Мы сошлись, можно сказать, против моей воли. Ну, не то чтобы воли, и не то чтобы я был совсем против… Но на встрече настаивала именно она, а я, как обычно бывало у меня с женщинами, долго раздумывал, а в конце больше поддался ее желанию. И еще от нечего делать… …Печально, но в этом мире одни любят, другие позволяют себя любить — в отношениях всегда присутствует естественный дисбаланс. И очень поучительно, когда-то пострадав от безответной любви, побывать и по ту сторону «любовных баррикад» — здесь уже природа старается воздать и научить в полном объеме… Сначала неопытные мальчики и юноши гоняются в своем безответном либидо за холодными сверстницами. А те воротят нос и перебирают, не подозревая, что уже скоро окажутся на месте своих отверженных и непонятных кавалеров, использованных бойфрендов и брошенных балластом мужей, когда происходит все ровно наоборот, порой с пугающим зеркальным отмщением по непреложным законам природы… В то время я еще мучился от бессонницы, и чем больше я заставлял себя заснуть, тем меньше спать у меня получалось. И в один из таких вечеров, не предвещавших спокойного, безмятежного сна, ближе к ночи, я «психанул» и поехал на встречу с ней. Средних лет, ухоженная, даже аристократичная, с манерами опытной, знающей себе цену состоявшейся дамы, она тогда не произвела на меня особого впечатления. Мало ли сегодня состоявшихся, успешных в делах женщин и настолько же не успешных в личной жизни, готовых кинуться в объятия любого, кто проявит к ним малейший интерес и ласку, проявит интерес как к женщине. Мы встретились раз, потом я приехал к ней. Дальше мы уже «исследовали» близлежащие окрестности Минска, останавливаясь в дорогих отелях. А потом и еще дальше — меня стали приобщать к историческим и архитектурным достопримечательностям, против чего я особо и не сопротивлялся, так как секс и приобщение к прекрасному + новые знания оказались весьма возбуждающей мои ум и тело материей, неизвестной мне ранее. Неизвестно еще, что возбуждало меня больше — постель или то, что было до и после нее… Вас когда-нибудь волновало не просто женское тело, начало, хотя и прекрасное, но вполне себе понятное, животное и низменное, в котором запрограммированный природой набор привычных рефлексов, но и в дополнение к нему шедшая тонкая эстетика окружающей архитектуры и новые знания, отчего палитра переживаний становилась куда ярче и глубже? Как бы там ни было, мы начали изредка встречаться, как это бывает у взрослых людей «за сорок». Она получала свою иллюзию любви и ласки. Я наслаждался общением с неглупой и уже взрослой женщиной, а также эстетической стороной наших встреч не меньше, а пожалуй, и больше, чем самой близостью. Что меня еще устраивало и не торопило после нескольких night stands поставить точку и отчалить в туман — это отсутствие привычных женских посягательств на мою мужскую свободу. Ведь женщины, особенно молодые, часто своей внутренней пустотой и суетой — а чаще просто своим молодым телом — изо всех сил стараются заполнить собой всего мужчину, связать его по рукам и ногам сексом, детьми, бытом — всем, чем только могут, дабы самец не «потерялся», не смотрел на сторону, не сбежал. И часто такое поведение мягко перетекает в некую тюрьму, зону неусиленного режима, где мужчина теряет свою свободу, а потом и самого себя. И все незаметно для себя. И ему становится разрешено только то, что в интересах «государства и бога» — жены и семьи. Или просто влюбленной женщины. Так вот, посягательств на свою свободу, даже при тщательной рефлексии, я не ощущал. Разве что ненастойчивые просьбы о внимании. Мы обычно встречались, ехали в свой номер, гуляли по старому городу, пили кофе или что покрепче в полуночных кафе, много разговаривали, много молчали, потом расставались — и меня это вполне устраивало. При мне по-прежнему была моя свобода — свобода путешествий и передвижения в своем гордом и созерцательном одиночестве. Независимость размышлений, созерцаний, свобода моего временами трудного характера. Мне никто не диктовал свою волю, как это бывало раньше, не устраивал допросы, где я был и почему, куда я еду и зачем, не выдвигал ультиматумы, не шантажировал и не манипулировал… Надо сказать, с ее стороны было несколько попыток-порывов рвануть со мной в мои уединенные поездки — вполне понятно желание женщины быть как можно чаще рядом с тем, кто кажется дорогим и важным. Но и они были мной быстро пресечены и прекращались сразу после моего первого молчания на такие робкие попытки. И так продолжалось еще какое-то время: мы встречались раз в две-три недели, а то и в месяц, я продолжал жить своей жизнью, ездить в свои путешествия. Созерцать, размышлять, иногда выпивать, иногда писать — одним словом, моя жизнь никак не изменилась, и меня это вполне устраивало. Как-то я собрался в очередной свой философский вояж, в Могилев — единственный белорусский город, в котором я еще ни разу не был. Купил билет, загрузил свой рюкзак и, как обычно, сфотографировал прощальный натюрморт — окно вагона, перрон и билет на поезд с какой-то надписью вроде: «Когда так много позади, в особенности — горя, поддержки чьей-нибудь не жди, сядь в поезд, высадись у моря» — и отбыл ночной порой в ту сторону. В Могилев я прибыл рано, еще не было и 6 часов. Был ранний апрель, дул еще по-зимнему холодный ветер. Я был не выспавшийся и злой, только-только входящий в предчувствие знакомой эйфории от прибытия в новое место, в тот самый момент, когда происходит то самое осознание от расставания с прошлым, откуда ты прибыл, с его бытовыми и ментальными узами и первое, еще робкое, медленно нарастающее внутреннее ликование от встречи с новым, которое радостно волнует тебя, словно первое свидание. Впрочем, это и было первое свидание — встреча с новым местом, новым городом, новым хотя бы чем-то, если уже не всем. И вот я уже иду по перрону в толпе вновь прибывших, стараясь осоловевшими глазами сквозь туман и быстро рассеивающуюся ночную мглу разглядеть и впустить в себя то самое новое и долгожданное. То, что волнует кровь и обещает, словно удар иглы с сильным наркотиком в вену, зыбкое мимолетное счастье на земле. И тут начинаю протирать свои не выспавшиеся глаза еще и еще сильнее, так как не верю им… На перроне, у столба, в тающих брызгах ночного света, словно призрак из недавнего прошлого, я вижу знакомый образ… Она… Скромно и почти покорно, словно перед экзекуцией на эшафоте, она стоит там… За пятьсот километров от того места, где мы виделись в прошлый раз… Но почему она здесь?!Откуда?!Каким образом узнала?! В моей затуманенной голове одновременно проносится тысяча вопросов, не находя и одного ответа. Я молча останавливаюсь рядом и смотрю на нее более чем вопросительно, скорее недоуменно, возмущенно, потерянно и наверняка немного страшно. Она, словно прочитав мой немой вопрос, бросает только одно слово: — Билет. Билет на фото. Медленной колючей змеей понимание вползает в мой спящий мозг: она увидела место прибытия, время и номер вагона на моем билете, на неосторожно сделанном и выложенном в сеть фото. И просто взяла и приехала. Как выяснилось, она приехала еще вчера, сняла номер и, как она выразилась, «на свой страх и риск» утром, ни свет ни заря, примчалась на вокзал. Признаться, во мне какое-то время происходит невидимая борьба: с одной стороны, я не терплю подобные сюрпризы — да что там не терплю, я их просто ненавижу, когда грубо нарушают мои планы, мое уединение, мое любимое одиночество; с другой — я не могу не оценить и проигнорировать этот подвиг влюбленной женщины примчаться почти на край света, чтобы увидеть свою любовь, и к тому же рисковать, быть может, даже натолкнуться на гнев, непонимание, быть отвергнутой… …Право, такие поступки не могут остаться без внимания вселенной и всегда воздаются. Даже если не сразу, как нам хочется и как понятно, выпущенная в космос энергия, страстное желание чего-то рано или поздно окупятся, обязательно вернутся сторицей… В тот вечер мы гуляем по Могилеву, любуемся распускающейся сиренью, фотографируемся на набережной Днепра. Пьем кофе с местными круассанами в местных кафе, много говорим и мало молчим. Наутро она возвращается обратно домой, а я переселяюсь в другую гостиницу, чтобы еще задержаться на два дня, как я и планировал изначально. Ведь я все же не терплю, когда грубо нарушают мои планы… ...
