Дети CODA. Почему глухие родители хотят, чтоб их слышащий ребёнок стал сурдопереводчиком
В Белгородской области на тысячу людей с проблемами слуха, состоящих на учёте в региональном отделении Всероссийского общества глухих, приходится 9 сурдопереводчиков. Одна из них – Марина Величко. «БелПрессе» она рассказала о том, как попала в профессию и о нюансах своей работы.В четыре года покупала доски и кирпич для гаража отца. «В СССР практически на всех производствах были штатные сурдопереводчики. Они налаживали контакт глухого работника с коллективом, мастером, бригадиром. С глухими проводили праздники, собрания, соревнования, они были активной частью коллектива, вовлечены в жизнь предприятия.Так, в Белгороде переводчики были на «Энергомаше», «Фрезе», «Соколе» и швейной фабрике, где больше всего трудилось глухих.С годами глухих не стало меньше, однако сегодня переводчиков нет ни на одном предприятии региона. Отчасти сокращение специалистов связано с тем, что появилась масса ограничений по трудоустройству и организации условий труда глухих работников, за несоблюдение которых штрафуют. Работодателю проще отказать плохослышащему в приёме на работу, что они и делают. На тех предприятиях, где есть глухие, с ними объясняются записками. На сурдопереводчика учатся пять лет. Специалистов готовят вузы Москвы, Санкт-Петербурга и Новосибирска. В основном профессию выбирают люди, с детства говорящие на языке жестов, – слышащие дети глухих родителей. Или дети CODA (Children of Deaf Adults), как принято говорить во всём мире. Есть международная организация CODA, которая работает во многих странах. Глухие родители мечтают, чтобы их дети стали переводчиками. Я и моя младшая сестра Инна Стребкова – из семьи глухих.Сестра окончила Московский государственный педагогический университет им. Шолохова.Десять лет учила глухих детей в школе-интернате № 26 Белгорода. Пять лет работает в региональном обществе ВОГ в областном центре. Мы работаем с сестрой вместе. Я пришла сюда 12 лет назад. Специального профессионального образования нет. По специальности я вышивальщица. Пока работала на швейной фабрике, часто приглашали в общество помочь. Потом предложили работать официально. Мои университеты начались в детстве. У родителей приобретённая глухота. Малышами оба переболели вирусными заболеваниями и потеряли слух. Они готовили меня к обычной жизни слышащих людей. Пытались разговаривать со мной, как обычные люди, но это добавило проблем. Я впитала нечистую речь с неправильными, непонятными словами, произношением. Меня отдали в обычный детский садик рядом с домом, чтобы исправить ситуацию. Попалась хорошая воспитательница, которая серьёзно занялась мной. Я быстро училась – и речь, и голос изменились. Как‑то родители на день уехали в Москву, оставив меня с маминой подружкой, глухой женщиной. У неё и научилась первым жестам: пошли есть, сходи в туалет, вымой руки. Дальше – больше.Родители были в шоке. Но радовались, что в семье появился проводник в мир звуков. В четыре года я покупала доски и кирпич для гаража отца. Он постоянно брал меня с собой, потому что мог недослышать, а я переводила. И вела переговоры со строителями. В школе подсказывала тем, кто отвечал у доски. А меня не понимали, второпях я переходила на язык глухих». Разговор в ладошку. «В Москве на курсах повышения квалификации, где собираются переводчики со всей страны, тоже болтают между собой жестами. Профессиональная привычка. Язык очень интересный и, по‑моему, красивый. Вы видели, как поют глухие? Со стороны смотреть увлекательно.В азбуке глухих мало букв, похожих на буквы русского алфавита, – О, М, Л, С. Всего там 33 буквы. Разговор может происходить двумя способами – жестами (слово) или дактилем (буквы азбуки). Если не знаешь жеста нового слова, появившегося недавно, тогда говорим дактилируя. С глухими разговариваешь на расстоянии, чтобы видели жесты, со слепоглухими нужен тактильный контакт. Человек кладёт свою ладонь на мою тыльную сторону кисти, и я «говорю» ему в ладошку. Они слышат меня руками. Слепоглухой человек может ещё читать надписи на ладони. Так и называется – «письмо на ладони». Для глухих русский язык такой же иностранный, как любой другой. Без опыта сложно разобрать, что они пишут в эсэмэсках. Слышащие, например, спрашивают: «Кто пришёл?» А они говорят: «Пришёл кто?» Им так понятней. Мимика лица, эмоции – такой же важный инструмент, как и руки.У нас свой дресс-код. В белом, ярко-пёстром или в рубчик запрещено. На таком фоне человеку трудно следить за руками переводчика. Можно носить одежду тёмных, однотонных расцветок. Я сама люблю строгий деловой стиль, поэтому для меня это не проблема». В автобус паровозиком. «Очень сложно работать с теми, кто потерял слух в возрасте. Они не знают жестового языка, и обучающих курсов для таких людей у нас нет. Приходится «включать» артикуляцию или говорить очень громко. Я работаю также со слепоглухими, и это тоже не просто. Приезжаешь за подопечным домой и сопровождаешь его везде, куда ему нужно: в поликлинику, к нотариусу, в суд. По дороге я должна рассказывать всё, что вижу: какие листья на деревьях, много ли людей на улице, во что одеты, описываю улицу, что происходит кругом. Это обязательно. Кто‑то берёт с собой трость, кто‑то нет. Например, Светлана, одна из моих подопечных, отказывается от неё, когда мы вместе. Попадаются лестницы: ступенька вниз – и моя рука, за которую она держится, идёт вниз (когда не успеваю предупредить словами), ступенька вверх – рука вверх. В автобус заходим маленьким паровозиком, Света сзади держит меня за талию.Слепоглухих в Белгороде живёт немного – человек десять. Все получили инвалидность в старшем возрасте. Помогать им – тоже наша работа». Запутанные пальцы. «Тяжело бывает работать на лекциях, собраниях, где надо часа три переводить. Ещё хуже, когда оратор шпарит без остановки, не обращая на тебя внимания. Пальцы так и путаются друг о друга.Переводя, нахожу синонимы, меняю слова на более распространённые, простые. Потому что уровень образования подопечных, особенно молодёжи, не высок. Есть малограмотные. Я должна говорить так, чтобы меня понимало большинство людей в зале. Всегда переспрашиваю: «Понятно?» Кивают головами.Мне кажется, в СССР глухих лучше учили. Старики помнят школьные стихи, читают, интересуются новостями. В бегущей строке новостей на телеканале увидят новое слово, запишут на бумажке, звонят нам по видеосвязи или приходят, спрашивают значение. У молодого спросишь что‑то элементарное – не знает. СМС некоторые пишут с трудом.Советское поколение глухих более самостоятельное. Я сужу по родителям, их друзьям, рассказам наших пенсионеров. Напишут на листке, что им нужно, и сами идут просить, требовать или просто за покупками. Может, время изменилось, появилось больше чёрствости в обществе. Поэтому слабослышащие стали больше обращаться за помощью к нам». Записала Анна Золотарёва