На всю оставшуюся жизнь
Сага о журналистах нашей газеты — ветеранах Великой Отечественной
Следуя многолетней традиции, накануне 9 Мая мы приглашаем в редакцию на праздничную встречу своих ветеранов войны вместе с ветеранами труда – теми, кто вышел на пенсию, но не порывает связи с газетой, – их у нас более двадцати человек.
…Это было в 2010 году. Встреча получилась по-домашнему теплой и сердечной, как это бывает у людей, близко знающих друг друга. Ветераны захватили с собой фотографии военных лет, и они переходили из рук в руки. Приглашенный на встречу новоиспеченный лауреат Госпремии имени Тукая баянист-виртуоз Владимир Федотов, сердечно поздравив бывших фронтовиков с праздником, посвятил им попурри на темы военных песен.
Такие встречи, повторюсь, у нас традиционны, желанны как для ветеранов, так и сотрудников редакции. Но эта вышла по-особенному душевной от витавшей в воздухе, но не озвученной никем вслух мысли: «Время неумолимо. Давно ли вас, ветеранов войны, было в редакции за двадцать человек, а еще раньше — за тридцать… Сегодня же вас пришло пятеро — весь оставшийся казанский боекомплект…»
Взаимной верой мы стали сильными вдвойне
Естественно, первое поздравление было им — здравствующим ветеранам — Юрию Борисовичу Щелыванову, Шарифу Халиловичу Байгильдину, Михаилу Артемьевичу Петрову, Якову Матвеевичу Березкину, ветерану тыла Анне Ивановне Ждановой. За столом незримо присутствовал и шестой ветеран, Григорий Семенович Дудник, который по состоянию здоровья не смог приехать из Азнакаева, где проживает. Дай бог всем им еще долгих лет жизни! Они сегодня олицетворяют весь ветеранский корпус газеты «Красная Татария» — «Советская Татария» — «Республика Татарстан», им мы адресуем уважение и благодарность, предназначавшиеся и уже ушедшим товарищам-однополчанам, всему поколению фронтовиков.
Какой была у каждого из них война?
Юрий Щелыванов (в 1978-1985 гг. — главный редактор «Советской Татарии»), вот он на снимке военной поры — гвардии старший лейтенант, с орденами Красной Звезды и Отечественной войны, боевыми медалями… На фронте — с июля 1942-го по 24 марта 1945-го, в тот день был тяжело ранен и отправлен надолго в госпиталь. Ветераны — народ скромный, о себе говорят скупо и неохотно. Вот и Юрий Борисович, когда на одной из встреч мы попросили его рассказать о своих «геройствах», протянул нам сочинение своей внучки, которой в школе дали задание написать о деде-фронтовике. И она написала об одном из боевых эпизодов, о котором рассказал ей дедушка.
«…К вечеру показались приближавшиеся к позиции батареи немецкие танки. Увидевший их первым командир минометного взвода лейтенант Хоймов приказал рядовому Орлову:
— Беги, предупреди ребят! Пусть не паникуют и ждут моей команды на открытие огня. Танки в балку не полезут — перевернутся!
Сержант Щелыванов, как и остальные минометчики, напряженно ждал команды. Рокот моторов все ближе. Вот лейтенант сверху махнул рукой, и минометчики открыли огонь. Вспыхнул рядом с танком первый разрыв фугасной мины, второй, третий…
Возбужденный тем, что минометчики подбили две машины, Хоймов не заметил, как один из танков обошел его наблюдательный пункт и внезапно появился на самом краю балки. Притормозив, он стал наводить орудие на батарею, готовя выстрел. Вот ствол орудия до отказа опустился вниз, и тут сержант увидел: «Мертвое пространство!» Как ни пытался немец опустить ствол, он смотрел выше минометов и, значит, не мог их поразить!
Схватив связку ручных гранат, Щелыванов устремился, прижимаясь к земле, вверх по склону. Приблизившись, перевел дух и швырнул связку в танк. Однако она ударилась о броню и, отскочив, взорвалась, не причинив, похоже, серьезного вреда танку. Выругавшись, сержант оглянулся вокруг и увидел ползущего вверх с противотанковой гранатой раненого пехотинца. Метнулся к нему, выхватил гранату, прополз метр-два и бросил гранату прямо под гусеницу «тигра»…
Остальные несколько танков развернулись и скрылись за дымящейся впереди справа высоткой. Минут через пять подоспел командир минометной роты старший лейтенант Шмаков. Осмотревшись и убедившись, что в поле дымятся только подбитые танки, он крепко обнял Щелыванова:
— Молодец, сержант! Ты просто герой! Все вы, ребята, молодцы! За один бой три танка подбили!»
— В годы войны я служил на Дальнем Востоке, на Тихоокеанском флоте, — говорит о себе другой наш ветеран, Шариф Байгильдин. — Наша страна, сражаясь на западе с гитлеровскими захватчиками, жила напряженным ожиданием возможной войны с Японией. Нам предстояло вернуть захваченные японцами в войну 1904-1905 годов Южный Сахалин и Курильские острова. Начиная с 1941 года японцы вели себя на море агрессивно, задерживая и нередко топя наши торговые суда, доставлявшие из США грузы по ленд-лизу.
К тому времени я прошел подготовку в учебном отряде подводного плавания, затем с товарищами участвовал в строительстве крейсера «Каганович» на верфи в Комсомольске-на-Амуре. В мае сорок четвертого мы совершили на нем переход в гавань Владивостока. Оттуда организовали несколько походов с высадкой десанта в Корее, на Сахалине, на островах Уруп и Итуруп Курильской гряды. Очищали их от японцев. Потом три года, до демобилизации в 1950 году, служил в Порт-Артуре.
«Наш большой противолодочный фрегат ЭК-7 шел головным, за нами еще два фрегата, три больших транспорта с грузом и войсками, два сторожевика охраны, тральщики, возглавлявшие и замыкавшие караван, — написал Шариф Халилович в одной из своих публикаций. — Впервые над просторами Японского моря реяли советские бело-голубые военно-морские флаги. Шли уже четвертые сутки, мы оставили за кормой около тысячи миль и с нетерпением ждали, когда наконец покажутся Цусимские острова, в районе которых в далеком 1905 году в жестоком бою с японцами погибла Вторая российская эскадра. Поражение то было оглушительным для России, еще не опомнившейся от падения Порт-Артура. И жертвы той войны как будто взывали к нам о возмездии. И мы действительно были преисполнены горячего желания восстановить историческую справедливость, воздать японским захватчикам по заслугам!»
— Ну, мой боевой путь — всего-то на воробьиный скок, — с прирожденной самоиронией откликается на просьбу рассказать о своем фронтовом прошлом Михаил Петров. — В сентябре сорок четвертого Билярский райвоенкомат вручил мне повестку о призыве, а в сентябре сорок пятого вернулся я домой. А вот отцу, ушедшему на фронт с первых дней, не суждено было вернуться.
Специальностей на войне было у меня две — минометчик и пулеметчик. Роднило их то, что мне, кроме полной боевой выкладки, приходилось носить на себе боевой инструмент. Задача для семнадцатилетнего юнца не из простых, учитывая вес оружия. Правда, миномет не так тяжел, а вот тело станкового пулемета «максим», который я должен был носить как первый номер — наводчик, весило килограммов двадцать с лишним.
К счастью, меня не тронули ни пули, ни осколки. Но смерть товарищей видел, и не раз. Так, после боев на одном из плацдармов наша бригада похоронила больше 180 человек, в большинстве своем моих сверстников. За толщей лет многое уже стерлось из памяти, но отдельные эпизоды нет-нет да и вспомнятся. К примеру, детали двух морских десантных операций в тыл врага, где мы держались до прихода основных сухопутных сил.
А с января 1946 года я стал корреспондентом военной газеты, в которой прослужил шесть лет. Это и предопределило мой дальнейший жизненный путь…
Михаил Артемьевич, как, впрочем, и другие наши ветераны, человек неординарный. Колючий по характеру, он издавна пользуется среди братьев-журналистов репутацией правдоруба. Журналист до мозга костей, книгочей, наделенный обостренным чувством слова, не изменяет своей привычке начинать день с чтения газеты, которой отдал столько лет, то есть с «Республики Татарстан». И обнаружив автора с незатертым слогом, непременно звонит в редакцию, радуется: «Интересно, свежо как написано! Побольше бы вам таких публикаций!»
Яков Березкин — старейший рабкор нашей газеты. Его первая заметка на ее страницах появилась в далеком 1954 году, когда он работал экономистом на обувном комбинате «Спартак». На его счету, по приблизительным прикидкам, свыше полутора тысяч публикаций по результатам командировок по республике. «Татарстан я исходил-изъездил по заданию редакции вдоль и поперек», — с улыбкой говорит ветеран.
Окончив курс молодого бойца, Яков Березкин был зачислен в 193-й зенитно-артиллерийский полк помощником командира взвода. Боевое крещение принял осенью сорок первого под Наро-Фоминском, когда враг яростно рвался к Москве. Там получил первое ранение. Потом были бои под Ржевом, Великими Луками. Участвовал Березкин в освобождении от гитлеровских захватчиков Харькова, Житомира, Киева, Ровно, дошел до Варшавы. Здесь его ранило второй раз, уже тяжело, вследствие чего стал инвалидом, долго потом лечился. Среди боевых наград ветерана — ордена Красной Звезды, Отечественной войны, медали «За оборону Москвы», «За освобождение Киева».
«Теперь гармонь велит сыграть уже» о названной в начале этих заметок Анне Ивановне Ждановой. Труженица тыла. Невозможно представить встречи в редакции ветеранов без нее! Вот уж поистине возраст не властен над этой женщиной! Всегда бодрая духом, она прямо-таки излучает энергию, заражая ею других. «Анна Ивановна, зажигайте!» — сразу обращаемся мы к ней в компании. И она не заставляет просить себя дважды, зажигает: под собственный аккомпанемент на гитаре и старинные русские, и цыганские романсы, и песни военных лет споет, и частушки выдаст, и спляшет с выходом «цыганку». Если вы увидите на улице Казани по-цыгански смуглую женщину в ярко-красной шали на плечах и с гитарой за спиной, знайте — это наша Анна Жданова едет через весь город к кому-нибудь из подруг на день рождения. Вот такой у нас ветеран тыла!
— Мне не было и шестнадцати, когда встал вопрос: как убирать созревший к осени сорок первого урожай на полях нашего колхоза в Пермском крае, — вспоминает она. — Мужчины на фронт ушли, остались старики да женщины с нами, детьми. Подучили меня малость и посадили на комбайн «Коммунар». Трудились, можно сказать, чуть ли не круглосуточно и обмолотили на пару со сменщиком той осенью 450 гектаров хлебов. С той поры и пошло-поехало — весной на тракторе пашу землю, веду сев, осенью пересаживаюсь на комбайн, убираю урожай. По-всякому приходилось — и плакать от холода-голода, и частушки сочинять и петь в составе агитбригады на злобу дня. В противостоянии с трудностями, видимо, и закалила свой характер. А в редакцию «Советской Татарии» попала случайно. Пришла по переезде в 1962 году в Казань подавать в газету объявление. Был обеденный перерыв, зашла в машбюро. Тут заходит один из сотрудников и говорит машинистке: «Срочно отпечатай сводку для обкома!» Та отвечает, что придется подождать, поскольку у нее уже есть срочная работа. Я возьми да предложи свою помощь, поскольку у себя на севере уже работала секретарем в отделе кадров. Тогда мне предложили поступить на работу в редакцию, где и «задержалась» на четверть века, до самой пенсии.
Певческую славу в «Советской Татарии» делили трое: наряду с Анной Ивановной признанными певцами слыли Михаил Петров, обладавший приятным баритоном, и Григорий Дудник, хохол, несравненный исполнитель украинских песен. Как заведет неподражаемым тенором с грассирующим «р»: «Нiч, яка мiсячна зоряна, ясная // Видно, хоч голки збирай, // Вийди, коханая, працею зморена // Хоч на хвилиночку в гай…» — так за столом враз смолкали разговоры, а потом мы просили: «Гриш, пожалуйста, еще!»
Григорий Семенович Дудник, или, как по-свойски мы обращались к нему, «Семэныч», в Татарстан приехал с «рiдной и незалэжной» в 1957 году, на освоение нефтяных богатств юго-востока. С 1963-го по 1995 год — бессменный собкор «СТ» по той зоне, и поныне живет в ставшем родным Азнакаеве. Мы поздравили его с 65-летием Победы по телефону, наши спецкоры навестили ветерана на дому, чтобы передать добрые пожелания от нынешнего поколения пишущей братии.
— День Победы в сорок пятом мне запомнился еще и тем, что наш ротный повар расстарался и от души накормил нас вкусными блинами, — вспоминает ветеран. — На фронт же, 2-й Украинский, я попал в сентябре сорок третьего, воевал в составе 125-го стрелкового полка 6-й Орловско-Днепровской дважды Краснознаменной гвардейской дивизии. Нас, двенадцать одноклассников сельской школы, призвали одновременно и зачислили в одну часть. Так что земляки помогали друг другу переносить тяготы войны. Однажды мне даже пришлось вытаскивать с поля боя на себе раненого дружка-одноклассника Илью Сугака. А потом меня самого ранило. Случилось это под Днепродзержинском. Вражеская пуля пробила руку, когда бежал в атаку, — я был рядовым пехоты. После излечения в госпитале меня с другими бойцами перебросили в уже разблокированный Ленинград, где в частях ПВО охранял небо над Невой, оттуда — на Дальний Восток, на кратковременную войну с Японией. После окончания войны в армии же начал печататься в «дивизионке», так что, приехав в нефтяной край Татарстана, сразу подался в газету.
Не говори с тоской: их нет.
Но с благодарностию: были!
Конечно, помянули на нынешней встрече в редакции всех тех, кого уже нет с нами. В 60-70 годах ушедшего века костяк журналистов «Советской Татарии» составляли бывшие фронтовики. Мне, поступившему в редакцию в самом начале 70-х, выпала честь многих из них близко знать по работе, а о тех, кого уже не застал, узнал от старших коллег, прежде всего от Шарифа Байгильдина, одного из организаторов и «архивариусов» музея истории газеты.
Посвятить каждому хотя бы даже лишь по абзацу не представляется возможным на одной газетной полосе, ведь их было, повторю, более тридцати. Потому, назвав к концу список большинства имен, осмелюсь предложить отдельные штрихи своих воспоминаний об ушедших.
…Он не дожил до 65-й годовщины Победы два месяца. За месяц до кончины я встретил его в поликлинике. Зная его как неистощимого жизнелюба и шутника, бодрым тоном справился: «Что, подкрепить здоровье к предстоящему Дню Победы надумали?». И вдруг услышал неожиданно грустное от него: «Хотелось бы дожить до этого юбилея, но не знаю, получится ли…». «Александр Степанович, отставить хандру! Да и Цугундеру ваше настроение не понравилось бы». «Цугундеру точно не понравилось бы», — тут же согласился он, и мы облегченно рассмеялись.
Александр Малов большую часть своей жизни отдал нашей газете. Полистайте подшивки за 60-80-е годы, чтобы убедиться в этом: имя его вы найдете едва ли не в каждом номере. Начинал он журналистом в войну в «дивизионке». Вот что поведал нам на одной из встреч:
— В дни наступлений мы, корреспонденты, находились в частях, при затишье отправлялись за сбором материала к отличившимся бойцам того или иного рода войск. Вот и в тот день редактор майор Андреев, определяя задание каждому, сказал: «А ты, Малов, как самый молодой, сходишь сегодня на «Камчатку», материал — в завтрашний номер. Кстати, туда идет капитан Топунов из штаба дивизии».
Через полчаса мы были уже в пути. Шли в роту лейтенанта Барабанова, которая стремительным ударом врезалась клином во вражескую оборону и заняла важную высотку. Пройти на «Камчатку» в светлое время суток было непросто: враг пристрелял один из участков дороги и держал его под постоянным прицелом. Мы пошли на риск с расчетом на немецкую пунктуальность: ровно в полдень, словно по команде, фрицы уходили на обед.
День был пасмурный, падал снег. Я полз по-пластунски первым, капитан — за мной. Прижимаясь к снежному валу, быстро преодолели поляну. Прошли лес, перебежками добрались до роты. Набрав в беседах с воинами разнообразной информации, к вечеру двинулись обратно. В лесу не заметили, как потеряли ориентиры — замело снегом, и сбились с пути. Вдруг поблизости услышали немецкую речь. Озираемся, прижавшись к большим деревьям, пальцы — на спусковых крючках. И видим, как в нашу сторону идет высокорослый немец. Идет уверенно, значит, проходит здесь не в первый раз. Стрелять нельзя, иначе обнаружим себя. Капитан жестом показывает мне на приклад и голову. Поравнявшись с нами, верзила получил два сильных удара по голове и упал в снег. Топунов снял с него парабеллум, достал из карманов документы, карту, я забрал автомат. Прикинув, что фриц шел из подразделения, обстреливающего дорогу, мы сориентировались и вскоре вернулись в часть. Усталый, но довольный благополучным походом, я допоздна писал материал, который вышел на следующий день в газете. На память же о том случае сфотографировался с трофейным автоматом…
Аналогичные боевые эпизоды нашлись в арсенале почти у каждого нашего фронтовика, в том числе и у Цугундера. Цугундером мы — я, Малов и Авдеев — в шутку прозвали Владимира Куликова, после того как он, торопясь однажды с расстроенным видом в редакторский кабинет, пояснил кому-то из нас на ходу: «Какой-то ляп допустил, вот на цугундер потянули — на расправу то есть».
Группа бывших фронтовиков — Малов, Куликов, Авдеев, Савелий Козин и Константин Иванов — меня, новичка редакции, как-то сразу приняла в круг своей компании, несмотря на разницу в возрасте в двадцать с лишним лет, и я дорожил, гордился их расположением, о чем и поныне храню благодарную память. Приняли меня, наверное, потому, что я с раскрытым ртом мог бесконечно слушать и хохотать до колик в животе над их фронтовыми байками, подначиванием друг друга. Послушать их, когда сходились они вместе в минуты досуга, — это было нечто!
Владимир Куликов был, как сказали бы сейчас, харизматичной личностью. Будучи юристом, он работал до редакции в Верховном суде ТАССР, в газету его переманил, оценив его публикации как внештатного автора, редактор Александр Клименков, тоже бывалый фронтовик, прошедший бои под Москвой и в Сталинграде, освобождавший Прибалтику.
Так вот, друзей и знакомых у Куликова было море разливанное, и на протяжении всех лет его работы в редакции коллеги беззастенчиво эксплуатировали его харизматичность, бессменно избирая «профбоссом»: знали, что при его обширных связях не пропадут. И Владимир Васильевич, не жалуясь, нес свой крест, неустанно помогая сослуживцам — кому квартиру «выбить», кому путевку в санаторий, кому детсад… На фронт же он попал в 1942-м после настойчивых хождений в райком комсомола, военкомат с просьбой отправить добровольцем. «Не знаю почему, но мне очень хочется попасть на фронт, хотя прекрасно понимаю, что могу не вернуться совсем или вернуться калекой. Но я хочу и добьюсь своего!» — записал юноша в своем предвоенном дневнике.
Анатолий Авдеев, как и Куликов, был гвардейцем и также воевал в десантных войсках, прыгал не раз с парашютом, участвуя в боевых операциях. Но шутливо задирал нос перед товарищем: «В то время как ты до конца войны рыл землю саперной лопатой и сушил портянки в землянке, я, офицер-переводчик, приобщался к высокой культуре в Вене!» Дело в том, что Анатолию Петровичу выпало участвовать в освобождении столицы Австрии. И тут командованию пригодилось знание Авдеевым немецкого языка при допросах пленных, изучении захваченных документов. Когда Вену очистили от гитлеровцев, он был назначен служить в управлении военных комендатур советской зоны, где вскоре стал начальником секретариата и, надо думать, внес достойную лепту в налаживание послевоенной жизни в городе, где оставался до демобилизации в 1947 году.
Широко начитанный, любящий музыку, поэзию, Анатолий Авдеев по праву возглавлял отдел литературы и искусства, не пропускал театральные премьеры, вернисажи и со знанием дела отражал их в газете.
Высокий, стройный, с горделиво посаженной седой головой, он умел говорить красивые комплименты женщинам. Впрочем, и другие фронтовики мало в чем уступали ему в рыцарстве и галантности, в чем не дадут мне соврать ныне здравствующие женщины-ветераны редакции. Спросите, скажем, у Майи Канторович, чей муж Самуил Оффенгенден, фронтовик, не один десяток лет, как и она сама, отдал «Советской Татарии», или у Тамары Левиной, которая пришла на работу в редакцию по стопам своего отца, Рувима Левина, фронтовика. Они — Милик Оффен, как ласково звали его сослуживцы, и Рувим — на протяжении многих лет составляли блестящий тандем фельетонистов, были своего рода нашими Ильфом и Петровым.
На нынешнем вечере, конечно же, мы с Майей Файбушевной и Тамарой Рувимовной, вместе со всеми участниками вспоминали их. Как и остальных фронтовиков — Петра Бахтина и Юрия Белостоцкого, Яна Винецкого и Ивана Зезюлина, Анатолия Мелузникова и Николая Лабудина, Илью Прыгунова и Валентина Лаврентьева, Василия Мукусева и Исаака Неймана, Валентина Мещерякова и Николая Ершова, Александра Щелкунова и Николая Михалкина, Владимира Берлянда и Ардальона Нижегородова, Михаила Спиридонова и Юрия Косова… И список этот можно продолжить, каждый в нем — талантливая, неповторимая личность. Разве можем мы не гордиться тем фактом, что газета наша, называвшаяся тогда «Красной Татарией», дала путевку в жизнь знаменитому фотомастеру Виктору Темину, прославившемуся своими уникальными снимками спасения челюскинцев или водружения Знамени Победы над рейхстагом! В Интернете вы найдете захватывающий рассказ о том, как он, сделав этот снимок, самовольно арендовал самолет маршала Жукова и улетел на нем в Москву, за что вначале получил от маршала выговор. Но затем Жуков, после того как фотокор вернулся в Берлин со свежим номером «Правды» и фото на первой полосе, объявил Темину благодарность. Как не гордиться тем, что автор одного из лучших романов о войне «Белая береза» Михаил Бубеннов начинал также у нас — листая подшивки газеты середины 30-х годов, можно найти публикации за его подписью, в частности увлекательный репортаж с сабантуя в Буинске.
Журналисты фронтового поколения… Они были разными, и в то же время у них было немало общего. К примеру, обостренное чувство справедливости. Не раз смотревшие на войне в глаза смерти, они острее нас, молодых, воспринимали каждый факт несправедливости, верили, что своим оружием — словом — могут помочь человеку обиженному и оскорбленному, и потому, не откладывая, спешили в командировку по следам полученного редакцией письма. Лично я поверил в силу печатного слова — тогдашнюю! — после того как однажды Ян Винецкий, выбрав меня в качестве слушателя, во всех подробностях поведал историю открытия им миру Михаила Девятаева. Благодаря именно очерку Винецкого, опубликованному в «Литературной газете», бывший военнопленный стал Героем Советского Союза. Разве ради одного такого факта не стоило посвятить себя журналистике!
А как трепетно и ответственно относились ветераны к исполняемому делу, ведь тогда — в отсутствие нынешних информационных и иных технологий — редкий номер газеты подписывался в свет ранее полуночи!
Иных уж нет, а те далече… В канун профессионального праздника — Дня печати Татарстана — особенно хочется пожелать здравствующим журналистам-фронтовикам здоровья и благополучия. Что же касается ушедших, то на фоне живущих «друзей моих прекрасные черты появятся и растворятся снова…» Для меня всех фронтовиков, и живых, и ушедших, объединяют и олицетворяют слова глубоко трогающей душу песни:
Сестра и брат…
Взаимной верой
Мы были сильными вдвойне,
Мы шли к любви и милосердью
В немилосердной той войне.
На всю оставшуюся жизнь
Запомним братство фронтовое,
Как завещание святое
На всю оставшуюся жизнь…