Мы любим Запад, как родственника, который чудит всё чаще
Я бы сказал, что одиночество на века – это красивая и остроумная метафора для описания того состояния, в котором Россия окажется или, если уж брать обобщения Владислава Юрьевича Суркова в их максимальном размахе, пребывает предвечно, поскольку не совпадает по своим цивилизационным параметрам ни с проектом Запад, ни с проектом Азия.
Но есть одно обстоятельство, которое, как мне кажется, делает эту метафору избыточной.
Одиночество – это ситуация неполноты, переживания оставленности и вражды. Это невозможность войти в живой процесс взаимодействия с гипотетическими собеседниками, которые прикладывают все усилия для того, чтобы изолировать тебя, выпроводить из пространства, предназначенного не просто для общения – там происходит взаимная легитимизация участников диалога.
Слушая друг друга и признавая друг за другом право на высказывание, они как бы формируют эталон общепланетарного дискурса по всему спектру политических, экономических, культурных проблем.
Россия вроде бы в очередной раз выставлена за порог, и Сурков прогнозирует, что прощание с цивилизацией Запада продлится сто, двести, триста лет.
|
Честно говоря, прислушиваясь к себе, следящему, как и большинство граждан России, за кризисом отношений с Западом, я вовсе не слышу в собственных ощущениях отголоска экзистенциального отчаяния. Как и не чувствую необходимости совершать какие-то не свойственные мне усилия для преодоления пустоты, образующейся по мере того, как рвутся одна за другой нити, связывающие каждого из нас с западным миром.
А без переживания одиночества и самого одиночества нет.
Ведь на самом деле Запад уже давно принадлежит нашему сердцу. Мы его присвоили, сделали нашей собственностью и неотъемлемой частью собственной культуры, приспособили под собственные нужды.
Иначе и быть не могло, поскольку мы ближайшие родственники. Нет таких различий, которые развели бы нас по разным углам цивилизации и метафизики.
Когда мы читаем их книги, смотрим их фильмы, нам понятно практически все – мы знаем, как они влюбляются, как дорожат своими друзьями и близкими, как готовы жертвовать собой, защищая тех, кто им дорог.
Нам абсолютно близки их творческие порывы, их любознательность и стремление раздвигать границы познанного.
В нюансах – да, мы не всегда способны разобраться. Но что касается тонких вещей, то разница между жителем средней полосы России и каким-нибудь селянином из горного Дагестана может оказаться куда существенней.
Я не в состоянии представить себя без моих русских Гомера, Шекспира, прочитанного в детстве Майн Рида, без Микеланджело, Моцарта, Ричарда Львиное Сердце, без всего выдающегося корпуса западной философии и богословия, без архитектуры, науки и так далее.
Запад – тоже наша первооснова. И ее невозможно извлечь. С ней мы и войдем в будущее, не имея даже технической возможности ампутировать то, что в нашем организме имеет западные корни.
То, что сейчас его геополитические подходы, а также некоторые культурные особенности вошли в противоречие с нашими, вовсе не означает, что кто-то перепишет Шекспира или Диккенса, изменит строй величественного сооружения западной культуры, без которой не могла бы состояться культура русская.
Русское и западное – эта общая цивилизация. И оба элемента, если оставить в покое геополитику, монтируются друг с другом без всяких конфликтов и покушения на своеобразие присоединяемого другого.
Они едины в базовых этических, эстетических и онтологических основах. В их союзе даже на периферии не возникает провалов, а в глубине, на уровне сущностных подходов так и вовсе царит полное взаимопонимание.
Мы легко соединяем в своем сознании творцов культурной парадигмы, поскольку там нет никакого скандала и драки.
У нас нет нужды в этом одиночестве. Напротив, мы нуждаемся в Западе точно так же, как он объективно нуждается в нас.
Благодаря тому, что он прилагал много больше усилий для обустройства человека в этой, земной реальности, ему удалось создать более эффективные, более дружественные государственные институции. Хотя сейчас эта опция начинает давать сбой из-за краха либеральной модели государственности, которая выродилась в диктат привилегированных меньшинств.
Нам нужен их опыт управления, законопослушания, трудовой этики, даже терпимости, если не брать ее в современных, утративших смысл значениях, обслуживающих диковинные страсти, радикальные воззрения и сексуальные девиации.
Им же, чьи представления о ценностных основах человеческого бытия за последние три века оказались искажены до неузнаваемости, понадобятся рано или поздно корректирующие процедуры.
В этом случае им и некуда больше обратиться, кроме как в нашу палату духовных мер и весов, где хранятся восстановленные стандарты пресловутых скреп, удерживающих от распада ткань бытия.
Им придется заново узнавать, что такое семья, вера, воспитание, образование, сострадание, взаимопомощь, гендерное многообразие и прочие фундаментальные вещи, без которых нормальная жизнь и творчество просто невозможны.
Мы обречены на непрекращающиеся диалог и сотрудничество, по ходу которых и мы можем оказаться неправы, и они.
По ряду моментов позиция Вячеслава Юрьевича не вызывает ни малейших возражений. Мы действительно срединная цивилизация – в этом наша сила и наша слабость.
Наши азиатские корни не дали привиться в нашей культуре безудержному индивидуализму. Мы сохранили общинное сознание, что позволяет нам в трудные минуты ощущать единство, жить в едином духовном ритме.
С другой стороны, привычка государства мыслить группами людей обернулась отрешённостью от забот и нужд отдельного человека, который в нашей литературе получил презрительно-ласкательное имя «маленький».
Но в главном обязательная для отдельного сознания связанность с целым, приобщенность к подземным водам, питающим наш дух, так же, на мой взгляд, исключает эмоциональную фрустрацию.
Все вместе мы не можем быть одиноки. Россия – это не некое обезличенное коллективное бессознательное, а сошествие миллионов воль, единых в остром переживании необходимости обеспечить своей родине любовь и защиту.
И последнее: мы любим Запад, как родственника, который чудит, конечно, и в последнее время всё чаще, но так ведь бывает.
Мы и сами не без странностей и завихрений, которые других иногда пугают.
Так что же, из-за такой мелочи надо уединиться в собственном одиночестве, как в той самой башне?
Нет уж – отпасть друг от друга не получится, поскольку Господь выдал нам планету в общее пользование и наказал относиться к ближнему, как к самому себе.
А ближе Запада у нас нет никого, кроме нас самих (что не считается).