Агония Первой Украинской Республики и уроки ее крушения

Париж, апрель 1919 года… Пока над землей бывшей Российской империи всходило солнце решающего этапа гражданской войны, государственные мужи Антанты готовились представить миру новую концепцию мирового порядка, которая, по справедливому замечанию Генри Киссинджера, была слишком карательной для примирения и слишком мягкой для недопущения возрождения амбиций Германии¹. Через 20 лет стратегический просчет Жоржа Клемансо поставит III Французскую Республику на колени перед немецкими танками Гудериана, тогда как один из лучших друзей «версальского» премьер-министра Великобритании Ллойд Джорджа – сэр Уинстон Черчилль – приступит к обороне последнего оплота человечности и гуманизма в Европе. Таковы были узы крови двух Мировых войн.

Однако в кулуарах парижских дворцов решалось будущее не только изнеможенного войной Старого Света — в январе 1919 г. навстречу неизведанному миру великой политики выехала дипломатическая миссия УНР. Путь этих первопроходцев был тернист и страшен: их разум был окутан чувствами псевдонациональной гордости, а отсутствие консолидации и внутренние распри привели к тому, что «украинский вопрос» растворился в суматохе залов Версаля, превратив УНР в заложницу внешних, более организованных и политически определенных сил.

Это был шествие Украины на рижскую голгофу 1921 года — Majori cedo…

Сцена I

Петлюровское болеро

11 декабря 1918 года в Одессу, щеголяя своими шлыками, вошли первые подразделения повстанческих войск Симона Петлюры². Тогдашний диктатор жемчужины Черного моря, французский капитан Эмиль Энно («консул Республики в Киеве») очень резко отреагировал на появление данных элементов в столице «вечного гешефта»: желая отгородиться, как заметил в своих мемуарах Василий Шульгин, от надвигающийся «жовто-блакитной силы»; он создал огражденную колючей проволокой, регулярно патрулируемую французскую зону (границы прошли по линии Платоновский мол – Таможня – северные оконечности Ланжероновской и Театральной улиц – Николаевский бульвар – большая лестница в порт – новый мол), вход в которую разрешался только при условии предъявления специального пропускного билета³.

Такой комплекс превентивных мер был организован, прежде всего, с целью сохранения зоны влияния Антанты в Одессе до прибытия основного французского военного контингента из Салоник (по расчетам генерала д‘Эспере, указанные силы могли появиться в местных гаванях не ранее 16 декабря). На руку капитану играл тот факт, что петлюровцы не стремились каким-либо способом вытеснить «детей Клемансо» из города – находясь в состоянии внешнеполитической неопределенности, руководство Директории пыталось снискать расположение одновременно и большевистских любителей «гибридной войны», и уставших от австро-германского свинца французских интервентов.

К несчастью для киевских властей появление касок Адриана не заставило себя долго ждать: уже 18 декабря в Одессе высадились части 156-й французской пехотной дивизии (оперативное руководство операцией осуществлял генерал Бориус), которые сразу приступили к изгнанию войск УНР из города⁴. Последнее отошли к линии Выгодное – Дачное – Сербка, в то время как командующий местным фронтом Директории доктор Иван Митрофанович Луценко (не имевший, кстати говоря, никакого военного образования) уже вынашивал планы будущего «окончательного разгрома» войск Антанты. Именно с этих маленьких реваншистских аккордов началась почти трехмесячная операция «Болеро» — первая попытка создания военного союза между французскими «колонистами» и туземцами «степной Эллады» против большевистских красных мундиров.

Piano

Пока Иван Митрофанович пытался сколотить ударные подразделения, 18 декабря на станцию Раздельная (штаб украинских соединений) прибыл генерал Александр Греков — новый командующий войсками Директории в Херсонской, Екатеринославской и Таврической губерниях. Александр Петрович, со свойственной ему трезвостью ума штабного офицера, тут же перенял инициативу в свои руки, запретив Луценко проводить любые операции против интервентов. Кроме того, помимо полной реорганизации украинских подразделений, Греков начал налаживать контакты с представителями местных партизанских отрядов (Григорьев, Хасловский), населением южных областей УНР (для создания противовеса возрастающей популярности в городских стенах добровольческого движения), а также при каждом удобном случае демонстрировать лояльность украинцев к французскому военному руководству. Фактически, как констатирует генерал в своих коротких мемуарах, эта была «стадия молчаливого изучения украинцев и, в частности, меня со стороны одесского командования»⁵.

Впрочем, до первой половины января особой нормализации в украино-французских отношениях не наблюдалось, так как единственный обладавший реальной политической силой представитель Антанты – капитан Энно – находился под всеобъемлющим влиянием одесских продобровольческих группировок, враждебных Директории. Ситуация начала качественно меняться только после приезда (2 января 1919 г.) в Одессу генерала Филиппа д‘Ансельма и его начальника штаба Анри Фрейденберга⁶ – ярых русофобов, которые тот час же отстранили печально известного консула от занимаемой им должности. Греков, ко времени прибытия указанных лиц, вынужден был покинуть штаб в Раздельной, дабы представить отчет о проделанной им работе истеблишменту Директории. 10 января генерала принял сам «головной отаман»:

«…Петлюра (…) со своей стороны подчеркнул, что французам доверять невозможно, так как они поддерживают Деникина, но что надо попробовать их “обдурить и использовать их технику для Украины”. Видимо, он находил, что и мне не следует доверять, так как впереди меня отправил своего человека Шумицкого, с секретным поручением следить за каждым моим шагом…»⁷

С подобными «вероломными» инструкциями Александр Петрович выехал обратно на фронт – впереди его ждала новая секвенция переговорного процесса.

Crescendo

Убедившись в лояльности военного руководства УНР, французское командование решает выйти на контакт с украинским генералом: 15 января, при посредничестве члена республиканской разведслужбы Серкаля⁸, была организована встреча Грекова с Фрейденбергом, д‘Ансельмом, и Бориусом. Детально описав текущее стратегическое положение в Украине, Александр Петрович предложил представителям Антанты оказать поддержку войскам Украинской Республики в деле борьбы с большевизмом. Тройка выслушала его, после чего заявила, что дальнейшие переговоры возможны только при условии отвода формирований УНР из района Одессы и Раздельной, а также исключения из состава Директории пробольшевистского германофила Владимира Винниченко. С этими требованиями Греков отбыл обратно в Киев, где продолжала сохраняться атмосфера бесконечных пустословных дебатов между разными фракциями, граничащая с каламбуром вокруг «повести о том, как поссорился Владимир Кириллович с Симоном Васильевичем».

Forte

Пока нерасторопные французы пытались добиться от Киева все новых и новых уступок, большевики, уже не скрывая собственных «благих» намерений выдворить Петлюру из Левобережной и Правобережной Украины, начали теснить войска УНР по всей линии фронта: 20 января «красные» вышли на линию фронта Круты – Полтава – Синельниково; 21 января под натиском большевистской группы Кожевникова пал Луганск; 22 января части 1-й Украинской советской дивизии развернули наступление на Киев; 23 января подразделения 1-й кавалерийской дивизии Беленковича захватили Яготин⁹. Темпы красного блицкрига нарастали, соответственно и вопрос организации союзной военной помощи Директории необходимо было решать в кратчайшие сроки. Поэтому уже 5 февраля на станции Бирзула между парламентерами¹⁰ УНР и полковником Фрейденбергом был подписан договор об отводе петлюровских подразделений за линию Тирасполь – Бирзула – Вознесенск – Николаев – Херсон¹¹: первая часть «сделки века» была выполнена.

Fortissimo

Следующий этап переговоров в Одессе начался 29 января 1919 года, после того как в город приехал новый «директорский гастролер» — Арнольд Марголин. Будучи хорошо образованным человеком, Арнольд Давыдович сумел быстро наладить контакты с недавно прибывшими в ставку французского командования представителями донского и кубанского правительств, а также провести ряд консультативных встреч с генералом д‘Ансельмом, генералом Бартело, и, конечно же, полковником Фрейденбергом¹². Результатом этих переговоров стала подготовка меморандума «Четырех Государственных образований» (датирован 5 февраля 1919 г.), в котором Марголин, его помощник Артемий Галип, председатель Временного правительства Белоруссии Александр Баханович, председатель Кубанской Законодательной Рады Лука Быч и донской генерал Александр Черячукин (в проекте документа фигурирует как Чиричукли) предлагали план будущего переустройства России при всеобъемлющей поддержке союзников:

«Сейчас федерация сверху мыслима была бы лишь при помощи и вмешательстве иностранных государств путем принудительным. Вне этого пути федерация сверху исключается и остается путь только федерации снизу на основании добровольного соглашения как равные с равными тех государственных образований, которые выкристаллизовались на развалинах старой России. И мы обращаемся через посредство верховного союзного командования к государствам Антанты с просьбой об оказании всяческой помощи и поддержке здоровым национальным государственным стремлениям наших народов к укреплению фактически создавшихся отдельных государственных единиц»¹³

Дополнил эту «вестфальскую» по своему характеру декларацию специальный политико-экономический договор, подписанный между вышеуказанными представителями. В нем, в частности, говорилось о необходимости передачи портов Одессы, Херсона и Николаева в руки украинских властей с сохранением зон влияния Антанты в указанных городах; организации свободного транзита товаров на Кубань и из Кубани через Новороссийск и порты Черноморской губернии; возвращении Белоруссии реквизированных немецкими оккупационными властями вагонов и паровозов¹⁴.

Два документа представляют собой реализацию на практике так называемого «плана Скоропадского»¹⁵ — т.е. идеи формирования общей антибольшевистской коалиции (федерации) под эгидой Антанты. Однако если выехавший в Германию Гетман предполагал интегрировать в данное объединение Добровольческую армию, то творцы февральского меморандума от таких планов отказались, чему, к слову сказать, не сопротивлялось разочарованное в местном «белом» движении французское командование. Кроме того, последнее планировало подписать с правительством Директории отдельное военно-экономическое соглашение¹⁶, по которому руководство УНР, помимо предоставления гарантий выплаты части госдолга Царского и Временного правительств, согласования своей финансовой, торговой и промышленной политики с парижским «big brother», должно было в годичный срок организовать 300-тысячную армию¹⁷ — не желая «утилизировать» собственные подразделения, Фрейденберг предполагал использовать эту «внушительно-призрачную» силу для ведения войны с РСФСР.

Что же касается национального вопроса, то поддержка Белоруссии, Дона, Кубани и собственно Украины позволяла уравновесить мощь ВСЮР, поставив Деникина перед фактом необходимости признания новообразовавшихся национальных государств. При условии успешного исхода кампании против советов, данное обстоятельство позволяло закрепить принципы федеративного устройства России, что также приветствовалось местным французским командованием.

Впрочем, столь великие стратегические планы разбивались о суровую действительность: армия Петлюры рассыпалась на мелкие оплоты феодальной анархии, тогда как большевистское иго методично поглощало все новые и новые территории Украины. К тому же, против подписания договоренностей в Бирзуле выступил атаман Никифор Григорьев¹⁸ – фактически «самодержец» Причерноморья, имевший в своем арсенале до 12 тысяч адаптированных к условиям гражданской войны головорезов. В начале февраля 1919 г. он переметнулся к большевикам, войдя в состав 1-й Заднепровской Украинской советской дивизии (командующий Павел Дыбенко)¹⁹, лишив тем самым Директорию способности контролировать свой Южный фронт. Вследствие таких пертурбаций Петлюра, убедившись в бессмысленности дальнейшего удержания подступов к Одессе и продолжения каких-либо сношений с членами французской военной миссии, отдал приказ отдельной группе Янева открыть путь к городу надвигающимся ватагам Григорьева – таков был ответ «обиженных и оскорбленных» на двухмесячную болтовню трех французских офицеров. В итоге, 4 апреля началась знаменитая Одесская эвакуация, а уже через два дня в город вошли красные войска…

Subito

Петлюровское «Болеро» под руководством французского дирижера подходило к концу – уставшие от фальшивой игры заморские приезжие начали постепенно покидать зал Одесского оперного театра. Увы, местный украинский оркестр оказался могучей и непуганой кучкой уличных музыкантов, не способных постичь партитуру этого великого произведения. И когда представление завершалось, в партер ворвалась пролетарская команда Швондера, готовая положить конец этим «мелкобуржуазным» вариациям на темы Мориса Равеля, а из правительственной ложи выпал другой переживающий за судьбу украинской авантюры персонаж – разъяренный атаман Григорьев «выбил председательское кресло из-под Клемансо».

Но за происходящим в театре хаосом с самого верхнего яруса пристально следили два ярчайших представителя своей эпохи, которые, даже несмотря на резонную полярность личных политических взглядов, все же смогли конструктивно подойти к решению «восточноевропейского вопроса» — на карту Украины упал отблеск белоснежной улыбки Вудро Вильсона и ехидный лисий взор Владимира Ленина.

Intermezzo

Русский рейд Буллита

Одесская эвакуация французских войск стала настоящей неожиданностью для многих акторов того времени: амбициозному Григорьеву она обеспечила легкую победу над «империалистами», тогда как потеря одного из лучших плацдармов в южной Украине стала ударом для адептов «единой – неделимой России»²⁰. Стоит отметить, что во многом «бегство» интервентов стало прямым следствием решения Лондона и Вашингтона вывести свои экспедиционные контингенты с территорий бывшей Российской империи²¹. Главным инициатором подобных проектов стал Президент США Вудро Вильсон, предложивший еще в конце января 1919 г. провести на Принцевых островах (Мраморное море) конференцию при участии всех организованных на территории России военно-политических групп²².

Конечно, такие «миротворческие» по своему характеру инициативы были изначально обречены на провал, поскольку основные антибольшевистские силы к началу 1919 г. сумели существенно укрепить собственную ресурсную базу, набрав достаточно очков прочности для ведения войны с РККА. Произошло серьезное усиление деникинских ВСЮР, в Эстонии, при всеобъемлющей поддержке союзников, расширялся Северный корпус, а в далекой Сибири «Верховный правитель» Колчак готовил войска к весеннему наступлению. Создавшееся в России положение скорее предвещало начало нового кровопролитного этапа гражданской войны, чем перспективы широкого межправительственного диалога.

Тем не менее, в феврале 1919 г. Вильсон решает послать своего дипломатического представителя в Москву – советника Уильяма Буллита – для ведения тайных переговоров с большевистским руководством.

Прямым результатом встреч американского эмиссара с красным истеблишментом («он Ленина видел») стала выработка общих условий мирного соглашения (10-12 марта 1919 г.), в которых, помимо установления новых правил политической игры в восточноевропейском регионе, был затронут и украинский вопрос:

«…Как Российские, так и другие советские Правительства, а также все остальные правительства, образованные на территории бывшей Российской империи, а равно и Союзные и Объединившиеся правительства и остальные правительства, оперирующие против Советских Правительств, включая Финляндию, Польшу, Галицию, Румынию, Армению, Азербайджан и Афганистан, обязуются не делать никаких попыток к свержению фактически существующих правительств, образованных на территории бывшей Российской империи, а также остальных правительств, подписавших настоящее соглашение…»²³

Как видим, авторы документа признают легитимность и независимость Западно-Украинской Народной Республики (Галиции), несмотря на то, что названое национальное образование вошло в состав УНР на правах отдельной области после состоявшейся 3 января 1919 года ратификации Украинской Национальной Радой (высший законодательный орган ЗУНР) договора о воссоединении двух Республик²⁴. Иначе говоря, мирный план Буллита предполагал закрепление за РСФСР украинских территорий в границах 1914 г. (т.е. по линии реки Збруч, к берегам которой «откатывались» остатки армии Петлюры), тогда как Вашингтон получал от Москвы гарантии признания и территориальной безопасности ЗУНР.

Такой недюжинный интерес США к Галиции был продиктован следующими факторами. Накануне Первой мировой войны значительная часть местных нефтяных месторождений контролировалась американской компанией «Standard Oil», президентом которой был Джон Рокфеллер, английской «Premier Oil», а также немецкими финансовыми группами «Deutsche Bank» и «Deutsche Erdöl» – как видим, для инвесторов, в особенности американских, Галиция стала настоящим «нефтяным клондайком» начала XX века. Показательны следующее цифры: число местных нефтяных компаний возросло с 95 в 1898 г. до 310 в 1909 году, тогда как в указанной области (к 1910 г.) перерабатывалось до 45 % общегосударственного объема нефти (32 % в самой Австрии, 20 % в Венгрии, и 3 % в остальных частях империи Габсбургов) ²⁵.

После завершения интенсивной фазы войны в Галиции (конец 1917 г.), экономическая инфраструктура региона находилась в состоянии разрухи (по оценке разных экспертов, общее хозяйственные убытки области оценивались в 1-3 млрд. крон; более 233 хозяйственных предприятий было уничтожено²⁶), что, тем не менее, позволяло американскому капиталу при благоприятных военно-политических обстоятельствах быстро освоить местный рынок путем инвестирования средств в разнообразные восстановительные проекты. Напомню, что подобный курс в отношении осколков Австро-Венгерской империи был задекларирован Вильсоном еще в январе 1918 г., чему серьезно воспротивились Великобритания и, особенно, Франция²⁷, боявшиеся усиления преисполненных энергии США в истощенной войной Европе. К тому же, Вашингтон за счет создания буферной Галиции, мог несколько ослабить возможность Польши исполнять роль противовеса Германии (Вильсон, нужно отметить, был главным приверженцем идеи интеграции Германии в систему коллективной безопасности), особенно с учетом ориентации галичан на Вену и Берлин (бывший Центральный блок). Таким образом, с одной стороны, создавалась гибкая система региональных союзов в Восточной Европе, с другой – частично, за счет географического расположения ЗУНР, нивелировалась роль Польской республики как основного щита против РСФСР.

Однако перед Вашингтоном стояла другая проблема – в ноябре 1918 г. началась украино-польская война за право контроля над основной частью Восточной Галиции, поэтому для реализации вышеприведенных планов было критически важным остановить ход боевых действий между двумя сторонами. Отчасти, достичь этой цели позволяли положения мартовского договора Буллита, где также фигурировали пункты о прекращении ведения боевых действий между всеми существующими на территории бывшей Российской империи правительствами.

Собственно, пока Буллит и его новые московские друзья готовили программу переустройства Восточной Европы, прибывшая во Львов военная миссия Антанты мастерски поставила точку в вопросе существования ЗУНР.

Сцена II

Атака колонистов

Как известно, во время парада национальных революций в разваливавшейся Австро-Венгерской империи началась «колотнеча» и на территориях Восточной Галиции: в ночь с 31 октября на 1 ноября 1918 г. подразделения Центрального украинского войскового комитета (командующий Дмитрий Витовский) начали занимать основные административные здания во Львове. Их почти безоружные оппоненты – члены Польской военной организации – поступили более благоразумно, захватив набитые вооружением местные казармы и железнодорожные склады. Благодаря этому обстоятельству поляки сумели отстоять занимаемые в городе позиции до прибытия свежих подкреплений, которые, после сдачи украинскими войсками Перемышля (11 ноября), смогли беспрепятственно прибывать во Львов. Нужно заметить, что 17 ноября стороны конфликта заключили трехдневное перемирие (было продолжено 20 ноября до 6 часов утра следующего дня)²⁸, традиционно использовав его для подготовки ответных мер: утром 21 ноября, усиленные группой Карашевича-Токажевского (1300 солдат и офицеров), поляки перешли в новое наступление, а уже вечером того же дня украинцы начали спешно эвакуироваться из города. К концу декабря они потеряли 10 из 59 поветов территории ЗУНР²⁹.

Начало первого месяца 1919 г. прошло под знаменем относительного затишья на фронте, серьезные же столкновения последовали 11 января, когда украинские войска решили организовать новый захват Львова. В результате операции силы УГА (Украинской галицкой армии), не сумев достичь намеченных целей, были опрокинуты польским контрнаступлением³⁰. Однако это было не единственное разочарование, ожидавшее украинских военных — в середине января во Львов, с целью разрешения польско-украинского конфликта, прибыла специальная британская военная миссия во главе с комиссаром Его Величества при Польском Правительстве полковником Войдом³¹.

Этот офицер, не скрывая собственных пропольских позиций, предложил галичанам следующее условия мирного соглашения:

« … жадане, щоби Поляки опустили Галичину аж по Сян відкинене, як не надаюче ся дискусії огляду на се, що Поляки властиво не зісталися побиті (2-я неудачная попытка захватить Львов – Р.П.) . Нам назначено, що воно не було би певним, ще навіть тоді коли б ми Львів узяли силою оружжя, чи Антанта признала би його Українцям. Натомість зазначено, що Поляки мусять мати Львів як охорону флянку при наступі більшовиків. Полковник Войд на наше прохання поставити пропозицію, подав демаркаційну лінію: Буг по Камінку, Куровичі, ріку Стрій. (…) На питання, чи ми боролися разом з Антантою проти більшовиків, висказано готовність до сего, тим більше, що ми власне таку боротьбу проводимо. Делегатам запропоновано й можливо якнайскоріший час зайняти становище супроти пропозиції полковника Войда» ³²

Как видим, парламентерам ЗУНР дали четко понять, что Львов не при каких условиях не может быть передан в руки украинского правительства, и даже если он будет взят силой оружия, это территориальное завоевание не будет признано западным «цивилизованным» миром. Также весьма показателен следующий факт: Войд, подобно его французскому коллеге Фрейденбергу, планировал добиться ухода войск УГА на восточный фронт, дабы создать пусть и слабый, но санитарный барьер между поляками и большевиками – иначе говоря, украинцев просто хотели использовать как пушечное мясо в хаосе гражданской войны.

Понимая бесперспективность подобных соглашений, командование галицко-волынским фронтом решительно отвергло предложенные британским офицером прообразы «Минских договоренностей»³³ (положения были названы «глузуванням з ЗУНР»), начав подготовку к новому наступлению. Автором его плана стал подполковник Йосиф Папп де Яноши (по другим данным авторами были полковники Какурин и Мышковский), представивший 2 февраля Начальной команде УГА проект намеченной операции. Подполковник предлагал прорвать линию Перемышль-Львов, взять в плотное кольцо последний город, заблокировав тем самым в нем основную группировку вражеских сил. Также планировалось создать подвижной резерв из смешанных пехотных и конных подразделений, с целью противодействия возможности организации польскими войсками контратак³⁴.

Помимо штабной работы в рамках программы усиления боеспособности УГА, члены государственного военного секретариата ЗУНР наняли двух торговых агентов (д-ра Аллеренберга и д-ра Любенсарта), которые должны был провести покупку у правительства Австрии 10 тяжелых полевых гаубиц (по 2000 снарядов на ствол), 2 мортир (400 снарядов для каждой) и 50 000 винтовок системы Манлихера (1000 патронов на каждую). В свою очередь, галицкие военные обязывались поставить австрийцам нефтепродукты из Дрогобычского района (важную роль в реализации этой части сделки должен был сыграть Аллеренберг, имевший контакты с заинтересованными в данном предприятии лицами)³⁵.

Была ли реализована на практике эта торговая операция, мне не известно, но 16 февраля подразделения УГА все же начали третье крупное наступление, вошедшее в историю как «Вовчухівська офензива». Через два дня галицкие войска перерезали сообщение между Львовом и Перемышлем, а к 19 февраля они развернули еще одно наступление на Раву-Русскую³⁶.

Когда операция достигла своего критического момента, в дело быстро вмешалась недавно прибывшая во Львов военная миссия Антанты, которая 20 февраля отправила срочную телеграмму командованию УГА с призывами «остановить кровопролитие» и организовать безопасный коридор для прибытия объединенной комиссии генерала Бартельми