В МИФе вышла книга Роя Питера Кларка, легендарного тренера по письму, председателя Пулитцеровской премии, автора 17 книг по писательству, лингвистике и журналистике. Внутри — 50 приемов мастерства и 200 практических заданий, чтобы создать свой идеальный текст. Выбрали 3 совета из новинки.
50 приемов письма от Роя Питера Кларка
И важная новость для тех, кто пишет: запускаем курс про тексты — от копирайтеров и авторов МИФа. Расскажем, как научиться писать понятно и душевно. Приходите. По промокоду blog — специальная скидка 10%.
Мэр хочет восстановить ветхий центр города, но не раскрывает детали своего плана. Вы пишете: «Он держит язык за зубами». Вы написали клише, заезженный фразеологизм. Кто бы ни выдумал этот оборот, он был чем-то новым, свежим, пока из-за чрезмерного использования не стал привычным — и избитым.
«Никогда не используйте метафору, сравнение или другую фигуру речи, которые вы обычно видите в печати», — пишет Джордж Оруэлл в эссе «Политика и английский язык». С его точки зрения, использование клише ведет к подмене мышления, форме машинального письма: «Проза все меньше состоит из слов, выбранных во имя их значения, и все больше и больше из фраз, соединенных вместе, как секции сборного курятника». Эта последняя фраза — свежий образ, пример оригинальности.
Язык людей, о которых мы пишем, угрожает хорошему писателю на каждом шагу. Нигде этого нет в такой степени, как в мире спорта. Интервью после соревнований почти с любым атлетом в любом виде спорта представляет целый букет клише:
Удивительно, что лучшие спортивные журналисты всегда сохраняли индивидуальность речи. Рассмотрим этот комментарий Реда Смита, одного из самых известных питчеров в бейсболе: «Шла Пасха 1937 года в Виксбурге штата Миссури. Крепко сбитый щекастый парень с глубокой ямочкой на подбородке неуклюже разминался перед игрой за „Индейцев“ в показательном матче против „Гигантов“. У него были тяжелые плечи, широкие кости и неловкая походка пахаря. Его звали Боб Феллер, и каждый слышал о нем».
Прибегните к тому, что специалисты, практикующие естественные роды, называют очищающим дыханием. Затем запишите старую фразу на листе бумаги. Начните набрасывать альтернативные варианты:
Сол Петт, репортер, известный своим стилем, рассказал, что однажды придумал и отверг более десятка образов перед тем, как мозговой штурм привел его к правильному. Подобная приверженность делу должна вдохновлять нас, но необходимость прилагать такие усилия может отбить все желание. Когда сроки горят, пишите прямо: «Мэр держит свои планы в секрете» — тут не до изысков. А уж если вы решили прибегнуть к клише, убедитесь, что у вас их не скопилась целая пачка.
Губительнее языковых клише те, которые Дональд Мюррей называет «клише ви дения» — узкие рамки, сквозь которые писатели учатся видеть мир. В работе Writing to Deadline («Пишем в срок») Мюррей перечисляет распространенные «мертвые» фразы: жертвы всегда невинны, бюрократы — ленивы, политики — коррумпированы, наверху одиноко, пригороды унылы.
Автор описал одно из клише видения как наивную креативность. Например, не проходит и недели, чтобы в американской прессе не появилась фраза: «Но мечта обернулась кошмаром». Этот шаблон настолько вездесущ, что его можно применить практически к любой истории: гольфист, который совершает 33 удара в первой игре и уже 44 во второй; CEO компании посадили за мошенничество; женщина, которая страдает от последствий неудачной пластической операции. Авторы, которые достигают первого уровня творчества — наивной креативности, думают, что они умны. В действительности же они ограничиваются малым.
В любом предложении точка действует как знак «стоп». Эта короткая пауза в процессе чтения «усиливает» заключительное слово. Эффект аккумулируется в конце абзаца, где за последней строкой часто дается увеличенный интервал — белое поле. В этом случае взгляд читателя притягивают слова, расположенные за отступом. Они будто кричат: «Посмотри на нас!»
Познакомьтесь с началом истории, опубликованной в The Philadelphia Inquirer. Автор, Ларри Кинг, должен был весомо отразить три мощные темы — гибель сенатора США, столкновение воздушных судов и трагедию в начальной школе:
Частный самолет с сенатором США Джоном Гейнцемна борту столкнулся с вертолетом в чистом небе над районом Лоуэр -Мерион вчера, что привело к взрыву в воздухе и падению горящих обломков на игровую площадку начальной школы.
Семь человек погибло: Гейнц, четыре пилота и две ученицы первого класса, игравшие на школьном дворе. По меньшей мере пятеро присутствовавших на площадке были травмированы, трое из них — дети, один из которых, получив ожоги, находится в критическом состоянии.
Горящие и дымящиеся обломки воздушных судов обрушились на территорию Мерионской начальной школы на Боуман-авеню в 12:19, однако каменное здание школы и те, кто в нем находился, не пострадали. Напуганные дети разбежались с площадки, когда учителя вывели остальных наружу. В считаные минуты к школе начали сбегаться встревоженные родители в тренировочных костюмах, деловой одежде, халатах. Большинство из них были вознаграждены трогательным воссоединением со своими детьми в клубах едкого дыма.
Что имеет наибольшее значение в этой истории? В первом абзаце автор решает упомянуть сенатора и крушение, приберегая напоследок «игровую площадку начальной школы». Обратите также внимание на порядок, в котором автор перечисляет взволнованных родителей, которые появляются у школы «в тренировочных костюмах, деловой одежде, халатах». Любой другой порядок слов ослабил бы предложение. Уточнение «в халатах» в конце подчеркивает экстренность ситуации: люди выбегали из дома в чем были.
Эми Фасселман делает нечто подобное в первом предложении ее романа The Pharmacist’s Mate («Помощник фармацевта»): «Не вступайте в интимные отношения на судне, если только вы не хотите забеременеть». Наиболее интригующие слова идут в начале и в самом конце. Габриэль Гарсиа Маркес использовал эту же стратегию, начиная роман «Сто лет одиночества», для получения ошеломляющего эффекта словами: «Пройдет много лет, и полковник Аурелиано Буэндиа, стоя у стены в ожидании расстрела, вспомнит тот далекий вечер, когда отец взял его с собой посмотреть на лед».
Британский филолог Генри Фаулер в «Словаре современного использования английского языка» пишет: «Суть абзаца — дать читателю передышку. Писатель говорит ему: „Вы это поняли? Если да, то я перехожу к следующему пункту“». Но какая передышка нужна читателю? Зависит ли это от темы? Жанра? Голоса автора? «Нет единого правила относительно оптимальной длины абзацев. Череда очень коротких абзацев раздражает, так же как череда очень длинных утомляет».
В длинном абзаце автор может развить мысль или построить повествование, прибегая к множеству примеров на тему. В книге Ex Libris Анны Фадиман обычный абзац содержит более сотни слов, а некоторые — больше страницы. Такая длина дает писательнице пространство для развития интересных, живых мыслей:
Когда я читаю о еде, иногда достаточно одного слова, чтобы вызвать цепную реакцию ассоциаций. Мне, как страстному любителю обуви, которому необязательно видеть предмет своего вожделения, достаточно выхватить фразу «туфли-лодочки, 37-й размер». Когда я встречаю французское слово plein, означающее «полный», я тотчас переношусь во время, в котором мне 15 лет, и я, съев внушительную порцию запеченной курицы с эстрагоном, говорю своим парижским хозяевам, что я plein, а это прилагательное, как я потом узнала, применяется к беременным женщинам и коровам, которых нужно подоить. Слово «куропатка» забрасывает меня на десять лет назад, в экспедицию в канадскую Арктику, во время которой специалист по белым медведям, озверевший от консервированных бобов, подстрелил полдюжины куропаток. Мы их ощипали, зажарили и с таким самозабвением обглодали косточки, что я сразу поняла: никогда, никогда в жизни я не стану вегетарианкой. Иногда одного сочетания букв «кур» достаточно, чтобы обрушить на меня ностальгическое чувство вины и жадности. Я, возможно, единственный человек на свете, у которого текут слюнки при виде слов «пищевое отравление».
Рассмотрим этот отрывок из романа «Башни-близнецы» Джима Дуайера, опубликованного в The New York Times, где идет речь о группе мужчин, которые пытаются выбраться из застрявшего лифта во Всемирном торговом центре, используя в качестве инструмента только швабру для мытья окон:
Они и подумать не могли, что их жизни будут зависеть от простого инструмента.
Через 10 минут живой голос передал по внутренней связи скупое сообщение. Произошел взрыв. Затем динамики замолчали. В кабину лифта начал проникать дым. Один мужчина проклинал небоскребы. Мистер Феникс, самый высокий из нас, инженер, потолкал люк в потолке. Остальные пытались открыть двери лифта, разжимая их длинной деревянной ручкой швабры для мытья окон.
Но выхода не было.
Этим приемом — абзацем из четырех слов после одного из 51 слова — не стоит злоупотреблять, однако он помогает создать эффект неожиданности.
Массивный абзац может выступать в качестве мини-повествования, истории, которая разворачивается в середине, как это сделано в романе Дай Сы-цзе «Бальзак и портниха-китаяночка»:
Я стал натирать смычок, и тут вдруг раздались такие бурные аплодисменты, что мне стало как-то не по себе и даже немножко страшно. Мои окоченевшие пальцы забегали по струнам, и на память, подобно верным друзьям, которые никогда тебя не покинут, тут же стали приходить моцартовские фразы. С каждой минутой под воздействием чистой, радостной мелодии Моцарта лица крестьян, бывшие совсем недавно такими непримиримыми и враждебными, все больше смягчались, точь-в-точь как мягчает иссохшая земля во время обильного дождя; постепенно в пляшущем свете керосиновой лампы все они утратили очертания, стали какими-то зыбкими.
Логика этого абзаца заключается в причине и следствии, перемене, происходящей, когда нежная музыка смягчает лица китайских крестьян.
По материалам книги «50 приемов письма от Роя Питера Кларка»
Записаться на курс по писательству можно здесь. По промокоду blog — специальная скидка 10%.
Обложка поста — unsplash.com
The post Уход от шаблонов, порядок слов, игра в абзацы. 3 способа сделать текст сильным appeared first on Блог издательства «Манн, Иванов и Фербер».
