Он десятилетиями считался непотопляемым авианосцем российской политики, человеком, чья фамилия стала нарицательной для целой эпохи, а влияние казалось безграничным. Он уехал тихо, растворившись в европейских пейзажах, словно призрак, уверенный, что старые заслуги и негласные пакты служат надежным щитом от любого преследования на родине. Но в тот момент, когда он, вероятно, наслаждался спокойствием средиземноморской виллы, в Москве прозвучал удар судейского молотка, превративший его активы в цифровую пыль.
