Основные показатели «Инерционного» сценария развития России до 2025 года: наука и образование

Холоп — персонаж подневольный, а холуй — раб инициативный[1]

А. Коржаков, бывший начальник СБП при Б. Ельцине

Глубочайший кризис, в котором оказалась Россия, глубже всего поразил науку. Одна из основных причин растущего отставания России — отставание в развитии фундаментальной и прикладной науки от мировых показателей, которое началось еще в 1980-е годы по ряду направлений. Это было признано в ЦК КПСС еще в начале 1980-х годов и на июнь 1985 года был запланирован специальный Пленум ЦК, посвященный этим вопросам. Но вместо пленума получилась говорильня перестройки, а затем приоритеты на долгие десятилетия — «демократические», «макроэкономические», пр. — надолго оттеснили развитие науки и технологий на второй план. К концу ХХ века можно было говорить о том, что если экономика России находилась в глубоком кризисе, то наука за гранью катастрофы. Её оставшиеся сегменты медленно доживали последние годы.

Возвращение науки в общественную жизнь страны происходит крайне медленно и непоследовательно, что хорошо видно на примере РАН. Где возросшее финансирование (это — объективно — хороший признак) всё еще отстает от уровня 1990 года (что — объективно — плохо).

Современные тенденции развития глобальной экономики предполагают использование науки в качестве главной производительной силы, что подразумевает трансформацию сферы исследований и разработок из обособленного сектора социально-экономической системы в ее основополагающий элемент. Поэтому страны — мировые лидеры технологического развития воспринимают исследования и инновации в качестве главного фактора роста экономики и достижения устойчивости. Этот факт подтверждается и значительным ростом объемов финансирования науки во всем мире. В ХХI веке мировые валовые расходы на НИОКР росли быстрее глобального ВВП, что привело к резкому повышению интенсивности научных исследований. По данным доклада ЮНЕСКО о науке, рост инвестиций в исследования и разработки за период с 2007 по 2013 гг. составил 31%, в то время как увеличение мирового ВВП за тот же период оценивается в 20%. Основными характеристиками развития глобального научно-технологического прогресса стали экспоненциальный рост производства и накопления знаний, расширение географии и интенсификации использования новых моделей трансляции данных, интернационализация исследовательской деятельности.

Согласно аналитическим обзорам «Global R&D Funding Forecast», динамика мировых валовых затрат на исследования и разработки с 2013 по 2016 гг. увеличилась на 25%. В Российской Федерации, напротив, за период с 2014 по 2016 гг. бюджетные ассигнования на гражданскую науку неуклонно сокращались. В 2014 г. онисоставляли 437,3 млрд руб., в 2016 г. — уже 306,3 млрд руб., а по итогам года и вовсе составили 285,8 млрд руб. (в рамках соответствующих государственных программ).

Глобализация науки и очевидная необходимость более активного включения России в процессы международного обмена знаниями предопределяют ключевые векторы современной научно-технологической политики. Среди них стимулирование публикационной активности и ориентация на интернационализацию отечественного сектора генерации знаний. Государственные меры, принятые за последние несколько лет, дали ощутимый результат. Так, доля России в мировом корпусе научных публикаций выросла с 1,65% до 2,3% за последнее пятилетие. Тем не менее, Россия имеет существенно более низкие показатели цитируемости статей, чем, большинство развитых стран мира.

Между тем зависимость важнейших областей человеческой деятельности экономики, социальной сферы, образования, здравоохранения, обороны и т.д. — непосредственно зависит от темпов развития науки.

Более того, в условиях роста напряженности и обострения ВПО, санкций и ограничений на научные контакты и обмены, национальная наука приобретает исключительно важное значение[2]. Наука и образование — следует признать — при существующем отношении власти будет и в дальнейшем находиться в глубоком системном кризисе, в котором они оказались за последние 30 лет. Выход из него (по самым оптимистическим прогнозам) еще только-только намечается, поэтому в 2017–2025 годы не ожидаются даже тех некоторых весьма скромных позитивных сдвигов, которые, конечно же, отличаются даже от скромных прогнозов МЭРа 2013 года. Так, если исходить из параметров бюджета правительства на 2018–2020 годы, то в ближайшие три года совокупная доля непроизводительных госрасходов (на безопасность, оборону и государственное управление) превысит 70%. Об этом говорится в заключении РЭУ им. Г. В. Плеханова на проект федерального бюджета 2018–2020 годов[3].

Вторая категория расходов связана с инвестициями в жилищное строительство, национальную экономику, а также в человеческий капитал (по разделам образование, наука и здравоохранение). В общей структуре расходов с 2018 по 2020 год они занимают примерно 22%.

В относительном выражении к ВВП объем условно непроизводительных расходов снижается с 11,9% в 2018 году до 10,7% в 2020 году за счет уменьшения расходов на национальную оборону и социальную политику. Объем условно производительных расходов за этот же период снизится на 0,4 п.п. ВВП с 3,8% в 2018 году до 3,4% в 2020 году. Общий объем расходов федерального бюджета по итогам следующих трех лет уменьшится в реальном выражении более чем на 9% к уровню в 2017 году (при условии целевой инфляции 4% в год).

При этом, лидерами по реальному сокращению будут расходы на национальную экономику (–16,1%), общегосударственные вопросы (–15,3%), социальную политику (–15%) и национальную оборону (–13,7%). Обращает на себя внимание то, что расходы на образование и здравоохранение по итогам трехлетки окажутся ниже их уровня в 2017 году на 5,5% и 3,6% соответственно. Кроме того, специалисты обратили внимание на сокращение как в абсолютном, так и в относительном выражении расходов федерального бюджета на научные исследования и разработки гражданского назначения. По данным РЭУ, их удельный вес в ВВП снизится с 0,37% в 2018 году до 0,31% в 2020 году, а затраты на фундаментальные исследования сократятся по отношению к ВВП с 0,16% в 2018 году до 0,14% в 2020 году.

Ранее в Минфине привели предварительные данные, из которых следует, что дефицит федерального бюджета РФ за январь–сентябрь 2017 год составил 300,623 млрд рублей или 0,5% ВВП. По оценке министерства, за 9 месяцев с начала 2017 года в бюджет РФ поступило 10 трлн 970,2 млрд рублей или 74,7% к общему объему доходов федерального бюджета, утвержденному федеральным законом «О федеральном бюджете на 2017 год». Исполнение расходов составило 11 трлн 270,8 млрд рублей или 66,8% к уточненной росписи.

Объем ВВП РФ за январь–сентябрь достиг 65 трлн 592,2 млрд рублей, что свидетельствует о небольшой положительной динамике развития экономики впервые за несколько лет.

Целесообразно в этой связи рассмотреть коротко эти оценки, которые позволяют сделать, как минимум, следующие выводы, позволяющие говорить о среднесрочных перспективах применительно к развитию науки в России до 2025 года:

Во-первых, относительная доля российской науки в мировой науке микроскопически мала и не будет практически увеличена к 2020 и, наверняка, к 2025 году при самых благоприятных прогнозах по всем направлениям развития (за исключением нескольких), если сохранится действующий («Инерционный) сценарий развития страны хуже того, учитывая рост расходов на науку в США, КНР и целом ряде других стран, Россия будет к 2025 году окончательно вытеснена на мировую научную периферию с весьма незначительными шансами вернуться в клуб мировых научных лидеров. Советские школы будут окончательно уничтожены, а достижения фундаментальных наук окажутся в прошлом за исключением, может быть, нескольких направлений в ОПК, где удастся сохранить научный потенциал.

Во-вторых, в условиях резкого обострения ВПО и фактическом военно-силовом противоборстве с западной ЛЧЦ, обладающей подавляющим превосходством в научно-технологической области, подобное состояние науки в России является прямой угрозой её выживанию и обороноспособности. Прежде всего, потому, что лишает Россию возможности проведения своевременных модернизаций ВВСТ и создания качественно новых видов и систем оружия на основе фундаментальной науки и новейших технологий.

Этот итог оказался не ожидаемым для руководителей экономики России, которые в 2012–2013 годах рассчитывали на совершенно иные результаты. Очевидно, что на такой катастрофический итог подействовал провал в экономике 2013–2016 годов, но даже с учетом этого провала, разница в ожидаемых результатах и фактических оказалась очень большой.

Рассмотрим основные показатели, которые разрабатывались в начале 2010 года. В начале 2011 года МЭР РФ прогнозировал, что в 2020 году доля российской наукоемкой продукции существенно увеличится относительно мировой[4] :

Табл. 1. Прогнозные значения объемов рынков (по данным технологических платформ)

Как видно из приведенных данных МЭР РФ, за исключением нескольких направлений НТП состояние науки России оказывалось в 2011 году фактически второстепенным относительно достижений мировой науки, не превышая 2–2%. Это означает, что, как минимум, в тех областях жизнедеятельности, где положение науки определяет уровень развития этих областей, это состояние и в будущем будет заведомо хуже, чем на Западе в условиях силового противоборства. Если, конечно, как в 1945–1955 годах, резко не изменить отношение к организации и обеспечению научного процесса, сконцентрировав ресурсы на нескольких стратегических направлениях (в те годы — на ядерных и ракетных программах).

В этой связи возникают неизбежные вопросы о возможных средствах ускорения развитии науки и технологий в России, которые нельзя сводить только к традиционным финансовым и административным инструментам. Прежде всего, речь должна идти о том, чтобы наука стала политическим приоритетом государства и всего общества — как с точки зрения материального обеспечения, так и отношения к науке в целом (престижности, статусности и пр.). Так, по престижности, например, труд ученого в США всегда входил в первые 2–3 категории, а в России — в самом конце рейтинга.

Второй аспект — участие молодых исследователей. В последние 30 лет «немолодая» советская наука стала просто старой, хотя демографическая ситуация начинает, пусть медленно, но исправляться. Прежде всего резко возрастет (на 30%) численность молодежи, что противоречит во многом пессимистическим демографическим прогнозам. В том числе и ООН, сделанным в предыдущие годы.

Источник: Высшая школа экономики

Рис. 1. Прогноз изменения численности молодежи в возрасте 15–19 лет в 2016–2030 гг. по федеральным округам, % к 2005 г.

При общей тенденции старения населения в России произойдут радикальные изменения возрастных групп. На смену малочисленного поколения лихих девяностых приходит многочисленное поколение Z — тех, кто родился в сытные нулевые. Эхо прошедшего нефтяного благополучия увеличит численность молодежи 15–19 лет почти на 37%. Поэтому эксперты предсказывают радикальные изменения в сфере образования и на потребительских рынках[5].

По официальным прогнозам, в ближайшее десятилетие Россию ожидает сокращение доли трудоспособного населения. Доля трудоспособных сократится с нынешних 55,9 до 53,1–54,4% к 2030 году. А доля стариков вырастет с нынешних 25,5 до 27,8–28,5%.

Одновременно будет меняться и численность россиян младше трудоспособного возраста — причем непредсказуемым образом. В трех вариантах демографического прогноза Росстата доля граждан младше трудоспособного возраста может снизиться с нынешних 18,6 до 17,1% к 2030 году, а может и увеличиться — до 19,1%. Такая неопределенность связана с тем, что в эту группу попадают и только что родившиеся, появление которых на свет в следующем десятилетии трудно предсказуемо.

Другое дело с теми, кто уже родился. Их численность известна довольно точно. Поэтому прогнозы для группы тех, кто будет старше 15 лет к 2030 году, отличаются высокой точностью. «2016–2017 годы — это переломная точка в динамике показателей численности населения в возрасте 15–24 лет. На смену малочисленным поколениям 1991– 2000 годов рождения в старшие классы школы, в колледжи и университеты приходят молодые люди, родившиеся в цифровую эпоху, — поколение Z», — отмечают эксперты Института образования Высшей школы экономики (ВШЭ).

Общая численность когорты 15–19-летних вырастет на 37% — с 6,6 млн в 2016 году до 9 млн человек в 2030 году. Важно отметить, что последствия демографического спада предшествующего десятилетия так и не будут преодолены окончательно: в 2030 году численность 15–19-летних составит лишь 74,4% к уровню 2005 года, говорят в ВШЭ.

Самый динамичный рост населения в возрасте 15–19 лет к 2030 году покажут Чечня (124,2% к уровню 2005 года), Тыва (110,7%), Республика Алтай (108,4%), Ингушетия (97,9%), Тюменская область (91,9%), Ямало-Ненецкий автономный округ (88,8%), Дагестан (88%).

А наименьший прирост молодежи 15–19 лет к 2030 году ожидается в Карелии (65,9% к уровню 2005 года), Владимирской области (65,8%), Приморском крае (65,2%), Еврейской автономной области (64,9%), Ивановской (64,5%), Рязанской (64,5%), Воронежской (64,3%), Тульской (61,8%) и Псковской (60,8%) областях.

«Рост численности молодежи в возрасте 15–19 лет способен оказать положительное влияние на экономические показатели страны в течение одного–двух десятилетий. Выход на рынок труда заметного количества молодых не только скажется на уровне производительности труда, но и может снизить нагрузку на пенсионную систему страны», — надеется аналитик «Финама» А. Коренев.

«Ключевой эффект от роста численности молодежи мы уже видим — это повсеместная диджитализация экономики. Именно цифровая экономика будет расти наиболее быстрыми темпами на фоне роста числа сервисов, которые помогают быстро получить информацию или решить какую-то проблему. Дело в том, что молодежь не привыкла глубоко вникать в проблемы, поэтому меняется формат их решения — любой длительный процесс уже вызывает раздражение, и выбор делается в пользу сервисов, которые упрощают повседневную реальность. На этом фоне будут активно развиваться интернет-технологии, но при этом очень востребованы будут специалисты, которые могут делать чтото руками — мастера, поскольку их доля в новых поколениях падает», — говорит председатель партнерства «Центр развития инновационного бизнеса» А. Михеев.

«Молодые люди — это та часть населения, которая уже не мыслит свою жизнь без интернета и смартфона. Возникнут новые социальные лифты, расширятся географические горизонты возможностей. Мы сейчас уже видим последствия изменений целых отраслей — туристической, полиграфической, пассажирских перевозок, в частности, услуг такси, аренды жилья. Для страхования тоже настанут новые времена. Мы получим новые страховые продукты, которые можно варьировать в течение дня по рискам, времени и сумме, групповое страхование и возможности застраховать все, что можно сфотографировать на телефон», — говорит замгендиректора компании «АльфаСтрахование» Т. Пучкова[6].

«Можно ожидать структурных сдвигов в потреблении (предпочтение аренды владению в недвижимости и транспорте), росту спроса на образовательные услуги и арендное жилье, повышение требования к качеству госуслуг. Одновременно вырастет спрос на образовательные и медуслуги», — прогнозирует главный экономист рейтингового агентства «Эксперт РА» Антон Табах. «Много пенсионеров и много детей — это вызов для страны, для бюджета и для политики по созданию рабочих мест», — говорит эксперт.

Характеристику состояния российской науки дал академик В. Черешнев, который в течение многих лет не только руководил институтом, но и отвечал в Государственной Думе за эту область деятельности власти. Вот как он описал это состояние в своем выступлении на пленарном заседании Государственной Думы 3 июля 2013 года: «Все эти реформы ведут к полной потере самоуправления Академий. Они подчиняются некоему агентству, руководитель которого назначается Правительством и подчиняется Правительству. А это агентство назначает директоров институтов.

Если говорить о бюджете: 60% всех достижений от всей сегодняшней российской науки — вузовской, корпоративной, государственных научных центров и академической — приходится на долю Академии наук, притом, что ее состав — это 17% всех ученых. И посмотрите все индексы цитирования — безоговорочно лидирует Академия наук: не вузы, ни ГНС, ни корпоративные центры!

Финансирование Академии наук к 2000 году было в 28 раз меньше, чем в 1990 году. Да, с 2000 года по 2012 год финансирование увеличилось с 8 млрд до 80 (вместе с Медицинской академией). И что мы видим? Даже сегодня это все равно в 2–4 раза меньше, чем в 1990 году. Так давайте финансировать на уровне и спрашивать, где, кто и почему. Тогда будет реально сравнение. Если у нас вся Академия — 2 млрд долл., 62 млрд руб., а Массачусетский МТИ — 4,5 млрд долл. (правда, только половину государство дает на его развитие), какие тут могут быть сравнения. О чем говорим?».