Мятеж не может кончиться удачей. Колонка Сергея Малинковича
Сергей Малинкович посвятил свою новую колонку юбилею Кронштадтского восстания.
Колумнист ФАН — первый секретарь петербургского городского отделения партии «Коммунисты России» Сергей Малинкович — посвятил свой новый материал юбилею Кронштадтского восстания. В марте 1921 года произошло вооруженное восстание гарнизона крепости Кронштадт, экипажей кораблей Балтийского флота и жителей города против диктатуры большевиков и проводимой политики «военного коммунизма».
Для меня, коммуниста, разговор о Кронштадтском восстании — не из приятных. Кстати, как мы видим, в последнее время восстаниям что-то не везет. В Армении никак не могут свергнуть Никола Пашиняна. В Белоруссии затухли мощные поначалу митинги против Александра Лукашенко. Еще раньше пшиком завершились выступления против президента Сербии. Военные твердо удерживают власть в Мьянме, несмотря на выступления своих противников.
Что объединяет все эти ситуации с Кронштадтским восстанием? На мой взгляд, общее для всех этих событий — неадекватность лидеров, отсутствие стратегии, критическая зависимость организаторов и участников выступлений от внешних факторов и заведомо более сильные личности во главе «крепостей», которые штурмуют восставшие.
Я не даю сейчас моральной оценки каждому из приведенных примеров. Скажем, ни Пашинян, ни Лукашенко мне не симпатичны, но их противники производят просто-таки удручающее впечатление. Президент Сербии — явно не самый большой патриот славянского мира, но его противники попросту не имеют достойного и сравнимого с Александром Вучичем лидера. Про укорененность военных Мьянмы в истории и традициях этой страны я уже писал.
Кронштадтское восстание 1921 года, безусловно, имело своей главной причиной ошибки в политике большевиков, но не только. Многие исследователи обращают внимание на то, что лучшие представители балтийских моряков находились в тот момент не в Кронштадте, а в других местах. Многие погибли на фронтах Гражданской войны, кто-то не вернулся с фронтов. Недовольство кронштадтцев ситуацией в Петрограде и в стране — понятно. Но лишь в декабре поражением Петра Врангеля закончился основной этап Гражданской войны, и ожидать быстрого улучшения ситуации было глупо и смешно.
Матросы, как сказал им Степан Калинин, пытавшийся усмирить «братишек», действительно были «красой и гордостью революции». Но именно поэтому они могли спокойно выразить свое недовольство положением в стране на открывающемся в мартовские дни 1921-го Х съезде РКП(б) в Москве. И бузить уже только в том случае, если съезд не примет решений, отвечающих на вызовы момента.
Историк Сергей Глезеров назвал события в Кронштадте выступлением «красных против красных» и утверждает, что лозунг «Советы без коммунистов» восставшие не выдвигали, а лишь требовали равного доступа для всех социалистических партий в структуру Советов. Это и так, и не так.
Красными кронштадтцев можно назвать в той мере, в какой таковыми можно окрестить анархистов, чье идейное влияние на восставших очевидно. Но к весне 1921-го пути большевиков, упорно строивших сильное государство и представлявших социализм по-иному, анархистов, союзников РКП(б) сильно разошлись. По приказу Владимира Ленина чекисты жесточайшим образом зачистили Москву и Питер от анархистских банд. Цветом анархистов был, скорее, черный, а не красный.
Что касается лозунга о Советах, то другие историки склоняются к тому, что вытеснение коммунистов (правящей партии) из Советов все же провозглашалось —если не изначально, то в процессе развития восстания. «Братишки» поднялись вроде бы от обиды за голодающих и бастующих питерских рабочих, но тяжело тогда жилось всем.
Петербургские рабочие правильно предъявили бездарному зиновьевскому руководству города. Но когда узнали, как далеко зашли восставшие в Кронштадте, временно приостановили собственные выступления. А между тем именно антибольшевистская логика развития восстания делала его политически все более правым, хотя началось оно, действительно, под лозунгами «подлинного социализма».
Однако ряд исследователей справедливо указывают, что в случае успеха и дальнейшего развития восстания Военно-революционному комитету во главе со Степаном Петриченко пришлось бы все более смещать свою линию вправо, так как организационная, финансовая, медийная поддержка акции была возможна только со стороны западных государств, белогвардейцев, умеренно-социалистических сил эмиграции. Собственно, информационное использование Кронштадтского восстания белой эмиграцией и зарубежными государствами началось немедленно — в первые же дни выступления.
Не имея большого влияния на матросов, офицеры, находящиеся в Кронштадте, приняли в событиях самое активное участие. Царский генерал Александр Козловский действительно предлагал Петриченко — и совершенно правильно — атаковать Ораниенбаум, наступать на Питер, но ВРК отказался. Во-первых — «братишки» были нерешительны и в какой-то мере сами не знали, чего хотят. Во-вторых — из укрепленного города-крепости выходить не желали, наивно полагая, что власть их ультиматума испугается и немедленно пойдет на переговоры.
При этом 600 коммунистов было восставшими арестовано, а 400 убежало, спасаясь от избиений и угроз. Это был, конечно, прямой и недвусмысленный вызов Совнаркому и РКП(б). Но дело не только в активности царских офицеров в рядах восставших, которую, действительно, не стоит преувеличивать. Неопытные и нерасчетливые матросы сразу же стали пешками в чужой игре.
Обоз с продовольствием в Кронштадт повез финский разведчик (в дальнейшем он будет работать на нацистов) Петр Соколов, а само выступление моряков уже вовсю расписывалось в западных газетах как начало краха РСФСР. В тесном контакте с финскими спецслужбами событиями все больше интересовались Англия, Франция и Германия. Уже после подавления мятежа об этом аспекте, в общем-то, справедливо в интервью газете The New York Herald сказал Ленин:
«Поверьте мне, в России возможны только два правительства: царское или советское… В Кронштадте некоторые говорили об Учредительном собрании. Но разве может человек со здравым умом допустить даже мысль об Учредительном собрании при том ненормальном состоянии, в котором находится Россия? Учредительное собрание в настоящее время было бы собранием медведей, водимых царскими генералами за кольца, продетые в нос. Большевиков никто не в состоянии заменить, за исключением генералов и бюрократов, уже давно обнаруживших свою несостоятельность».
Конечно, если бы восставшим сопутствовала удача, тем больше бы они продвигались вперед, тем в большей степени им понадобилась бы внешняя поддержка. И Антанта через финнов ее начала бы оказывать несомненно, влияя на политическую платформу восставших.
Но, как известно, большевики, серьезно испугавшиеся восстания из-за характера его социальной базы, действовали все же быстро и решительно. В Питер были стянуты лояльные РКП(б) части, пропаганда энергично рисовала кронштадтцев лакеями белогвардейщины. Когда же часть красных войск заняла нейтральную позицию, Лев Троцкий и Михаил Тухачевский быстро нашли им замену.
Но главное состояло все-таки в том, что еще до окончательного подавления мятежа съезд РКП(б) по инициативе Ленина обнародовал программу важных социально-экономических реформ, которые явно учитывали высказываемые и кронштадтцами, и участниками одновременных крестьянских восстаний экономические требования. Однако советская власть ясно показывала — политические требования неуместны и вооруженные выступления будут быстро и жестоко подавлены безотносительно внимания властей к высказанным претензиям. Такова была разумная и твердая позиция большевиков.
Более двух тысяч участников восстания было казнено. Но спустя год после этих событий все рядовые участники вооруженного выступления попали под амнистию и смогли беспрепятственно вернуться домой из эмиграции. В конце 30-х им припомнили участие в Кронштадтском восстании, но это была уже другая генерация советской власти. Впрочем, когда мятеж не смог окончится удачей, глава восставших Степан Петриченко на автомобиле по льду удрал в Финляндию, бросив «братишек» на произвол судьбы. Обманутые и разочарованные люди устремились вслед.
Впрочем, стоит повнимательнее приглядеться к фигуре руководителя восставших. Фигура яркая и неоднозначная. Начнем с того, что Петриченко давно высказывал несогласие с политикой большевистского правительства с ультралевых позиций.
17 декабря 1917 года гарнизоном на острове Нарген (эстонское название — Найссаар) под руководством Степана Петриченко была провозглашена «Советская республика матросов и строителей». Российская советская республика Нарген появилась в знак протеста против несправедливых условий Брестского мира, по которым Прибалтика отторгалась от РСФСР. Республику пуганули немецкие войска, при приближении которых Петриченко с матросиками бежали. Точно так же, как позднее предпочли бежать в буржуйскую Финляндию, когда в «революционный» Кронштадт вошли части РККА.
Кстати, несмотря на несогласие с Брестским миром, в 1919-м Петриченко вступил в ряды РКП(б), но позднее был вычищен из партии под предлогом перерегистрации. Так что не идейные разногласия, а обида настроили вождя восстания против партии Ленина.
Но самое интересное началось в жизни Петриченко после его бегства в Финляндию в 1921-м. С одной стороны — беглый матрос здесь прилежно работает сначала маляром, а потом на лесопильном заводе. В реальности же балтиец с головой погрузился в борьбу и интриги спецслужб. Установлен факт его вербовки ГПУ, но когда именно злостный враг РСФСР стал советским агентом,— неясно. Во всяком случае он сразу же после бегства, в 1921-м, помешал белой эмиграции в Хельсинки направить кронштадтских добровольцев в советскую Карелию для организации восстания. Он же не допустил включение отряда бывших кронштадтцев во врангелевскую армию, находящуюся в Турции. За это уже в 1921-м Петриченко был арестован финской контрразведкой.
Но не стоит «делать из нашего героя борца за мировую революцию». Финские историки указывают и на попытки Петриченко договориться с англичанами о военной помощи бежавшим повстанцам, и на готовность моряка сотрудничать со спецслужбами любого государства — лишь бы за хорошее вознаграждение. Он сотрудничал с белоэмигрантскими организациями и одновременно давал сведения о них советской разведке. Но в каком случае он был искренен — установить крайне сложно.
Финны его выпустили, но в 1922-м вновь арестовали. Снова выпустили, но запретили селиться близ советско-финской границы, через которую к нему шастали за донесениями курьеры ГПУ.
Петриченко пытался вернуться в РСФСР по амнистии, объявленной для участников восстания, но ему отказали. Не беда: неунывающий моряк с нансеновским паспортом вновь предложил большевикам свои услуги, теперь уже будучи в Риге, где за ним не следила полиция, как в Хельсинки.
В 1927-м он, уже будучи связанным с ГРУ, возвращается из Латвии в Финляндию и начинает с удвоенной силой мелькать в кругах антисоветской эмиграции, где пытается поссорить всех со всеми по заданию Москвы. В 1937 году Джеймс Бонд в тельняшке отказался от дальнейшего сотрудничества с советской разведкой. Якобы был возмущен сталинскими показательными процессами. Потом опять передумал и перед самой войной передал в СССР важные сведения о германо-финском военном сотрудничестве. За это в 1941-м он был сначала интернирован, а затем и заключен финнами в тюрьму, где и просидел всю войну.
Его выпустили в 1944-м, когда под бдительным оком Владимира Жданова Финляндия едва не стала советской. Петриченко успел даже отметиться в работе советско-финского общества в Хельсинки. В тот момент госбезопасность Финляндии возглавили вышедшие из подполья коммунисты.
У Петриченко с сентября 1944-го по апрель 1945-го были все возможности выехать из страны, в которой советское влияние становилось все более сильным. Но, вероятно, он считал, что его заслуги перед НКВД и ГРУ оберегают его от любых неприятностей. Он ошибся.
В апреле 1945-го он был арестован по приказу финского министра-коммуниста Юрье Лейно за принадлежность к разведке прежнего пронемецкого режима (видимо, он был вынужден сотрудничать с финскими спецслужбами после ареста, иначе за шпионаж в военное время был бы казнен). Петриченко был выдан СССР и здесь осужден на 10 лет (судя по всему, при определении приговора учли его работу на советскую разведку) и скончался от болезней при пересылке во владимирскую тюрьму.
Он оставил трогательную записку, в которой отмечал:
«В моей черепной коробке все перевернулось вверх тормашками. Но уверяю, что все, что я делал, делал искренне, честно: отдавал свои силы, энергию и жизнь, будучи убежден, что служу мозолистыми руками интересам рабочих и крестьян…»
Из-за того, что такие великие путаники регулярно возглавляют выступления, подобные Кронштадтскому восстанию, эти мятежи и не кончаются удачей.