К безмолвному свету
«Мы не увидим уже Родины, но, конечно, никогда её не забудем, и судьба её всегда в нашем сердце... Не забывайте Россию. Идолам её не поклоняйтесь. Величие её духовное храните. Само оно будет просвечивать в делах ваших. Страданиям, пережитым Родиной вашей, поклоняйтесь. Мучеников её не забывайте. Наши же сердца и помышления всегда будут с вами». Такой завет русским людям оставил Борис Зайцев в конце своего пути.
В историю литературы Зайцев вошёл как лирик, «поэт прозы», художник-импрессионист, тонко чувствующий звуки и краски мира. «Легкозвонным стеблем» называл его Константин Бальмонт. Этому человеку, откликающемуся душой на свет звёзд и музыку небесных сфер, довелось вместе с миллионами русских людей ХХ века пройти через тяжкие испытания, горькие скорби. Вместе с собратьями по перу переживал годы лихолетья, терял близких, оказался на чужбине. Он бесконечно любил свою родину, увидеть которую ему было уже не суждено. Зайцев обрёл известность в европейских странах, произведения его переводились на десятки языков, но в Советской России они были запрещены. Сегодня книги классика заняли подобающее им место в сокровищнице русской словесности. Читателю хорошо знакомы «Голубая звезда», «Афон», «Валаам», жизнеописания Жуковского, Чехова и Тургенева, сборники воспоминаний «Москва», «Далёкое». Напомним, что Зайцев – автор замечательных, недооценённых по сей день романов «Золотой узор», «Дом в Пасси».
Какую позицию выбрать художнику-лирику, столкнувшемуся со стихией кровавого хаоса, торжествующей пошлости? Разгулу «безобразия, зверства и свирепости» Зайцев противопоставил гармонию, поэзию, свет. Неустанно напоминал о том, что «в душах наших не только не умирает, но, в изгнании сплачивая, ярче и чище светит облик Святой Руси – нашей духовной Родины. Нам дано огромное укрепление и счастье – в родных святынях. То, что самое важное и единственно великое в России, этого не отнять никаким политикам и никаким партиям. Оно с нами, в нашей душе и сердце». Творческое и жизненное кредо были нераздельны у художника, убеждённого, что «каждое малое слово участия, сострадание в беде, умиление, помощь – отблески всё того же Высшего и Вечного в людях. Доброта – голос Бога, говорящего через человека». Зайцеву был дан дар разглядеть эти отсветы в окружающем мире и запечатлеть их в слове. Литературное наследие его – поистине отблески Высшего и Вечного.
В истории русской словесности Борис Зайцев уникален и своими человеческими качествами. От литераторов Серебряного века его отличала безупречная нравственная позиция. Брак с Верой Алексеевной Орешниковой оказался прочным и гармоничным. Зайцев не был замешан в скандальных историях, никогда не изменял своим принципам и идеалам. Может быть, поэтому ему была дарована долгая жизнь: творческий путь писателя продолжался семь десятилетий. Судьба даровала девяностолетнему литератору безмятежную и мирную кончину на руках любящих людей. В отличие от большинства «серебряных» талантов, которые не оставили детей, род праведника, по библейской истине, умножился: многочисленные потомки его живут и здравствуют доныне.
Ещё до революции критика, не без лёгкой иронии, но в целом доброжелательно, удостоила Зайцева определений «смиренный», «инок», «тишайший», даже «блаженный». Пожалуй, в полной страстей и личных драм атмосфере художественной жизни он и вправду выглядел блаженным. «Воды глубокие плавно текут. Люди премудрые тихо живут», – сказал Пушкин. Поэтому жизнь Зайцева оставалась в тени бурных и драматичных биографий современников – Бунина и Мережковского, Набокова и Иванова, Толстого и Куприна. В воспоминаниях писатель предстаёт как образец доброты, простоты, честности, скромности, благородства. Его «иконописный» облик отражал душевную чистоту. Хорошо сказал критик С. Яблоновский: «Одни перекрасились, другие застонали, третьи прокляли, все шарахались в разные стороны, – а Зайцев смотрел, и в лице его – как всегда! – были и ясность, и строгость, и любовь, и печаль, и улыбка. Сам переносил – всё перенес. Другим помогал переносить. Учил без учительства. Мирился.
Не с злодейством, не с подлостью, а с жизнью, потому что жизнь для него – подвиг, и когда можно – радость, и – когда надо – Голгофа».
Однако Зайцев не был неотмирным анахоретом. Наоборот, он всегда оказывался в центре литературной жизни – и в России, и в зарубежье его избирали главой писательских объединений. Четверть века он провёл на посту председателя Союза русских писателей и журналистов во Франции, снискав любовь и уважение своей отзывчивостью и доброжелательностью, был автором многих культурных и общественных инициатив. Деятельная любовь к бедствующим собратьям проявилась и в личной помощи, и в устройстве благотворительных вечеров, сборов средств в пользу нуждающихся.
Ещё одна черта выделяет Зайцева из сонма писателей ХХ века: его творческий путь протекал, как он сам признавался, «при свете Евангелия, Церкви». Христианское мироощущение помогло ему соблюсти внутреннюю душевную гармонию в эпоху страшных катастроф, оно подспудно присутствует во всех его текстах. Исторические катаклизмы, революции и войны XX века он рассматривает с точки зрения Вечности. Неколебимой оставалась вера в Промысел: «Ничто в мире зря не делается. Всё имеет смысл... День и ночь, радость и горе, достижения и падения – всегда научают. Бессмысленного нет». В долгом творческом пути писателя не было мучительных поисков и метаний. Его личность и творчество гармоничны, в них сочетаются любовь к культуре Запада и верность русским идеалам, заинтересованная отзывчивость на самые разные явления общественной, культурной, религиозной жизни разных стран – и преданность своей Церкви. «Светский, но православный» – так писатель определил свою позицию. Он действительно стал проповедником Евангелия в новую эпоху, но проповедь его была образно-эстетической, никогда не переходящей в прямые нравоучения. Лишь изредка произносит он сам или устами своего героя несколько простых, но очень точных слов. И они обретают силу убедительности, потому что за ними – Истина.
Борис Константинович Зайцев стал подлинным летописцем блистательного века русской словесности. На протяжении семидесяти лет, проведённых в России и во Франции, он общался с писателями, издателями, литературными критиками, искусствоведами, артистами, музыкантами. Своим современникам он посвятил сотни мемуарных очерков, портретов, приветствий и некрологов. Он обладал даром увидеть, почувствовать и запечатлеть суть личности, проникнуть в сущность творчества, дать точные и глубокие оценки. И сегодня без его мемуарных очерков невозможно полное представление об истории русской литературы ХХ столетия.
Зайцев оставил замечательные образцы православной публицистики, определяющие позицию христианина в современном грохочущем «мире кесаря», в наступающих уже эсхатологических временах. Тема Креста, русской Голгофы, страданий за веру остро волновала его. «Если смотреть на Россию взором здравого смысла, одного здравого, есть от чего содрогнуться. Но за здравым есть и не-здравый. В Промысел просто надо верить, как поверил в конце Иов. А это значит – всегда своё сохраняя и ничего не уступая, принять Крест, как предложенный для неизвестных нам, необозримых, но и высших целей».
В своих многочисленных эссе писатель постоянно размышляет о судьбах мира и России, о ниспосланных русским предельных испытаниях, о возможности сохранять божеское и человеческое в душе. Эти тексты – замечательная, тонкая и глубокая православная философская проза. Они остаются остроактуальными в наше смятенное время. Зайцев ставит диагноз и предлагает выход: человечество «грешит, страдает, заливается кровью, но вон там, за всем ужасом – безмолвный свет, сияние над яслями. Там спасение».
Сегодня, в нынешней России, раздумья Бориса Зайцева звучат мудро и удивительно актуально. Как и прежде, «страхом бедности и войны объят мир», растёт пропасть между роскошью и нищетой, в озлобление и помрачение погружаются целые народы. Из глубин истории русский писатель призывает нас, сегодняшних своих соотечественников, не впадать в уныние, не опускать руки. Подниматься над тьмой, жить «скромной и доброй жизнью». И не бояться!
Борис Зайцев вернулся домой – своими книгами. Его лёгкое, звенящее, утешающее, ободряющее, возвышающее слово так необходимо нам сегодня.