Обозреватель "Родины" написал его 10 мая 1945 года
День Победы
Вчера мама пораньше отпустилась с конюшни, чтоб успеть. Клавдия Васильевна сказала, что экзамены перенесли в Горохово: нас восемь выпускников да тамошних одиннадцать - вот нас и окучили. Не для восьмерых же комиссию создавать.
Экзамены были назначены на 9 мая, но посередь дороги в Горохово нас вернули - война кончилась.
В-о-й-н-а к-о-н-ч-и-л-а-с-ь! Мы сразу же оглохли.
На ступеньках сельсовета сидел председатель дядя Миша и пыхтел трубкой. Глаза у него были мокрые. У дяди Миши трое сыновей ушли на войну. Юрик последний был, еще прошлой весной он играл с нами в лапту.
Экзамен перенесли на завтра.
Штаны
У меня были одни штаны, носил их, не снимая. Синие из материала в рубчик. За два года я их протер до дыр - по дырке на каждой половинке.
Они мне достались от костюма, который мама принесла из райсобеса. Нас наградили как семью погибшего солдата: один костюмчик на троих. Сереге достался пиджачок, мне штаны. Были еще и калоши, черные лаковые калоши на розовой подкладке. Сереге они были малы, Сашку велики, Зоя только фыркнула, когда мы ей предложили, а мне впору были. Ну, чуть тряпочку засунуть в носок - и хорош. Правда, в лапту в них играть нельзя, соскакивают...
Маме на свадьбу подарили швейную машинку немецкой фирмы "Singer", и с тех пор она всех в деревне обшивала. Утром я увидел на спинке стула мои брюки, ставшие штанами. И спереди и сзади они были одинаково потертые, но без дырок и заплат. Только укороченные чуть ли не до колен.
- Мам, папка увидел бы, похвалил твою работу.
Она вздохнула:
- Вот только на завтрак тебе нечего дать.
Завтрак
Когда мы доходили до ручки и не оставалось даже картошки, мама снаряжала меня к дяде Андрею Сучкову в Плосково. Если по большаку, то километров пять в сторону Пронска. Я предпочитал напрямки. Это километра три. Становился на лыжи, палки в руки, сумку за спину - и... Лыжи у меня не покупные, а самоделки, выстругал сам.
Дядя Андрей, старший мамин брат, был в соседней деревне председателем колхоза, на войну его не взяли - "не годен к строевой" по состоянию здоровья.
- Уж лучше б взяли, - говорил он, - чем голодными бабами командовать.
Дядя Андрей нам помогает. Мне мамка кладет в вещмешок кусок ситчика: она до войны с каждой получки покупала то ситчику, то сатина, то шевиота. У дяди Андрея было пятеро детей, из них три девицы - Таня, Маня и Клавдия. Клавдия с Маней поступили в педагогическое училище, их надо одевать-обувать по-городскому. Вот мама и отправляла со мной то отрез на платье, то на юбку или кофточку. А взамен мне загружали ведро картошки или узелок пшена, либо гречки.
Дядя Андрей не давал засиживаться:
- Ты давай, племяш, поспешай, чтоб по солнышку.
Перед последним оврагом, самым крутым, остановился, проверить лыжи, вздохнуть поглубже и...
Внизу на дне оврага стояли - раз... два... три... четыре волка и смотрели в мою сторону...
Оглянулся только тогда, когда ноги вынесли меня из оврага. Слева, по кромке, цепочкой след в след трусили волки. На меня не оглядывались...
Новенькая
К началу сорок пятого года в нашем выпускном классе осталось восемь учеников. Учились мы в две смены: четвертый и второй - с утра, третий и первый после обеда.
Вообще-то, в прошлом сентябре было девять. Девятой стала Юля Шевченко из блокадного Ленинграда. Она приехала к бабушке. Пережила блокаду, болела, не переставая, и кто-то привез ее к бабушке Насте на поправку. Мама сказала, что девочка одна осталась после блокады...
В конце сентября Юля появилась в нашем классе.
- Здравствуйте, ребята, - кивнула головой, и все ее русые кудряшки тоже кивнули нам. - У нас в Питере много народу погибло, а я вот выжила.
И шагнула в класс. Мы увидели, что на одну ногу она приседает. Такая маленькая, а уже хромая. Как с войны вернулась.
Я сразу в нее влюбился. И, не дожидаясь сигнала, Клавдии Васильевны подвинулся, освобождая место рядом с собой. Лучший друг Васька сзади пнул меня ногой под партой, я даже не обернулся: чего пихаться-то, мы почти все сидели по одному, мог бы и сам подвинуться.
Девочка шагнула ко мне, протянула ладошку:
- Юля Шевченко. А у нас тетя Аня в больничке была, нянечка, тоже Юркова. Она нас из своего пайка подкармливала.
И посмотрела мне в глаза. Они у нее были голубые, голубые.
- Это, наверняка, моя бабушка, - говорю я. - От нее давно что-то писем нет.
- Ой, не знаю...
Экзамен
СОЧИНЕНИЕ
ученика 4-го класса
Николо-Бычковской
начальной школы
Юркова А.
Наши немцев победили
И пришел конец войны.
Вот вернутся все с войны,
И мамка купит мне штаны
Только папа не вернулся,
Он погиб во цвете лет.
Мама мужа не дождется,
Внука не дождется дед.
А деревня будет пить,
С горя слезы лить.
Всё. 10 мая 1945 г.
Мне казалось, что сочинение надо писать стихами. Потому что у нас дома была книжка "Сочинения" А.С. Пушкина, в матерчатом переплете. Там были стихи. Мы почти каждый день читали их на ночь. Так мама нас убаюкивала, когда нечего было есть.
Между партами пошла Клавдия Васильевна, надо мной остановилась. Постояла. Наклонилась. Я закрыл ладонью листок и держал руку на весу: чернила еще не высохли. Она взяла мою правую руку, приподняла:
- И все?
- А чего же еще, Клавдия Васильевна?
- Ну, такой день, такой праздник.
- Мамка дома, небось, плачет... праздник...
Она вздохнула, смутилась, провела рукой по моей голове туда-обратно и пошла к столу. Там сидела комиссия. А на другом, придвинутом, стояли стаканы, кружки с молоком и киселем, большой облитой чайник на керосинке и стеклянная сахарница на одной ножке. В ней лежали кусочки колотого сахара.
- Ребята, после сочинения у нас будет праздничное чаепитие.
Отец
После войны меня долго будут "ловить" кадровики и требовать объяснения: отец, пишешь в анкете, погиб на фронте, а он умер в госпитале, стало быть, в тылу. В разницу я не врубался. Пока однажды не озверел и не заорал: а вы сами-то умирали хоть раз, чтобы почувствовать, какая эта разница!
Я не знал точное место могилы отца. Нет, в похоронке был адрес деревни, но пока собирался поехать, поклониться, там построили крупную ГРЭС
- и всю округу затопило водохранилище, большой рыборазводный завод на нем, даже байкальские осетры прижились, а куда делась деревня, никто не помнил...
Мама не верила всю войну, ждала, что однажды постучится в окошко хоть костылем, хоть обрубком руки. Ночами в подушку всю себя выплакала, сухая стала, как щепка, а от нас горе-беду скрывала...
И я еще добавил в сочинение:
От земли и от моря,
от великого горя,
собирайтесь, кто выжил
и кто мал и кто выше.
И кричите, чтоб слышали
все, все на свете -
старики и дети:
кончайте войны
чтоб всем спать спокойно.
... Когда хоронили Юлю Шевченко, я убежал из дома, спрятался в ветлах за огородами и плакал. Ведь кончилась уж война-то.
Деревня Никольский Бычок Рязанской области (1945) - Москва (2020)