так и не видел ни одного человека, хоть немного напоминавшего боевика. Возможно, они сражались на первых рубежах обороны, где мне так и не посчастливилось побывать. Но та разношерстная публика с автоматами, что моталась внутри здания, похоже, не представляла серьезной опасности для опытного спецназа. Они отстреливались неохотно, по инерции, материли и Руцкого, и своего непосредственного командира Макашова и мечтали сдаться. Я несколько раз общался с ними возле Совета Национальностей, куда они приходили перекурить и закусить.
Накануне ночью я побеседовал и с другими защитниками Белого дома: например, с двумя студентами из МГУ и МГИМО, пришедшим туда по идейным соображениям — "защищать Советы и Конституцию". После останкинского кошмара их пыл поугас, и они уже перестали понимать, за что сражаются. Я так и не знаю, остались ли эти ребята в живых.
Когда все приготовились сдаваться, возникло неслыханное множество миротворцев, посредников и парламентеров. Депутат Иона Андронов привел в Белый дом некоего капитана Емельянова. Тот дал десять минут на эвакуацию женщин, стариков и всех, кто пожелает уйти, а затем пообещал вертолетно-танковый десант. За эти десять минут никто не только не успел уйти, но даже собраться в одном месте. Затем по радио передали информацию о том, что к Белому дому идут с белыми флагами: весь Конституционный суд, митрополит Ювеналий и субъекты Федерации. Все обрадовались, но вслед за ободряющей информацией раздались два залпа из танков и полились пулеметные очереди.
Переговорную инициативу попытался взять в свои руки депутат Олег Румянцев. Лежа на полу в кабинете Руцкого, он дозвонился по радиотелефону вице-премьеру Олегу Лобову, председателю КС Валерию Зорькину и в какие-то иностранные посольства. Взывал о заступничестве. По словам Румянцева, все обещали помочь. Но стрельба не утихала. Капитуляции, видимо, ждали не от Румянцева, а от Хасбулатова и Руцкого. Однако те молчали.
По "Маяку" вдруг сообщили, что спецназ занял первые четыре этажа Белого дома и там идет ожесточенный бой с бандитами. Может быть, так и было. Но тут как раз с третьего этажа вернулась "разведгруппа" журналистов, искавшая наиболее безопасный выход из здания. Они не видели спецназа. И возникло еще одно противоречие с официальной информацией: я ручаюсь, что за все девять часов, что провел под обстрелом, я только один раз услышал выстрел внутри здания: когда психанувший "макашовец" пальнул в потолок. Перестрелка шла на улице. Даже неопытный человек не сможет спутать звук наружных выстрелов с диким гулом канонады внутри помещений.
Когда надежда совсем умерла и мы готовились к тому, что нас всех забросают гранатами, в Совет национальности вдруг явились два подполковника из группы "Альфа". Они заявили, что не хотят проливать кровь и пообещали организовать коридор, по которому выпустят всех из осажденного здания, а затем посадят в свои автобусы и развезут по домам.
Некоторые заворчали: Это ловушка, нас увезут в Лефортово. Но другие, даже Бабурин, были готовы уехать хоть куда, лишь бы подальше от этого проклятого дома.
Правда, альфовцы пояснили, что всё не так просто. По их словам, Белый дом штурмуют несколько разных подразделений, подчиняющихся разным министерствам, и надо обговорить условия капитуляции с начальниками соседей "Альфы" по штурму, на что уйдет не менее двух-трех часов.
Все несколько приуныли (было уже 4 часа дня, к семи темнеет, а хотелось уйти до темноты), но приготовились терпеливо ждать.
Возник первый зампред ВС Юрий Воронин, рядом с ним Владимир Ильич Новиков, они начали планировать: уходим все с российским флагом в руках... Прекраснодушные мечтания парламентской элиты были разрушены ожесточенными автоматными очередями небывалой интенсивности в непосредственной близости, у меня было ощущение, что стреляют уже во внутреннем дворике.
Началась паника. Все стали забиваться по углам. И тогда наконец пришло избавление.
Исход
"...Бойцы группы "Альфа" возникли в конце коридора бесшумно и внезапно, как инопланетяне. Первой их командой было: "Немедленно перестать бояться!" Мы подняли руки над головой. Журналистов "Альфа" обыскивала не тщательно, формально. Затем всех гурьбой повели на выход. Командир приказал: "Чтоб ни одного грубого слова!" Посидев в вестибюле, мы вышли на долгожданный воздух.
К сожалению, при проходе через внешнее оцепление, я с такой деликатностью, как у "Альфы", больше не сталкивался. Чем дальше я отходил от эпицентра боев, тем тщательнее меня обыскивали и тем круче со мной обращались. При этом применялась ненормативная лексика и команды: "Ложись лицом вниз, так-перетак!" А возле 11-го отделения милиции я стал свидетелем пропаганды интернационализма. Майор выговаривал омоновцу, выведенному из Белого дома: "Кому ты, сука, продался? Один — не то поляк, не то еврей, другой вовсе кавказец! А ты же русский человек!"
За сутки моего заточения в "цитадели парламентаризма" Москва неузнаваемо изменилась. Но для меня важнее всего было, что я вышел из Белого дома живым".