Архитектура как фактор русского пессимизма
Поговорим о русском пессимизме.
Русский пессимизм — весьма распространенное умонастроение, которому уже не одна сотня лет. Вероятно, лучше всего оно может быть выражено словами графа Аракчеева, сказанными в одном из его писем: «Все хорошее в свете не может быть без дурного, и всегда более худого, чем хорошего». Я и сам когда-то поддакнул ему, написав: «В России сбываются только худшие предсказания». Да и кто из нас без греха? Даже настроенный на позитив соотечественник скажет вам, что он не оптимист, но старается быть оптимистом — есть разница, верно? Для поддержания личного оптимистического тонуса в нашей стране нужны несокрушимая воля и незаурядные душевные силы.
Живучесть этого мировоззрения (разумею национальный пессимизм) делает необходимым его изучение во всех проявлениях — бытовых, умственных, в сфере общественной и в области индивидуального сознания. Короче, это явление надобно повертеть и рассмотреть со всех сторон.
Начну с цитаты, которая, собственно, и натолкнула меня на заголовок поста. Это — отрывок из «Скучной истории» Чехова (если кто забыл, речь ведется от лица старого профессора, знаменитого врача, который рассказывает о своей повседневной жизни):
«В без четверти десять нужно идти к моим милым мальчикам читать лекцию. Одеваюсь и иду по дороге, которая знакома мне уже 30 лет и имеет для меня свою историю. Вот большой серый дом с аптекой; тут когда-то стоял маленький домик, а в нем была портерная… А вот мрачные, давно не ремонтированные университетские ворота; скучающий дворник в тулупе, метла, кучи снега… На свежего мальчика, приехавшего из провинции и воображающего, что храм науки в самом деле храм, такие ворота не могут произвести здорового впечатления. Вообще ветхость университетских построек, мрачность коридоров, копоть стен, недостаток света, унылый вид ступеней, вешалок и скамей в истории русского пессимизма занимают одно из первых мест на ряду причин предрасполагающих…»
Последние слова большого писателя заслуживают самого пристального внимания. Охотно допускаю, что кому-то и повезло с альма-матер, но я хорошо помню свою — она была именно такая: ветхая, унылая, серая, с голыми аудиториями, где кроме скрипучих, изрезанных парт и запачканной мелом доски ничего не было (здание типовой школы 1950-х годов). После выпуска я ни разу не посетил оное небогоугодное заведение, да и не тянет совершенно.
Эта тема, конечно, плавно выводит на депрессивную советскую архитектуру, которая окружает нас с детства. Мне, например, хочется выть от тоски при виде глухих, безжизненных бетонных заборов, которые километрами опоясывают у нас различные «объекты». Или почему-то врезалось в память, как однажды, году в 2000-м, в дождливое августовское утро я проезжал мимо Мончегорска — он виделся вдали в пелене дождя грудой сизых построек с дымящими трубами. И я подумал: проснуться в такое ненастное утро в этом городе, где в то время даже не было ни одной церковки — этой архитектурной отрады современного города (представляете — из всей «архитектуры» — одни типовые Дома культуры и кинотеатры?), проснуться, чтобы идти на комбинат, в какой-нибудь вонючий, шумный цех вкалывать почти задарма на владельца «Норильского никеля» — какая ужасная повседневность!.. После того, как представишь такое, разве повернется язык корить людей за беспробудное пьянство? А сколько по России таких городков, где «всегда более худого, чем хорошего»!?
Архитектура последних трех десятилетий, конечно, внесла яркие пятна в городской ландшафт. Но мне кажется, что в целом городская среда не стала более одушевленной, даже в крупных городах. За исключением отдельных уютных уголков и восхитительных зданий, она не несет в себе жизнеутверждающего начала. Хуже всего то, что эту среду не изменить даже за два-три десятилетия, мы обречены и дальше, поколение за поколением, жить, учиться и работать в убогих, унылых зданиях или кошмарных «человейниках» и, стало быть, последняя страница истории русского пессимизма еще долго не будет написана.