Татьяна Пелипейко: «Память поколений» в Манеже
Татьяна Пелипейко: «Память поколений» в Манеже
В Манеже открылась внушительная по размерам выставка «Память поколений». Посвящена военной теме (не вообще, а конкретно Великой Отечественной).
(Евсей Моисеенко, «Ополченцы»).
Состав экспозиции: примерно сотни полторы работ, живописные и (в меньшей степени) скульптурные. Главным куратором выступила Третьяковская галерея, но она далеко не единственный участник: всего музеев тут свыше сорока из трех десятков городов России, плюс галереи и частные коллекционеры. Есть работы весьма любопытные, есть авторы нам уже не слишком известные, но заслуживающие внимания (особенно это касается работ, прибывших издалека).
Выстроена экспозиция по хронологии, но не событий, а создания самих произведений. Что позволяет проследить эволюцию подходов и стилей, и это любопытно. Способствует этому, кроме того, и трансляция отрывков фильмов соответствующих эпох на дисплеях.
Вот и начнем непосредственно с 41-го года – большей частью у живописцев обернувшегося почти монохромным. Московские предместья, увиденные Александром Дейнекой.
«Московские крыши» Бориса Рыбченкова. Казалось бы, просто городской пейзаж, к чему он в тематической экспозиции? Но если приглядеться – и окна домов тут заклеены крест-накрест, и Кремль почти не виден – потому как (и это исторический факт) закамуфлирован.
А вот работа Аркадия Пластова «Немцы пришли», наоборот, построена на контрасте. Прекрасный летний день – но где-то на горизонте, не сразу даже замечаемый зрителем, уже огонь пожарищ.
Военную тему, между тем, встречаем не только у соцреалистов. Ветеран авангарда, бубновалетовец Аристарх Лентулов пишет «Оборону Ленинграда» (это будет одна из последних его работ, в 1943 году художник умер).
Для сравнения – рядом начинает появляться и то, что можно было бы назвать «военным гламуром»: обратите внимание на аккуратно уложенную прическу, отглаженную юбку и элегантную позу у зенитчицы на картине Василия Журавлева (впрочем, будучи уже в весьма почтенном возрасте, на реальном фронте автор, возможно, и не бывал).
В какой-то мере к этой линии можно отнести и «Фронтовую дорогу» Юрия Пименова (Русский музей), в которой явно прочитывается композиция его же более ранней картины «Новая Москва» из Третьяковки.
Между тем «госзаказ» явно требует от художников не только драмы, но и оптимизма. И вот уже в 1942 году на полотнах Тараса Гапоненко и Василия Ефанова ведут пленных немцев.
У того же Ефанова – совершенно нехарактерные для его скорее академичной манеры, но эффектно карикатурные «Хищники».
Образ же советского солдата требуется богатырский – и таким будет «Партизанский отряд» на полотне Иосифа Серебряного (вообще он театральный художник, но в годы войны, оставаясь в Ленинграде, работал в бригаде плакатистов по заданиям Политуправления Ленинградского фронта. Пожалуй, плакатность есть и в этой живописной работе 1942 года).
Помогает в пропаганде и обращение к отечественной истории. Живописцы не отстают: Павел Корин пишет свой знаменитый триптих с Александром Невским в 1942 году (а в зале, разумеется, можно посмотреть и фрагменты соответствующего фильма).
Вспоминают и 1812 год. Николай Ульянов (ученик Серова, мирискусник) в 40-х годах преподает в Суриковском институте, вместе с которым находится в эвакуации. Там и пишет картину «Лористон в ставке Кутузова» (вспомним, что этот наполеоновский маршал в 1812 году передавал Александру I отвергнутое тем предложение о мире).
В этом же «историческом» зале мы видим неожиданное: монументальных размеров полотно с изображением церковной службы. Зрителю остается гадать – что это за сюжет, кем и для чего посреди войны был сделан художнику Василию Яковлеву такой заказ?
Картина носит название «Патриотическое молебствование 22 июня 1942 года в Москве». И это, оказывается вообще не заказ – художник, под впечатлением от богослужения, на котором присутствовал, написал огромную по формату картину по собственной инициативе: изобразил на ней Звенигородского епископа Сергия и ему же подарил полотно. Через два с лишним десятка лет епископ передал картину в Ярославский художественный музей – где она в течение нескольких десятилетий пребывала на валу, в хранении, а впервые выставлена была только в 2000-х годах.
К художнику Яковлеву мы, впрочем, должны будем еще вернуться, но пока – тема вовсе не парадная: оккупация. Из этой линии всем, пожалуй, наиболее памятна классическая «Мать партизана» Сергея Герасимова (1943 год).
Менее известные, но сильные работы Александра Дейнеки – «Сгоревшая деревня».
И «На родном пепелище» Василия Хвостенко.
Жизнь в тылу, между тем, не менее ярко отражают натюрморты. Тут и «Картошка» Роберта Фалька (он в эвакуации, сын Валерий, тоже художник – на фронте и погибнет в 1943-м). И «Хлеб военный» Надежды Удальцовой, одной из «амазонок авангарда» (ее муж, художник Александр Древин, расстрелян в 1938 году на Бутовском полигоне, сын Андрей на фронте – он вернется и станет скульптором. Сама художница уехать из Москвы отказалась и продолжала работать).
Дмитрий Тархов, «Урал – фронту» (1943). Тыловые будни – тоже распространенная тема, хоть и уступавшая в то время военной.
Сюжет «Письмо с фронта» в первую очередь вызовет, вероятно, ассоциации с известной еще по школьным учебникам картиной Александра Лактионова. Она, разумеется, присутствует, но вот прибыла в Манеж не из Третьяковки, где ее привыкли видеть в постоянной экспозиции, а из Русского музея. А могла бы и еще откуда-нибудь – автор свою популярную работу активно тиражировал (недаром был учеником Исаака Бродского, который тоже грешил подобным).
А между тем не менее удачно трактовала эту тему, например, Нина Ватолина (автор плаката «Не болтай», ага).
Григорий Шегаль (ученик Рериха и Билибина, между прочим).
И даже певец Средней Азии Павел Беньков.
В части официального заказа уже в середине войны начинает формироваться портретная галерея военачальников и героев. Часть этих работ откровенно скучна – лица будто списаны с фотографий на партбилете (не исключено, впрочем, что портреты действительно делались по фотографиям). Но есть и работы вполне живые: Михаил Ещенко пишет героя-снайпера Серафима Опарина на госпитальной койке, в больничном халате и гипсе, с папиросой в руке – получается человек, а не статуя.
То же можно сказать и о портрете генерала Панфилова (при том, что портрет посмертный, написан в 1942-м). Автор – уже упомянутый выше Василий Яковлев, который в данном случае обращается к стилистике так называемого «жанрового портрета».
Ученик Коровина, Архипова и Малютина в МУЖВЗ, Яковлев вообще легко – но технически изощренно – играет стилями. Его «Маршал Жуков» – не просто воплощение парадного портрета, но и явная пародия, заставляющая вспомнить конный портрет Наполеона кисти Жака-Луи Давида.
А героев яковлевского «Боя под слободой Стрелецкой», переодев в ментики и кивера, легко представить на Бородинском поле.
Но вернемся еще раз к маршалу Жукову – его портрет работы Петра Котова прост по подаче, а вот живописно просто очень хорош. (Автор еще до революции учился сначала у Николая Фешина, потом у Франца Рубо – из такого нетривиального сочетания вышел баталист с тонкой колористикой).
Хорош и «Раненый боец» Виктора Уфимцева (правда, по этой работе нелегко предположить, что в юности автор был близок к футуристам).
Сравним с пафосным «Защитником Родины» уже упомянутого в связи с «Письмом с фронта» Александра Лактионова: тут не просто торжественная поза, но и не обошлось без встроенного в композицию бюста вождя.
Вождя с соратниками должным образом отобразил вскоре после конца войны и Дмитрий Налбандян.
Перекликаются с этим и кадры из фильма «Падение Берлина».
А вот полотна тех, кто взятый Берлин изображал по непосредственным впечатлениям, как раз почти лишены пафоса и – как раньше многие работы 41-го года – почти монохромны. Пожалуй, лучшая среди этих картин – камерная работа Николая Соколова (да, один из «Кукрыниксов») «Сталинградцы в Берлине».
Зато ярки многочисленные «Салюты победы». Отметим работы голуборозовца Павла Кузнецова и ученика Аполлинария Васнецова и Константина Коровина по МУЖВЗ Владимира Штраниха.
До сих пор речь шла у нас о художниках, работавших непосредственно в военное время. Но как в литературе появилась через некоторое время после войны «проза лейтенантов», так и в изобразительное искусство через несколько лет пришли те, кто воевал, а к Берлину шел не в политобозе, а младшим командиром или вовсе рядовым бойцом.
Ленинградец Борис Угаров вступил в 1941 году в ополчение, а в «Репинку» поступил в родном городе только после демобилизации в 1945 году. Вот его «Ленинградка. В сорок первом».
Борис Лавренко успел поступить в художественное училище перед самой войной. В 1941-м, после кратких артиллерийских курсов, обороняет Москву, а закончит войну старшим сержантом в Берлине. Работа «В годы войны» написана в 1959-м.
«Раненый» Вадима Сидура – можно считать, автопортрет автора. В 1944 году под Кривым Рогом командир пулеметного взвода Сидур был ранен разрывной пулей в лицо. Скульптура и Строгановка были уже после войны и госпиталей.
Белорус Михаил Савицкий оборонял Севастополь, попал в плен, прошел Бухенвальд и Дахау. Его «Партизанская мадонна» – не только дань белорусской истории и не только перекличка со стилистикой Петрова-Водкина, но и довольно дерзкое для 60-х годов цитирование иконного канона.
Владимир Калинин командовал в годы войны минометным взводом. «Уходит взвод в туман, в туман, в туман…» Окуджавы – так и вспоминается при взгляде на работу художника «Год 41-й».
Даже в работах официального характера у этого поколения ощутимо смещаются акценты. Михаил Хмелько – служил сапером, вырывался из окружения под Киевом – помещает в свой «Триумф победившей Родины» 1949 года и вождей на трибуне мавзолея, и увешанных орденами военачальников. Но вожди как-то не сильно заметны на заднем плане, маршалы, при всей вероятной портретности изображения, решительно сдвинуты в сторону. В центре, благодаря умелой композиционной структуре, оказывается солдат, бросающий к подножию трибун штандарт рейха со свастикой.
Схожая трансформация – и в области скульптуры. Вот, к примеру, торжественные монументы Евгения Вучетича.
А «Реквием» Даниэля Митлянского – сразу и памятник, и работа портретная. Подзаголовок у этой работы – «Моим одноклассникам, погибшим на войне». Рядом с этим монументом, установленным в центре Москвы близ школьного здания – мемориальная доска с несколькими десятками фамилий погибших на войне учеников. Сапер Митлянский оказался одним из немногих ровесников-однокашников, кто вернулся.
И уже «оттепельная», 1962 года, работа Бориса Неменского – «Безымянная высота» (неофициально получившая название «Это мы, Господи!»). Впервые, пожалуй, солдат вермахта предстает, рядом с советским, как еще одна жертва войны. Картину, впрочем, тогда поругивали за «абстрактный гуманизм» – хотя выставлять и не запрещали. Для автора же за ней, по его собственным воспоминаниям, стояло конкретное воспоминание о военных дорогах.
Подрастает, между тем, еще одно поколение – дети войны, дети солдат. Игорь Обросов встречает войну одиннадцатилетним. Его «Встречая и провожая эшелоны» – вещь практически автобиографическая.
Военные вдовы у Виктора Попкова в работе 1966 года. Эти же силуэты в красном, уже почти бесплотные, появятся в другой его известной картине – «Шинель отца».
Со временем иначе начинает звучать тема ветеранов. Напоминает об этом зрителю фильм «Белорусский вокзал».
Вот «День победы» 1975 года у заставшего войну ребенком Валентина Сидорова.
«Воспоминания однополчан» Иулиана Рукавишникова. Сын известного советского скульптора добровольцем пошел в летную школу и на фронт, скульптурой же занялся только после серьезного ранения и демобилизации.
Но вот из того же времени в одном из залов появляется – чуть не сказала «бравурная», но, в общем, слово, наверно, подойдет – многометровая работа «За ваше здоровье!» с бодрым и веселым ветераном на фоне советских идейных плакатов.
Идем смотреть – что такое? Оказывается, Илья Глазунов, 1976 год.
Совсем не так поминает павших товарищей герой Гелия Коржева.
У следующих поколений тема обретает все больше символики. Татьяна Назаренко – по возрасту она войну помнить не могла, но отец был военным – пишет тогда же, в середине 70-х, работу «Партизаны пришли» в стилистике «снятия с креста». Работа молодой художницы, естественно, подверглась критике.
80-е годы. Прощание солдата у Михаила Кугача. (Он напишет потом и «Возвращение», тоже по-своему драматичное.)
И уже 2000-е. «Знамя победы» у Николая Колупаева, появившегося на свет много позже войны. (Он ученик Коржева, между прочим.)
И огромная панорама Александра Виноградова и Владимира Дубосарского – встреча ветеранов, уже очень немолодых и немногочисленных.
Что сказать о выставке в целом? Благодаря участию третьяковских кураторов она неплохо отобрана и крепко скомпонована.
Дополнительный плюс: есть интерактивные экраны, на которых можно посмотреть информацию по авторам – довольно краткую, но лучше, чем ничего (подробности – ха-ха! – найдутся в «Википедии»).
Минус: экскурсоводы-волонтеры. Скажем вежливо: далеко не искусствоведы. Юноши с неизменной шпаргалкой в руках путают Яковлева с Кориным и Вучетича с Коржевым, и вообще от картин способны только – в меру собственного разумения – пересказать сюжет. В общем, вряд ли стоит на них тратить время, смотрите сами (разве что повезет попасть на кураторскую экскурсию – это другое дело)..
Сразу и плюс, и минус: вход бесплатный. Что приятно, с одной стороны, но с другой – создает на входе очереди.
По 8 декабря все это.