Давыдов Анатолий Васильевич, геофизик, профессор, часть 2
Она в одночасье не умрет. Самое большее, на что решится новый генсек, это на компанию поиска козлов отпущения за провалы в экономике. Первый претендент на эту роль - инженерно-техническое сословие, которое проспало очередную научно-техническую революцию. Но власть партия никому не отдаст, тем более какой-то социальной прослойке. А то, что во всех развитых странах запада основной производящей силой стали белые, а не синие воротнички, для нас не указ. Так или иначе, но выбор придется делать, и скорей всего не в пользу завода. Меня уже приглашали в Дагестанский политехнический. Но если не уехать из Махачкалы, то не вырваться из партийной обоймы, заставят и дальше проводить в жизнь политику партии и правительства и активно воспитывать новых строителей коммунизма. И нужно было решать вопрос с кандидатской диссертацией, без которой в институте на зарплату преподавателя прожить будет трудно.
Я обобщил все свои материалы по разработке ядерно-геофизической аппаратуры, побывал в Свердловске в родном институте и получил полную поддержку нашего бывшего студенческого куратора. Материалы будущей диссертации доложил на кафедре рудной геофизики. Работа была одобрена, но как диссертация на соискание ученой степени кандидата технических наук, а совет по защитам диссертаций на геофизическом факультете принимал к защите только на степень геолого-минералогических наук. Нужен был либо другой совет, либо переработка диссертации. Но главный для себя вопрос я решил – если буду уезжать из Махачкалы, то кафедра геофизики готова принять меня на работу.
Два события заставили меня принять окончательное решение. Летом 77 года я должен был срочно вылететь в Москву. Зашел к зам. директора завода по снабжению В.П., с которым был в хороших отношениях, и попросил заказать гостиницу. В министерстве была служебная гостиница, но не директорам заводов попасть в нее было трудно, переполнена "лицами кавказской национальности". Снабженцам В.П. часто приходилось бывать в Москве, но они, хотя и с Кавказа, на "лиц" не тянули. Ощущалась разница в толщине кошелька. В.П. решил проблему просто – принял на работу в свой отдел директора одной московской гостиницы. Директор честно отрабатывал зарплату – по звонку В.П. номер ждал нас. Скорей всего, директор гостиницы работал не только на нашем заводе. На этот раз звонить не пришлось – В.П. уже заказал номер, он тоже летел в Москву, и попросил помощи в транспортировке двух внушительных чемоданов.
В номере гостиницы чемоданы распаковали и В.П. начал раскладывать их содержимое (осетрину, икру, коньяк) по нумерованным пакетам, которых набралось больше десятка. Потом звонил по телефону, сообщал что приехал, называл номер комнаты и время. С каждым звонком время сдвигалось на 10 минут.
К назначенному времени В.П. поставил на столик бутылку коньяка, две рюмки, пакет под номером 1, нарезал осетрины и достал из папки сколотые скрепкой бумаги, тоже под номером 1. Появился первый посетитель. Они дружески поздоровались, прошли к столику выпили за встречу, закусили, и В.П. передал посетителю свои бумаги: "Посмотри, пожалуйста, что можно сделать". Ответ: "Поглядим. Загляни завтра ко мне к концу дня". Посетитель взял свой пакет, распрощался, и исчез. Процедура была хорошо отработана.
Я вышел прогуляться и вернулся часа через 2, оставалось еще 2 пакета. Процедура не менялась. Отличился только последний посетитель. Наверное, он понял, что последний (до него пакеты открытым строем стояли на подоконнике), получил пакет, окинул взглядом столик, и проронил: "Хорошо Вам у моря. Небось, каждый день рыбкой балуетесь. Я заберу, что осталось", и спокойно препроводил в свой пакет остатки закуски и коньяка.
В.П. устало сел в кресло, помолчал. Заговорил спокойно и облегченно, как о деле, наконец-то решенном: "Это моя последняя командировка. Подаю заявление об уходе. Всю войну прошел. В партию вступил под Курском. После войны, где только не вкалывал. Больше не могу и не хочу. Не заметишь, как сам станешь подонком". Через месяц мы его провожали. Куда-то в архангельскую глубинку, в деревню, где родился.
Второе событие – назначение на завод нового Главного инженера А.Б. Мне предложили стать его первым заместителем и пройти шестимесячные министерские курсы повышения квалификации. Я дал согласие и А.Б. ввел меня в курс дел. Готовилась переориентировка завода на РИП двойного назначения. Директору давали отработать год до пенсии, после чего его место занимал А.Б., а я становился Главным инженером. Дальнейшая карьера обеспечена – кадровая обойма Главка, директорский корпус, и далее в рамках государственной политики под руководством партии.
Но жить двойной жизнью нельзя. Нельзя считать деградирующей социально-экономическую структуру общества, недальновидной и бесперспективной экономическую политику руководящей элиты, по крайней мере, в той отрасли, где работаешь, и в то же время быть одним из руководителей в этой системе и играть по установленным правилам. Нельзя работать, не уважая свой труд.
16 лет жизни я отдал заводу и не жалею об этом времени. Но мне было только 40 лет, и еще не поздно начать все сначала. Я уволился (запись в трудовой книжке – "откомандирован в СГИ сроком на 1 год для защиты диссертации") и с мая 1978 года приступил к работе в должности старшего преподавателя на кафедре рудной геофизики СГИ в группе ядерной геофизики Г.С.Возженикова. Оклад 145 руб., прогресс по сравнению с Махачкалой, там я начинал со 140, и комната в общежитии. Жилищную проблему решили довольно быстро, к концу года – обменяли двухкомнатную квартиру в Махачкале на трехкомнатную в Свердловске, естественно с негласной доплатой. Жене помогли устроиться в патентный отдел нашего института, на одну мою зарплату в Свердловске семью не прокормишь.
Преподавание было мне не в новинку, но одно дело читать только лекции по темам, сходным с твоей основной работой, и давать студентам самый новейший материал своей отрасли, и совсем другое дело, когда оно становится твоей основной работой. Здесь тоже существуют свои законы, свои стандарты, свои нормы, свои методы работы. Первый год работы в институте потратил на освоение этой деятельности, не отвлекаясь, по возможности, ни на что другое. Кроме дополнительного заработка, конечно. Помог в этом отношении Г.С.Возжеников, который взял меня в свой хоздоговор по пьезокварцу на Южном Урале.
Во времена нашего студенчества высшая школа относилась к высокооплачиваемой сфере деятельности, работать в ней считалось престижным. Но с тех пор зарплату в высшей школе практически не поднимали, при повышении средней зарплаты по стране более чем в 2 раза. А потому преподаватели, как правило, работали по совместительству на хоздоговорах в НИСе института (научно-исследовательском секторе), где могли получать еще полставки инженеров или научных сотрудников, а если "проявить находчивость", то и кое-чем поживиться за счет заказчиков. Зарплата на начальных преподавательских должностях (ассистенты, преподаватели) была нищенской, и работали на них практически только женщины ради ненормированного и достаточно свободного рабочего дня. О вспомогательном, обслуживающем и лаборантском составе нечего и говорить, равно как и о его квалификации.
Это были, как правило, случайные люди и подрабатывающие студенты. Постоянного состава не существовало, кроме тех кафедр, где их "подкармливали" всеми возможными и невозможными способами. Государство беззастенчиво "экономило" на высшей школе, за исключением избранных и столичных вузов (для руководящей элиты и демонстрации зарубежным гостям). Здания института и учебно-методические базы практик не ремонтировались десятилетиями (только "косметика" с активным использованием студентов), мебель и оборудование аудиторий было топорно – самодельным, техническая база учебного процесса отставала от современного уровня даже отечественной промышленности лет на 5-10 и обновлялась, в основном, бесплатной "милостью" производственных организаций, где работали наши выпускники, и техникой хоздоговорных работ НИСа, приобретенной за счет заказчиков. Институт держался на плаву, в основном, собственными силами и помощью своих выпускников – руководителей производства, не забывающих альма-матер.
Преподавательскую деятельность я начал с проведения лабораторных работ по курсам "Радиотехника и электроника", "Радиометрия", "Ядерная геофизика" и с учебно-методической геофизической практики по радиометрии на базе в Верхней Сысерти. Лекций читал мало, по отдельным темам, связанным с аппаратурой. Работа преподавателя индивидуальна и полностью самостоятельна. Естественно, что в нашем централизованном государстве существовали стандарты на специальности высшей школы с перечнями обязательных дисциплин и учебных часов на каждую дисциплину, и действовали базовые программы дисциплин. "После изучения дисциплины студент должен знать ...., студент должен уметь....". Но любую обязательную строку программы можно мусолить 2 часа, а можно уложиться и в 2 минуты. Попытка министерства ввести технологические карты учебного процесса с детальной расчасовкой по тематике тихо провалилась, хотя карты дисциплинированно заполнили. За каждым преподавателем надзирателя не поставишь. А студенты вообще народ непредсказуемый, одна группа усваивают все с полуслова, а вторая два часа вспоминает, как пишется закон Ома, слева направо или справа налево. Пришлось доверить преподавателям самим вести учебный процесс, без карт.
Но стандарты приходится выполнять. Хотя и трудно понять, для чего геофизикам–поисковикам или геологам–минералогам теоретическая механика. Дополнительные знания не мешают, и расширяют кругозор, но если это не за счет дисциплин по основной специальности. На самостоятельные курсы вузов с учетом их региональных и профессиональных интересов, на учет потребностей производства в определенных направлениях специальностей, на подготовку выпускников для основных регионов их работы, что так немаловажно для горных отраслей, в этих стандартах можно было выкроить не более 5% учебного времени. Эта система действует и сейчас, с небольшим расширением самостоятельности вузов. Но так же трудно остается понять, для чего геологам и геофизикам основы менеджмента, социология и политология, психология и педагогика, и прочая макулатура. Кстати, студенты совсем не плохо разбираются в том, что им понадобится в будущей работе, и достаточно избирательно используют свой метод: "Сдать, и забыть".
Каждый преподаватель имеет индивидуальный рабочий план на учебный год, который, кроме обязательных аудиторных занятий, он заполняет себе сам. Своей основной задачей я считал приведение в порядок и обновление лабораторной базы занятий, модернизация и постановка новых лабораторных работ. Лабораторию радиотехники помогал приводить в порядок Игумнову С.А., лабораториями радиометрии и ядерной геофизики занимался вместе с Микшевичем В.Н. Рассчитывал закончить за год, однако работы растянулись более чем на два года. Для методических практик укомплектовал новой аппаратурой каротажную станцию и станцию авто-гамма-съемки. Этим делом в дальнейшем занимался постоянно лет десять, стараясь держать ядерно-физическую аппаратуру лабораторий на должном уровне и в хорошем рабочем состоянии.
Во второй год работы налег на диссертацию. Тема – "Повышение эффективности и производительности радиометрических методов поисков и разведки радиоактивных полезных ископаемых". Прикладная аппаратурная часть и результаты внедрения были практически готовы, это было обобщение моей махачкалинской деятельности по разработке радиометров. Однако аппаратура быстро старела, и с диссертацией надо было спешить. Но на степень кандидата геолого-минералогических наук требовалась теоретическая глава, связанная с геофизикой и с геологией.
За основу главы я взял начатые еще в Махачкале работы по статистической группировка полезной информации (СГПИ) в двух потоках сигналов. Дело в том, что в существующем методе гамма-опробования рудных интервалов скважин на содержание эквивалентного урана регистрация гамма-излучения детектором скважинного прибора проводится через свинцовый экран для поглощения низкоэнергетической части излучения, которая зависит не только от содержания урана, но и от атомного номера среды. Но в скважинах малого диаметра при малых размерах детекторов эффективность регистрации только высокоэнергетической части излучения очень низка, низкоэнергетической части в несколько раз выше. Я предложил достаточно простой способ безэкранной регистрации излучения одновременно в двух интервалах спектра (высоко- и низкоэнергетическом) и статистического суммирования в этих потоках только полезной информации методом СГПИ. На этот способ и устройства его реализации получил три авторских свидетельства.
В институте собрал макет базового устройства СГПИ, провел испытания, и разработал обоснование метода, в основном на экспериментальных данных, а потому не очень корректное в теоретическом плане. Теория лучевого приближения переноса и регистрации высокоэнергетического гамма-излучения в условиях скважин, которая применялась для старого метода гамма-опробования, для нового метода регистрации не годилась. Вместе с моим однофамильцем Ю.Б.Давыдовым мы попробовали решить эту задачу методом диффузионного приближения переноса гамма-излучения, который обычно применялся только для точечных источников излучения (в гамма-гамма-методах). Получили выходные уравнения, простые и удобные для практического использования.
Так появилась теория диффузионного приближения переноса естественного гамма-излучения в горных породах, которая и легла в основу теоретической главы моей диссертации. В совокупности с СГПИ это была достаточно добротная научная новизна (что и требовалось) в сопровождении с практическими разработками аппаратуры, ее освоения и повсеместного применения в системе "Союзгеологоразведка" с внушительным экономическим эффектом (условный годовой около 4 млн.). Плюс 30 опубликованных работ и 20 изобретений. Правда, экономический эффект относился к аппаратуре без СГПИ, но ответ на этот вопрос был очевиден – метод готов к использованию, в том числе и с уже разработанной и освоенной аппаратурой, и только увеличит экономический эффект. Я хотел доработать теорию СГПИ, но Г.С.Возжеников, мой научный руководитель, в корне пресек это побуждение. "Лучшее – враг хорошего", сказал он, и оказался прав. Разобраться в теории СГПИ мне удалось только через несколько лет.
Диссертацию защитил в 80-м году. Отрицательных отзывов не было. Ведущие вузы и отраслевые институты похвалили. А "Союзгеологоразведка" даже прислала свой отзыв по 1-му отделу – там было лестное для меня сообщение, что, начиная с 65 года, практически все месторождения урана в стране опробуются приборами, разработанными автором диссертации. Жаль только, что за их разработку я получил в совокупности не больше 2000 руб. премий. Это понятно, в нашей соцсистеме инженеры должны работать, и не жиреть. Зато теперь, после защиты диссертации, моя квалификация получила как бы официальное подтверждение, и зарплата повысилась до 250 руб. плюс 120 по совместительству в НИСе. Тоже не разжиреешь, но жить стало легче.
В том же году из кафедры рудной геофизики выделилась кафедра ядерной геофизики во главе с Г.С.Возжениковым, куда перешел и я. Через год получил ученое звание доцента, ученая степень это практически гарантирует. Обидно все-таки быть в полной зависимости от бумаг. До сих пор не пойму, какая может быть связь между квалификацией преподавателя, за которую платят зарплату в вузе, и степенью ученого. Можно быть отличным ученым и паршивым преподавателем. А можно и наоборот, но только без "высокой" зарплаты.
Диссертация принесла еще один результат. После провала освоения новых изделий на заводах "Главатома" в "Союзгеологоразведке" решили наладить производство аппаратуры в своих экспедициях. В "Березовгеологии" (Новосибирск) в составе тематической партии было создано что-то вроде РКБ (радио-конструкторское бюро) и небольшое мелкосерийное производство радиометрической аппаратуры. В числе первых разработок РКБ был аналог нашего каротажного радиометра ЗОНД, выполненный на микросхемах. Я был приглашен Ю.В.Хромовым на совещание в "Березовгеологию", где рассматривался план разработки и выпуска аппаратуры. Ю.В. предложил мне принять участие в разработке новой ядерно-геофизической аппаратуры в любой удобной для нас форме. Основной объем предполагаемой к производству аппаратуры составляли разработки ВИРГа, роль РКБ сводилась, в основном, к модернизации устаревающей аппаратуры. Этим был не очень доволен Главный инженер "Березовгеологии" А.С.Серых и был прав – хорошее РКБ можно создать только на самостоятельных разработках и решении достаточно сложных задач. Удовлетворяющее всех решение было достаточно простым. "Союзгеологоразведка" открыла через "Березовгеологию" финансирование по теме "Исследование перспективных направлений повышения эффективности и производительности радиометрических и ядерногеофизических методов каротажа при поисках и разведке месторождений полезных ископаемых", исполнителем которой стала наша кафедра ядерной геофизики, а я – Научным руководителем темы. Задание по теме было достаточно свободным, основное направление исследований – развитие тех новых методов измерений и регистрации информации, которые были предложены в моей диссертации. Финансирование обеспечивалось на 5 лет по 20 т.руб. в год. Результаты исследований поступали в распоряжение "Березовгеологии" и должны были использоваться при разработках новой каротажной аппаратуры.
Деньги на исследования были достаточно скромными, но позволили содержать небольшую группу с двумя постоянными штатными единицами: ответственным исполнителем темы Г.Г.Коргулем (геофизиком – методистом), и радио-конструктором А.Г.Шампаровым (геофизиком – прибористом). Работали много и дружно. Я занимался, в основном, теорией новых методов измерений и принципами их аппаратурной реализации, Шампаров - разработкой и изготовлением опытных образцов аппаратуры, Коргуль – полевыми испытаниями, методикой измерений и обработки их результатов. Практическая направленность наших исследований - повышение эффективности, точности и производительности каротажной аппаратуры. Главный метод – регистрация полного спектра естественного гамма-излучения с разделением на энергетические группы и перегруппировка потоков квантов способом СГПИ по временной динамике их регистрации с учетом предыстории. Реализация – в реальном масштабе времени, с автоматической адаптацией под условия измерений.
Основной результат через 5 лет работы – принципы построения и технической реализации радиометрической и спектрометрической каротажной аппаратуры с автостабилизацией энергетической шкалы измерений и пересчетных коэффициентов гамма-опробования руд и горных пород, с измерением эффективного атомного номера горных пород и учетом его вариаций на пересчетные коэффициенты, с новыми оптимально-вероятностными методами регистрации статистических потоков информации с памятью предыстории в качестве априорных данных для обработки и перегруппировки информации в реальном масштабе времени.
Мы создавали аппаратуру, которой можно было задать точность измерений и априорные данные по среде измерений, и которая, с учетом этих данных, создавала свою оперативную "память предыстории" текущих измерений на определенную временную глубину, самостоятельно "приспосабливаться" под текущие объемы информации и "прогнозировать" последующие измерения. Все это позволяло повысить точность измерений в 2-3 раза или, при сохранении прежних нормативных требований по точности, увеличить скорость каротажа в 4-6 раз. Так, например, наш спектрометр, решая при определении урана, тория, калия систему трех уравнений с тремя неизвестными, никогда "не позволял себе" выдать отрицательные значения содержаний какого-либо из элементов при любых статистических флюктуациях входных данных, причем делал это по статистически распределенным данным в реальном масштабе времени.
Для нашей группы это был очень плодотворный период. Результаты исследований постоянно докладывались на семинарах и конференциях, было опубликовано более 30 статей, получено 20 авторских свидетельств. По зарубежной информации мы засекли только одну статью, в которой рассматривалась сходная задача повышения точности спектрометрии, но не при регистрации в реальном масштабе времени, а методом "регуляризации" на ЭВМ уже зарегистрированных данных.
Очередной генсек - демагог, господин Горбачев, с его "походами" в народ вызывал у меня отвращение. К партийным деятелям, "заколосившимся" на сельскохозяйственной ниве, у меня было стойкое предубеждение со времен Хрущева. Я хорошо помнил кукурузные "поля" по всей стране (противоядие для Урала - полоски по краям дорог шириной 10-15 метров для глаз начальства), региональное самообеспечение сельхозпродукцией (после чего "отовариваться" пришлось за бугром, даже пшеницей), развитие общественного производства (обложили личные хозяйства таким налогом, что исчезли и мясо, и молоко, зато в Средней Азии появились дикие стада ишаков – не платить же за них налоги больше стоимости самих ишаков), освоение целины (металлолом сельхозтехники, перегоняемой на сотни километров своим ходом с места на место, и горы проросшего на токах зерна). Каким дубом нужно быть, чтобы объявить пьянство причиной всех наших бед! Даже Ленин считал пьянство следствием "идиотской" жизни народа, а не причиной. Впрочем, идиотизм был присущ теперь не только народу, но и его руководителям, рьяно ринувшимся вырубать виноградники. Еще бы, ведь виноград "был" у нас в каждой семье, особенно на севере, где детишки им просто швырялись вместо снежков! А "перестройка"? НЭП Ленина – это свобода мелкотоварного производства и торговли. НЭП Горбачева – фарс. В эпоху крупнотоварного производства свобода предпринимательства и частной собственности при нулевом начальном капитале, это массовое воровство у государства (другой собственности нет), легализация "черного" рынка (он процветал вместе с процветанием социализма) и массовое изъятие денег у населения путем махровой спекуляции теми же государственными товарами с примесью забугорных.
Политическая безграмотность и недальновидность господина Горбачева, я думаю, по достоинству будет оценена историками. Какой самоуверенной бездарностью нужно было быть, чтобы не понять грозное предупреждение Карабахского конфликта и пытаться погасить его назидательными нравоучениями и трусливыми административными решениями. Каким безмозглым руководителем государства, чтобы при действующей конституции извлечь на свет давно сданный в архив союзный договор. Какой властолюбивой тупицей, чтобы до конца отстаивать "единство" одряхлевшей партии и ее руководящую роль, вызывая нарастающее раздражение в стране. Что могло быть проще – дать согласие на разделение партии на две, как положено для приличной демократической страны, и пустить "пар" в свисток. Вся страна с удовольствием наблюдала бы у телевизоров, как консервативная и демократическая КПСС "поливают" друг друга, а наблюдать за драчками наш народ любит. Сделай господин Горбачев этот шаг, и история страны пошла бы другим путем. Правда, и в этом я тоже уверен, уже без Горбачева. Он стал бы ненужным ни тем, ни другим. Может быть, именно об этом догадывалась его жена, а господин Горбачев доверял ее мнению.
Дело не только, а может быть и не столько в Горбачеве. Честолюбивый человек со средними способностями волею случая оказался во главе такого же стада ущербных "руководителей", которые во что бы то ни стало хотели удержаться у власти. Новоявленные и не менее честолюбивые демократы были из того же клана, но считали себя незаслуженно обойденными и оттертыми от кормушки. Как в любой мафиозной структуре, приход к власти главаря – слабака вызывает борьбу за передел власти. Были, конечно, и идеалисты, сторонники "истинной" демократии, но, как известно, идеалисты всегда приносят больше вреда, чем пользы. Воспользовавшись ситуацией, на поверхность стало всплывать и "озабоченное" судьбами народа различное диссидентское и радикальное дерьмецо. Главные "борцы" всерьез их не воспринимали, считали даже полезным поиграть с ними в "гласность", похлопать по плечу или попинать, в зависимости от обстановки. Вся эта свора, как повелось у нас в стране, стремилась демонстрировать политическую активность путем отоваривания голодного народа очередной "лапшой" на уши.
Участвовать в этом фарсе желания не было, и я прекратил платить партийные взносы. Заявления о выходе из КПСС не подавал, к чему устраивать комедию. К такому же выводу, по-видимому, пришел и господин Ельцин Б.Н., наш будущий президент. Но он вышел из партии несколько позже и с шумом, на XIX-ой партконференции, демонстративно выложив партбилет. Это понятно – он намеревался стать президентом. У меня таких шансов не предвиделось, а потому сохранил свой партбилет на память, в красной обложке Дагестанского обкома партии из рифленой телячьей кожи, все-таки история. Очень красивая обложка, будет чем похвастать перед внуками. Жил, мол, в Дагестане, был знаком с Расулом Гамзатовым (дагестанским народным поэтом), Муратом Кажлаевым (дагестанским композитором, автором первого рок-мюзикла), Ширвани Чалаевым (автором первого дагестанского балета), Наумом Гребневым (блестящим переводчиком стихов Р.Гамзатова, в его переводах сохраняется даже аварский акцент Расула), и приводилось даже, по горскому обычаю (который в таких делах мало отличается от русского) отмечать за столом их премьеры. Как-то они сейчас там, в Дагестане? И как там наши инженеры в СКТБ? Ведь это для нас они дагестанцы, а они, кроме того, еще и аварцы, кумыки, лакцы, лезгины, даргинцы и еще 25 национальностей. Убереги их аллах от выяснения национальных отношений.
Больше ни в каких политических мероприятиях участия не принимал, не принимаю, и принимать не буду. Коммунисты допустили большую ошибку, принудительно прививая вакцину политической активности всем строителям социализма. Политический строй страны стабилизируется тогда и только тогда, когда большая часть ее населения теряет интерес к политике. Даже российские цари знали это, запрещая всякую политическую деятельность в учебных заведениях. Высшая школа должна быть вне политики, в этом я убежден. Молодое поколение обычно страдает радикализмом, и не имеет иммунитета против демагогии.
Новое экономическое равновесие в России решили установить путем смены общественно-политического строя (по-видимому, на капиталистический, хотя ни один новоявленный политик прямо об этом старался не говорить), "приватизации" основных производственных фондов и "рыночной экономики". Экономисты-теоретики, в свое время галдящие на всех углах о преимуществе социалистической экономики, так же лихо обосновали прямо противоположное, и предсказали стремительное повышение благосостояния народа, а господин Явлинский взялся даже осуществить этот процесс за 500 дней. Представляю, что бы творилось в стране, если бы Ельцин ему поверил, и дал "порулить". Ельцин доверил этот процесс Гайдару и Чубайсу. С задачами первой очереди они справились – срыли бугры на границе, заполнили прилавки не "лапшой для ушей", а действительно съедобными товарами (капиталистического производства, пока, для наглядности - зарубежного), создали начальный класс крупных "собственников" (без которых капитализм невозможен) и изъяли у населения все излишние деньги, чтобы не создавать большого ажиотажа у прилавков.
Теперь, глядя на прилавки с многонулевыми ценниками, до нашего политизированного народа стало доходить, что бесплатный сыр в мышеловке только для мышей, а на все остальное лично для себя надо зарабатывать и желательно как можно больше. Окрыленный первыми успехами, Ельцин на президентских выборах пообещал даже лечь на рельсы, если не обеспечит всех работой и не поднимет жизненный уровень. Вот этого делать было не нужно. Нельзя сменить экономический строй ни за 500 дней, ни за пять лет. Кроме структуры экономики страны нужно сменить и социальную структуру общества, и психологию ее населения, а это не менее времени жизни одного поколения.
Конечно, это процесс мог бы быть не столь стремительным, воровским и болезненным. Но он весьма убедительно показал нам, что стоит за нашей новой руководящей элитой, к чему она стремится, сколько стоят ее заботы о народе. Но не будем забывать, что все это последствия нашей модели социализма, если эту модель можно так назвать. Урвать у государства как можно больше – вот ее негласный принцип, который стал гласным, когда маятник пошел назад. Приведу пример. Квартирный вопрос в стране был самым тяжелым и скандальным. На одном из заводов для повышения объективности установления общезаводской очереди на квартиры была разработана система баллов. В ней было больше 50 строк – образование, профессия, квалификация, стаж, дети, награды, общественная работа и прочее – полное досье, вплоть до возможности замены при увольнении. По каждой из строк можно было получить от 0 до N баллов при индивидуальном N для каждой строки. Очередь - по сумме баллов.
Над системой работала комиссия профкома из 9-ти человек от цехов и отделов. Система мне понравилась. Но, при просмотре списка очередников (более 300), начальные фамилии в списке показались знакомыми, и я сверил их с протоколом утверждения комиссии. Все 9 ее членов стояли в новой очереди на квартиру стояли в числе первых 15-ти. Нет сомнений, что примерно так прошла и приватизация по Чубайсу. А можно ли было иначе? Сомневаюсь. А может быть это даже к лучшему. В стране не было собственников с капиталами, достаточными для скупки крупных современных заводов. Распылять же собственность по акциям работников предприятий было бессмысленно. Там, где это произошло, через год-два последовали банкротства. "Народные" акционеры заинтересованы в своей высокой зарплате и в полном делении прибыли сегодня, а не в обеспечении конкурентности продукции и в техническом совершенствовании производства для получения высоких дивидендов завтра. Социализм научил их "хапать" сегодня, если представилась такая возможность, завтра ее может и не быть.
Когда меня спрашивают, как я отношусь к процессу смены строя, я отвечаю: "Сам процесс – одобряю, методы – нет. Социализм – это тупик, он противоречит сущности человеческого общества. "От каждого по способности, каждому по потребности" – лозунг тунеядцев, потому как способности всегда ограничены, потребности – нет. Социализм – диктатура политиков, присвоивших себе право управлять от имени народа, диктовать свои законы экономике, формировать стадный интеллект общества и подавлять любое инакомыслие. Результат очевиден – развал экономики, дезорганизация общественных взаимоотношений, моральная деградация общества. Как только эта деградация поразила самих диктаторов - диктатура ослабла, строй рухнул. А за долгое его существование придется расплачиваться, тоже долго. И пусть будут плохие методы. Это все равно лучше, чем никаких".
Ситуация в нашем институте (теперь – в академии) была типична для большинства технических вузов страны. Это и понятно, в советском хозяйстве инженерный труд был самым дешевым, и плановому пополнению инженерной когорты уделялось достаточное внимание. Результат по сравнению с США – в 2 раза большее количество инженеров обслуживало в 4 раза меньшую промышленность. Новый строй в таких пропорциях не нуждался, а при общем снижении производства в новых кадрах вообще не было необходимости. Страна была "затоварена" невостребованными инженерами (как военной техникой и боеприпасами), а учебный процесс шел по накатанной колее на стареющей технической базе по старым стандартам, хотя большая часть выпускников оставалась в городах и находила "денежную" работу в любых фирмах, от ларьков и бензоколонок до туристических фирм и банков.
Люди старшего возраста иногда говорят: "Мы помним войну, голод, разруху. Мы всю жизнь работали, построили могучую и богатую державу. Теперь прозябаем на нищенскую пенсию, а "новые русские" возят отдыхать своих курв за границу. Нас обокрали!".
Я тоже помню войну, трупы в комнатах барака (умирали часто), дни только на соленой воде, зимние походы за картошкой в деревню, где я родился (40 километров туда и обратно, мать тянула санки с чем-нибудь на обмен, мы с братом толкачами сзади). Помню и 45-й, когда осенью из армии вернулся отец (в комнате стояли только стол и кровать, на которой мы спали втроем). Помню послевоенные очереди за хлебом и страшный голод 47-го, когда ели оладьи из гнилого картофеля (по весне перекапывали поля, и пахать эти поля было уже не нужно). Но помню и 53-й с его мартовской всенародной скорбью (умер Сталин), и 56-ой, когда отец, коммунист с 41-года, в ярости рубил топором строгое, в кожаном переплете, издание биографии Сталина.
Работать можно по разному. Можно строить красивые и добротные дома, а можно жить в шалашах и рыть подкопы под дома своих соседей, чем мы и занимались. Такой труд ни благосостояния, ни обеспеченной старости не создает. "Богатым" у нас считалось только государство, один крупный "вор в законе" на всех. Оно нас и обчистило, гораздо раньше "новых русских". А когда государство "дало дуба", то оказалось, что в "закромах" у нас нет ничего, кроме лопат и долгов перед соседями, платить по которым придется новому поколению. И пенсию нам платит новое поколение, в том числе "новые русские". Чем больше их будет, тем больше будет наша пенсия, после того, естественно, как они научатся поменьше тратить на "курв" и больше вкладывать в развитие своего бизнеса. Немало среди них и "ворюг", этим Россия всегда отличалась. Воровство, мошенничество и бандитизм - спутники "накопления капитала" во всех странах, здесь мы ничего нового не изобрели, разве что "копить капитал" начали немного поздновато, но лучше поздно, чем никогда. А труп разлагающегося социалистического строя, оказывается, тоже смердит.
И хотя бы перед собой нужно быть честными. Наша нищенская пенсия – это плата за великодержавные амбиции, за рабскую философию терпения, за молчаливое соглашательство с демагогией, за единогласие на собраниях, за демонстрации "единства" партии и народа. Больше мы не заработали. Придется потерпеть, если не желаем такой же жизни своим детям. И как преподаватель, каждый день встречающийся со студентами, я вижу – новому поколению сейчас тоже нелегко. Но социализм для них – мертвая философия. Будем же, хотя бы в меру своего не очень положительного жизненного опыта, не мешать.