Стоит ли Лукашенко плевать в колодец
Республика Беларусь воспринимается как этакий «островок СССР», страна, где не проводилось крупной приватизации. Соответственно, отсутствуют олигархи, сохранилась «колхозная» форма сельского хозяйства, остались многие советские традиции типа субботников, при этом сохранились социальные гарантии и в целом страна выглядит весьма благополучной и благоустроенной.
Для ностальгирующих по прежним временам Белоруссия ― пример того, каким мог бы быть СССР, если бы реформы пошли «правильным» путем. И естественно, Александр Лукашенко, как отец «белорусского чуда», весьма популярен среди исповедующих левые взгляды граждан постсоветских стран, включая Россию.
Нелепо отрицать харизму белорусского президента, как и его организационные способности, изначально проявившиеся в качестве директора совхоза «Городец» Шкловского района Могилёвской области и позволившие стать депутатом Верховного Совета Белоруссии, а затем быстро сделать головокружительную политическую карьеру.
Как несколько утрированно, но весьма метко заметили многие аналитики, он и всю страну превратил в «большой колхоз», управляемый энергичным председателем, хотя с поправкой на сегодняшние реалии правильней говорить о крупной частной корпорации.
Но насколько такую схему можно экстраполировать на более крупные размеры? Теория управления говорит, что размеры структуры, которой можно руководить в ручном режиме (при наличии достаточно сильного руководителя), ограничены транснациональной корпорацией либо государством с населением до 10 мл. человек, т. е. как Белоруссия. Там, где больше, «это» уже не работает, никакого руководителя физически не хватает, дабы, говоря по-простому, «за всем уследить»
Но главный вопрос, который следует задать, обсуждая возможность распространения «белорусской модели» на Россию или максимально большее число республик б. СССР, о чем грезят «ностальгирующие», насколько она вообще самодостаточна, способна существовать без внешней подпитки?
Отмечая успехи Белоруссии, нужно сказать, что изначально в целом Белоруссия оказалась одной из наиболее подготовленных к переходу на рыночные рельсы. В неформальном рейтинге советских республик по уровню благополучия она стояла, пожалуй, сразу за прибалтами, регионы компактной республики имели примерно равный уровень развития, не было откровенно депрессивных и в советские времена, как в РСФСР. Единственной «гирей» можно считать последствия катастрофы на Чернобыльской АЭС.
Парадоксально, но изначальным плюсом Белоруссии многие экономисты считают то, что в СССР она играла роль «сборочного цеха». Как стране, обладающей ограниченными природными ресурсами, ей выделялись значительные средства на развитие промышленности. В 1990 г. белорусский экспорт в страны, не входящие в СЭВ, составлял 5,5 проц. от ВВП ― второе место в СССР после России, экспортировавшей природные ресурсы. То есть еще в Советском Союзе Белоруссия занимала ряд ниш не только на рынке государств социалистического блока, но и на мировом рынке.
Такая структура экономики Белоруссии позволила несколько минимизировать последствия спада и падения спроса в соседних странах (прежде всего в России). А возобновившийся в России экономический рост способствовал поддержанию высоких темпов увеличения белорусского экспорта. Россия для сегодняшней Беларуси не только геополитическая защита от «демократизации» и «оранжизации», не только основной рынок сбыта производимой продукции, но и поставлявшиеся до последнего времени по внутрироссийским ценам газ и нефть.
При этом объемы поставок значительно превышали собственные потребности Белоруссии, а «излишек» перерабатывается на белорусских НПЗ и идет на экспорт в третьи страны в виде готовых нефтепродуктов, естественно, уже по мировым ценам. Т. е. свою долю российской сырьевой ренты, которой любят объяснять успехи России, Белоруссия получает, так же как и постоянную прямую экономическую помощь, в виде многомиллиардных кредитов (самый крупный из последних ― 10 млрд долл. на строительство АЭС), которые «Батька», отдадим ему должное, научился «выжимать» из Москвы, как ушлый председатель колхоза, «фонды», дефицитные технику и материалы из вышестоящего руководства.
Есть и еще один немаловажный момент. Можно долго вести теоретический спор о том, каким государством сугубо из меркантильных соображений быть «комфортнее» всего ― большим («державой») или маленьким, компактным. Главное достоинство для «держав» ― большой внутренний рынок для собственных производителей, возможность концентрировать ресурсы на крупные проекты, отстаивать и продвигать свои интересы (экономические, прежде всего) во внешней политике.
Но с другой стороны, глобальная внешняя политика, а великой державе без неё не обойтись, поскольку и недругов у неё хватает, очень дорогое удовольствие. Нужно иметь мощную армию, разведку, иметь возможность финансово поддерживать друзей и союзников (а Белоруссия в данном контексте «реципиент», а не донор). Золотовалютные резервы, финансовая независимость также, как показывает опыт, необходимое условие политической субъектности.
И получается, что ныне Белоруссия удачно совмещает достоинства обеих «моделей». В распоряжении белорусских производителей огромный российский рынок с преференциальными условиями и никаких «великодержавных» расходов.
Россия усиленно модернизирует вооруженные силы, включая такие дорогостоящие составляющие, как РВСН и ВМФ (без которых мировую державу представить невозможно). Понятно, у Белоруссии нет данных родов вооруженных сил, но и имеющиеся у неё ВВС и сухопутные войска она обновлять не торопится, хотя защита своего сегмента единого оборонного пространства входит в её прямые союзнические обязанности.
В силу этого долго обсуждался вопрос о размещении на территории Белоруссии эскадрильи современных российских истребителей, но в конце концов Лукашенко, видимо, счел это политически нецелесообразным, согласившись закупить 12 СУ-30 по 50 млн долл. Впрочем, детали сделки: как, когда и чем Белоруссия будет расплачиваться за них ― в открытой печати отсутствуют. Кроме них, учебных самолетов и зенитно-ракетных комплексов никаких российских вооружений Белоруссия не закупала.
Не участвует она и в финансировании российской космической программы (в том числе спутников связи и разведки, без которых обеспечить безопасность невозможно), ядерных исследований, фундаментальной науки, которая в советские времена была в основном сосредоточена на территории РСФСР. При этом предприятия белорусского ВПК интегрированы в российский и свой «кусок» от российских трат на эти цели исправно получают.
При этом при всех успехах белорусской экономики официальные зарплаты и пенсии там на 30–40 процентов ниже, чем в России, при том что считаются они «хитро» ― включают в себя другие блага, которыми работник пользуется, но не считает частью своей зарплаты. Это бесплатное питание работников, путевки в санатории за счет предприятия, компенсации расходов на транспорт, оплату служебного жилья и пр.
А чтобы сохранить эти блага, Лукашенко приходится каждый год закатывать истерики, требуя очередного кредита (вдобавок ко всем обозначенным выше преференциям), как ребенок требует от родителей конфетку. Поэтому ответ на поставленный выше вопрос очевиден ― нет: без Лукашенко, с другим руководителем, белорусская модель может существовать, а вот без постоянной подпитки со стороны «олигархической» России ― никак.
Изначальный секрет успеха Лукашенко и заключался в том, что свалившуюся на голову в результате Беловежских соглашений независимость подавляющее большинство граждан республики восприняли без всякого энтузиазма, а «Грыгорыч» был единственным депутатом тогдашнего Верховного Совета БССР, голосовавшим против ратификации Беловежских соглашений.
Победа несистемного Лукашенко на президентских выборах 1994 года в обычно дисциплинированно голосующей за начальство Белоруссии (его основным соперником был действующий премьер Кебич) и была обусловлена протестом против того, что номенклатура начала строить незалэжну державу, а Лукашенко-то недвусмысленно намекал на то, что будет стремиться к воссозданию единого государства с Россией.
Действительно, с его приходом к власти интеграционные процессы «пошли», вылившись в создание в 1998 году «Союзного государства России и Беларуси». Не вдаваясь в технические детали, отмечу, что несмотря на название, речь шла о прочном союзе двух различных государств, но с перспективой дальнейшей интеграции. Уже тогда Лукашенко проводил линию ― получить от России побольше, но сохранить при этом максимум самостоятельности.
В то же время он заявлял, что «в интеграции Белоруссия готова идти настолько далеко, насколько согласна Россия». Такая готовность объяснялась просто: успехи «консервативной» политики Лукашенко принесли ему немалую популярность не только в своей стране, но и в России и он не без оснований полагал, что имеет все шансы стать главой воссоединенного государства. Этого же опасались и в московских коридорах власти, поэтому старались интеграционные процессы не форсировать.
Ситуация диаметрально изменилась после 2000 года, когда у России появился авторитетный и популярный лидер. Теперь уже из Москвы периодически звучали заявления о готовности идти в интеграции настолько далеко, насколько готова Белоруссия, которые Лукашенко парировал тем, что «от нас требуют вступления в состав России… Я не хочу похоронить суверенитет и независимость моей Беларуси…».
Хотя, конечно, дело в том, что «Батька» в качестве главы независимого государства, которое он чем дальше, тем больше воспринимал как личную вотчину (вплоть до планов «наследственного» президентства), все более «входил во вкус» и совсем не желал менять его на статус российского регионального руководителя или крупного чиновника федерального уровня.
Легко провести аналогии происходящего в Белоруссии с тем, как «трансформировались», придя к власти, украинские политики, имевшие имидж пророссийских, ― мотивация была совершенно идентичной. Смысл политики сводился к тому, чтобы побольше иметь от России экономических «коврижек» при минимуме встречных обязательств и «свободе действий» в отношениях с другими, прежде всего западными партнерами.
Различались лишь исторически сложившиеся акценты: Лукашенко приходилось постоянно подчеркивать свою верность союзу с Россией (но и требовать от неё много больше, чем Украина позднего Кучмы или Януковича), на Украине же в ходу была «многовекторность».
Но стратегический курс на отдаление от России был, в принципе, идентичен, а значит, требовал и соответствующего идеологического обеспечения, и белорусские змагары пользуются такой же благосклонностью властей, как и украинские свидомые при Кучме и Януковиче. Еще одним «совпадением» является то, что и при указанных украинских президентах, и в Белоруссии пророссийская оппозиция подавлялась предельно жестко.
Лукашенко, несмотря на почти официальный статус «последнего диктатора Европы», всячески пытался заигрывать с Западом, уклоняясь от поддержки России в принципиальных вопросах, таких как признание независимости Абхазии и Южной Осетии, воссоединения с Крымом и т. д.
Но как все на свете, эта схема российско-белорусских отношений в последние годы начала изживать себя. Белорусская экономическая модель требовала все больших внешних вливаний, а в Москве уже «устали» содержать все более ненадежного союзника, все более четко давая понять Лукашенко, что нельзя быть «немного беременным». Тот же, пытаясь шантажировать Москву, резко поднял накал антироссийской пропаганды, скатываясь в откровенное хамство, и, конечно, ищет благосклонности Запада, где, понятно, готовы всячески способствовать российско-белорусскому охлаждению, вплоть до разрыва.
Только вот зря Александр Григорьевич забыл, чем закончились многовекторность и заигрывание с собственными националистами и русофобами для Кучмы, и особенно Януковича. Он был и остается для Запада неизмеримо более одиозной фигурой, чем названные украинские деятели. И если на Западе сочтут, что Белоруссия созрела для «майдана», то миндальничать не будут. Лукашенко же его, по сути, сам и готовит.
А убеждённость в том, что у меня-то «все под контролем», что если надо, «мы их поприжмем», как говорил о нацистах персонаж фильма «Кабаре», ох, скольких она в истории подводила! Да и сам Лукашенко рассматривается Западом как фигура, от которой после «использования» следует сразу избавиться, тем более что белорусская политическая и экономическая модель для Запада совершенно неприемлема.
Вечно эквилибрировать между Западом, Россией и собственными «либерал-националистами» не получится. Впрочем, и просто самоуверенность и пришедшая с годами во власти вера в собственную непогрешимость для многих заканчивались весьма печально.
Дмитрий Славский, специально для alternatio.org
Для ностальгирующих по прежним временам Белоруссия ― пример того, каким мог бы быть СССР, если бы реформы пошли «правильным» путем. И естественно, Александр Лукашенко, как отец «белорусского чуда», весьма популярен среди исповедующих левые взгляды граждан постсоветских стран, включая Россию.
Нелепо отрицать харизму белорусского президента, как и его организационные способности, изначально проявившиеся в качестве директора совхоза «Городец» Шкловского района Могилёвской области и позволившие стать депутатом Верховного Совета Белоруссии, а затем быстро сделать головокружительную политическую карьеру.
Как несколько утрированно, но весьма метко заметили многие аналитики, он и всю страну превратил в «большой колхоз», управляемый энергичным председателем, хотя с поправкой на сегодняшние реалии правильней говорить о крупной частной корпорации.
Но насколько такую схему можно экстраполировать на более крупные размеры? Теория управления говорит, что размеры структуры, которой можно руководить в ручном режиме (при наличии достаточно сильного руководителя), ограничены транснациональной корпорацией либо государством с населением до 10 мл. человек, т. е. как Белоруссия. Там, где больше, «это» уже не работает, никакого руководителя физически не хватает, дабы, говоря по-простому, «за всем уследить»
Но главный вопрос, который следует задать, обсуждая возможность распространения «белорусской модели» на Россию или максимально большее число республик б. СССР, о чем грезят «ностальгирующие», насколько она вообще самодостаточна, способна существовать без внешней подпитки?
Отмечая успехи Белоруссии, нужно сказать, что изначально в целом Белоруссия оказалась одной из наиболее подготовленных к переходу на рыночные рельсы. В неформальном рейтинге советских республик по уровню благополучия она стояла, пожалуй, сразу за прибалтами, регионы компактной республики имели примерно равный уровень развития, не было откровенно депрессивных и в советские времена, как в РСФСР. Единственной «гирей» можно считать последствия катастрофы на Чернобыльской АЭС.
Парадоксально, но изначальным плюсом Белоруссии многие экономисты считают то, что в СССР она играла роль «сборочного цеха». Как стране, обладающей ограниченными природными ресурсами, ей выделялись значительные средства на развитие промышленности. В 1990 г. белорусский экспорт в страны, не входящие в СЭВ, составлял 5,5 проц. от ВВП ― второе место в СССР после России, экспортировавшей природные ресурсы. То есть еще в Советском Союзе Белоруссия занимала ряд ниш не только на рынке государств социалистического блока, но и на мировом рынке.
Такая структура экономики Белоруссии позволила несколько минимизировать последствия спада и падения спроса в соседних странах (прежде всего в России). А возобновившийся в России экономический рост способствовал поддержанию высоких темпов увеличения белорусского экспорта. Россия для сегодняшней Беларуси не только геополитическая защита от «демократизации» и «оранжизации», не только основной рынок сбыта производимой продукции, но и поставлявшиеся до последнего времени по внутрироссийским ценам газ и нефть.
При этом объемы поставок значительно превышали собственные потребности Белоруссии, а «излишек» перерабатывается на белорусских НПЗ и идет на экспорт в третьи страны в виде готовых нефтепродуктов, естественно, уже по мировым ценам. Т. е. свою долю российской сырьевой ренты, которой любят объяснять успехи России, Белоруссия получает, так же как и постоянную прямую экономическую помощь, в виде многомиллиардных кредитов (самый крупный из последних ― 10 млрд долл. на строительство АЭС), которые «Батька», отдадим ему должное, научился «выжимать» из Москвы, как ушлый председатель колхоза, «фонды», дефицитные технику и материалы из вышестоящего руководства.
Есть и еще один немаловажный момент. Можно долго вести теоретический спор о том, каким государством сугубо из меркантильных соображений быть «комфортнее» всего ― большим («державой») или маленьким, компактным. Главное достоинство для «держав» ― большой внутренний рынок для собственных производителей, возможность концентрировать ресурсы на крупные проекты, отстаивать и продвигать свои интересы (экономические, прежде всего) во внешней политике.
Но с другой стороны, глобальная внешняя политика, а великой державе без неё не обойтись, поскольку и недругов у неё хватает, очень дорогое удовольствие. Нужно иметь мощную армию, разведку, иметь возможность финансово поддерживать друзей и союзников (а Белоруссия в данном контексте «реципиент», а не донор). Золотовалютные резервы, финансовая независимость также, как показывает опыт, необходимое условие политической субъектности.
И получается, что ныне Белоруссия удачно совмещает достоинства обеих «моделей». В распоряжении белорусских производителей огромный российский рынок с преференциальными условиями и никаких «великодержавных» расходов.
Россия усиленно модернизирует вооруженные силы, включая такие дорогостоящие составляющие, как РВСН и ВМФ (без которых мировую державу представить невозможно). Понятно, у Белоруссии нет данных родов вооруженных сил, но и имеющиеся у неё ВВС и сухопутные войска она обновлять не торопится, хотя защита своего сегмента единого оборонного пространства входит в её прямые союзнические обязанности.
В силу этого долго обсуждался вопрос о размещении на территории Белоруссии эскадрильи современных российских истребителей, но в конце концов Лукашенко, видимо, счел это политически нецелесообразным, согласившись закупить 12 СУ-30 по 50 млн долл. Впрочем, детали сделки: как, когда и чем Белоруссия будет расплачиваться за них ― в открытой печати отсутствуют. Кроме них, учебных самолетов и зенитно-ракетных комплексов никаких российских вооружений Белоруссия не закупала.
Не участвует она и в финансировании российской космической программы (в том числе спутников связи и разведки, без которых обеспечить безопасность невозможно), ядерных исследований, фундаментальной науки, которая в советские времена была в основном сосредоточена на территории РСФСР. При этом предприятия белорусского ВПК интегрированы в российский и свой «кусок» от российских трат на эти цели исправно получают.
При этом при всех успехах белорусской экономики официальные зарплаты и пенсии там на 30–40 процентов ниже, чем в России, при том что считаются они «хитро» ― включают в себя другие блага, которыми работник пользуется, но не считает частью своей зарплаты. Это бесплатное питание работников, путевки в санатории за счет предприятия, компенсации расходов на транспорт, оплату служебного жилья и пр.
А чтобы сохранить эти блага, Лукашенко приходится каждый год закатывать истерики, требуя очередного кредита (вдобавок ко всем обозначенным выше преференциям), как ребенок требует от родителей конфетку. Поэтому ответ на поставленный выше вопрос очевиден ― нет: без Лукашенко, с другим руководителем, белорусская модель может существовать, а вот без постоянной подпитки со стороны «олигархической» России ― никак.
Изначальный секрет успеха Лукашенко и заключался в том, что свалившуюся на голову в результате Беловежских соглашений независимость подавляющее большинство граждан республики восприняли без всякого энтузиазма, а «Грыгорыч» был единственным депутатом тогдашнего Верховного Совета БССР, голосовавшим против ратификации Беловежских соглашений.
Победа несистемного Лукашенко на президентских выборах 1994 года в обычно дисциплинированно голосующей за начальство Белоруссии (его основным соперником был действующий премьер Кебич) и была обусловлена протестом против того, что номенклатура начала строить незалэжну державу, а Лукашенко-то недвусмысленно намекал на то, что будет стремиться к воссозданию единого государства с Россией.
Действительно, с его приходом к власти интеграционные процессы «пошли», вылившись в создание в 1998 году «Союзного государства России и Беларуси». Не вдаваясь в технические детали, отмечу, что несмотря на название, речь шла о прочном союзе двух различных государств, но с перспективой дальнейшей интеграции. Уже тогда Лукашенко проводил линию ― получить от России побольше, но сохранить при этом максимум самостоятельности.
В то же время он заявлял, что «в интеграции Белоруссия готова идти настолько далеко, насколько согласна Россия». Такая готовность объяснялась просто: успехи «консервативной» политики Лукашенко принесли ему немалую популярность не только в своей стране, но и в России и он не без оснований полагал, что имеет все шансы стать главой воссоединенного государства. Этого же опасались и в московских коридорах власти, поэтому старались интеграционные процессы не форсировать.
Ситуация диаметрально изменилась после 2000 года, когда у России появился авторитетный и популярный лидер. Теперь уже из Москвы периодически звучали заявления о готовности идти в интеграции настолько далеко, насколько готова Белоруссия, которые Лукашенко парировал тем, что «от нас требуют вступления в состав России… Я не хочу похоронить суверенитет и независимость моей Беларуси…».
Хотя, конечно, дело в том, что «Батька» в качестве главы независимого государства, которое он чем дальше, тем больше воспринимал как личную вотчину (вплоть до планов «наследственного» президентства), все более «входил во вкус» и совсем не желал менять его на статус российского регионального руководителя или крупного чиновника федерального уровня.
Легко провести аналогии происходящего в Белоруссии с тем, как «трансформировались», придя к власти, украинские политики, имевшие имидж пророссийских, ― мотивация была совершенно идентичной. Смысл политики сводился к тому, чтобы побольше иметь от России экономических «коврижек» при минимуме встречных обязательств и «свободе действий» в отношениях с другими, прежде всего западными партнерами.
Различались лишь исторически сложившиеся акценты: Лукашенко приходилось постоянно подчеркивать свою верность союзу с Россией (но и требовать от неё много больше, чем Украина позднего Кучмы или Януковича), на Украине же в ходу была «многовекторность».
Но стратегический курс на отдаление от России был, в принципе, идентичен, а значит, требовал и соответствующего идеологического обеспечения, и белорусские змагары пользуются такой же благосклонностью властей, как и украинские свидомые при Кучме и Януковиче. Еще одним «совпадением» является то, что и при указанных украинских президентах, и в Белоруссии пророссийская оппозиция подавлялась предельно жестко.
Лукашенко, несмотря на почти официальный статус «последнего диктатора Европы», всячески пытался заигрывать с Западом, уклоняясь от поддержки России в принципиальных вопросах, таких как признание независимости Абхазии и Южной Осетии, воссоединения с Крымом и т. д.
Но как все на свете, эта схема российско-белорусских отношений в последние годы начала изживать себя. Белорусская экономическая модель требовала все больших внешних вливаний, а в Москве уже «устали» содержать все более ненадежного союзника, все более четко давая понять Лукашенко, что нельзя быть «немного беременным». Тот же, пытаясь шантажировать Москву, резко поднял накал антироссийской пропаганды, скатываясь в откровенное хамство, и, конечно, ищет благосклонности Запада, где, понятно, готовы всячески способствовать российско-белорусскому охлаждению, вплоть до разрыва.
Только вот зря Александр Григорьевич забыл, чем закончились многовекторность и заигрывание с собственными националистами и русофобами для Кучмы, и особенно Януковича. Он был и остается для Запада неизмеримо более одиозной фигурой, чем названные украинские деятели. И если на Западе сочтут, что Белоруссия созрела для «майдана», то миндальничать не будут. Лукашенко же его, по сути, сам и готовит.
А убеждённость в том, что у меня-то «все под контролем», что если надо, «мы их поприжмем», как говорил о нацистах персонаж фильма «Кабаре», ох, скольких она в истории подводила! Да и сам Лукашенко рассматривается Западом как фигура, от которой после «использования» следует сразу избавиться, тем более что белорусская политическая и экономическая модель для Запада совершенно неприемлема.
Вечно эквилибрировать между Западом, Россией и собственными «либерал-националистами» не получится. Впрочем, и просто самоуверенность и пришедшая с годами во власти вера в собственную непогрешимость для многих заканчивались весьма печально.
Дмитрий Славский, специально для alternatio.org