Как мечты Виктора Цоя сбылись в Диснейленде

«В нашей стране желательно погибнуть, чтобы стать окончательно популярным», - сказал о Викторе Цое Майк Науменко. Но, во-первых, не обязательно: сам Науменко умер через год после Цоя, а «окончательно популярным» так и не стал. Во-вторых, такое бывает сплошь и рядом, хоть в России, хоть в Америке. Внезапная смерть известного молодого человека зачастую превращает его в икону - Брюс Ли, Джим Моррисон и Хит Леджер не дали бы соврать. Публика мгновенно придумывает фантастические версии гибели кумира, отрицает ее, ищет таинственный смысл в ролях и текстах.

С Цоем произошло именно это. Смерть зафиксировала его в момент наивысшей популярности, в расцвете молодости и таланта. В августе 1990 года его песни мгновенно засияли новым темным огнем. Но все-таки интересно, как бы они звучали, если бы мы в этом году не отмечали 30-летие со дня его смерти, а поздравляли его с 58-м днем рождения. Посвящал бы он песню «Перемен» Донбассу или майдану? Был бы у него домик в Испании? Сидел бы он вместо Полины Гагариной в шоу «Голос», вместо Земфиры - у Познера, вместо Агутина - у Дудя?

По воспоминаниям Артемия Троицкого, Цой вовсе не был темным рыцарем вроде Моро из фильма «Игла». Романтический в байроновском смысле образ - черная одежда, одиночество посреди мрака и снега - был придуман. А на самом деле «Витя был простым, веселым и смешливым парнем». Автор «Ассы» Сергей Соловьев, наоборот, называл его «очень гордым и очень одиноким человеком». Исписаны тысячи страниц, сняты сотни часов видеозаписей в попытках понять, каким был Цой на самом деле. Может быть, Познер с Дудем легко бы это выяснили, но смерть распорядилась иначе. И ей по-всякому виднее.

МАССА ДЛЯ «АССЫ»

Настоящая слава Цоя началась с «Ассы» - с последней сцены, где он поет в пустом зале «Перемен требуют наши сердца». Сергей Соловьев вспоминал, как снимался этот эпизод. Они с Цоем ездили по Москве в поисках подходящей площадки, наконец обнаружили Зеленый театр в ЦПКиО имени Горького. Соловьев начал переживать: «Шесть тысяч народу сюда входит! И кем же этот зал заполнить? Да еще каждому из массовки надо заплатить по пятехе, и откуда у нас такие деньги?» Цой равнодушно слушал аргументы: «Никому ничего платить не надо. Я позвоню по двум-трем телефонам...»

Соловьев посмотрел на него с грустью, как на страдающего манией величия. «По каким двум-трем телефонам? Нам, Витя, послезавтра снимать. Больше ста человек ты обзвонить все равно не успеешь». Цой спокойно ответил: «Просто скажите, кому и когда прийти». Соловьев с недоверием выдавил из себя: «К шести. Послезавтра. Шести тысячам человек. От пятнадцати до двадцати пяти лет...»

Послезавтра Соловьев приехал в Зеленый театр загодя, чтобы не торопясь все подготовить. Зал был забит молодежью, через толпу еле удалось протиснуться. У Соловьева началась легкая паника: «Казалось, еще секунда - и что-то должно рвануть». На съемку было ровно двадцать минут, когда солнце уже садилось, но в зале было еще достаточно светло. Соловьев вдруг осознал, что еще не успел раздать зрителям шесть тысяч коробков спичек: по его замыслу, они должны были их зажигать в момент исполнения песни. Цой спокойно выслушал Соловьева и сказал: «Я им сейчас все объясню». Подошел к микрофону: «Сейчас мы раздадим вам всем спички. Берите по три штуки, когда я запою «Перемен!», чиркайте, огонек поднимайте вверх...»

«Витя запел, камеры заработали, я скомандовал «Зажигай!», шеститысячная толпа, минуту назад, казалось, готовая все разнести в щепу, а потом поджечь, вела себя как идеально вышколенный кордебалет Большого... Такова сила взаимного внутреннего контакта кумира и обожающей его толпы...»

«ЦОЕВЫЙ СОУС»

Одной из близких подруг Цоя была Джоанна Стингрей, которая в СССР вышла замуж за гитариста «Кино» Юрия Каспаряна. В книге «Стингрей в Зазеркалье» она описала визит Цоя в Америку. По ее словам, одним из самых счастливых моментов в его жизни был визит в Диснейленд.

«Когда мы подошли ко входу, на глаза у меня навернулись слезы. Мы с Виктором годами мечтали об этом дне: укромно приткнувшись вдвоем где-нибудь в уголке на очередной тусовке, бесконечно говорили о разнообразных аттракционах и лакомствах, которые ждут нас здесь.

- Джо, - прошептал он мне на ухо. - Мечта сбывается...

Такое ощущение, что передо мной был ребенок. Крупнейший рок-герой СССР вот уже какой круг не слезал с карусели, а со счастливого лица не сходила улыбка до ушей».

Между прочим, у Цоя была реальная перспектива стать звездой на Западе. На фестивале независимого кино «Сандэнс» с громовым успехом показали фильм «Игла», после показа устроили концерт «Кино», американская публика, ни слова не понимая, встречала песни овациями. Потом к Цою и Стингрей подошли несколько продюсеров: «Можно поговорить с вами об инвестициях в работу «Кино» на Западе?» Среди них были японцы: «Иглу» немедленно купили для японского проката, начались переговоры о выпуске пластинок в Японии.

Цой и Стингрей отправились в Токио. «Японские девушки были от Виктора без ума. Одним из самых светлых впечатлений от Японии для Цоя стало обилие соевого соуса, который он обожал и который в СССР было не купить... Я хохотала при виде того, как Виктор разрывал пакетик за пакетиком и заливал свою тарелку липкой коричневой жидкостью». Стингрей называла эту жидкость «цоевый соус».

«СМЕРТЬ БЫЛА МГНОВЕННОЙ»

Смерть Цоя, последовавшая через полгода после этих поездок, стала для Стингрей одним из самых страшных ударов в жизни. Только через 28 лет, готовясь написать книгу, Джоанна нашла в себе силы расспросить близких Цоя о том, что случилось в Прибалтике 15 августа, когда они узнали о роковой аварии.

«В это мгновение Наташа (Наталья Разлогова, гражданская жена Цоя. - Ред.) поняла, что никакой надежды нет. Они помчались в ближайшую больницу в городе Тукумс... Говорить она не могла. Алексей (сын Натальи. - Ред.) пошел в больницу один, и именно он первым увидел мертвого Виктора... Наташа говорит, что череп его был раскроен, как разбитая ваза, но лицо оказалось нетронутым и в нем сохранялась спокойная умиротворенность.

«Увидев его, я поняла, что смерть была мгновенной. Я больше всего боялась мысли о том, что он страдал в одиночестве, но этого не произошло», - уже потом писала мне Наташа. Она стояла, не в состоянии оторвать глаз от Виктора, и в то же время понимала, что тело это никакого отношения к Виктору не имеет. Он ушел, он уже был где-то там, где над улыбками и душами царили свобода и мир. Тело было просто сосудом для его волшебного духа».