«Священник – такой же человек». Как никому не нужный подросток стал батюшкой

В пятнадцать лет он пошел работать на завод, в духовных поисках зачитывался книгами по агни-йоге... О том, как удалось обрести православную веру, какой путь привел к пастырству, каково это – сельскому священнику растить семерых детей, и почему свою супругу он называет «точильным камнем», рассказал в своем искреннем интервью протоиерей Сергий Кузьменко, настоятель Знаменского храма села Черкасское на Донбассе.

В пятнадцать лет он пошел работать на завод учеником токаря, зачитывался книгами по агни-йоге и увлекался учением Блаватской, разочаровался в них, увлекся православным монашеством и поехал в Киево-Печерскую лавру. В шестнадцать дважды в неделю ездил в Москву за товаром, чтобы продавать его и на вырученные деньги покупать книги, после чего снова на месяц поехал в монастырь. В семнадцать пошел работать слесарем на завод, остался без документов и поддержки, трудился в Почаевской лавре. После были монастырь в Херсоне, маленькая сельская община с мудрым духовником и наконец – Горловская епархия. Сегодня протоиерей Сергий Кузьменко – настоятель Знаменского храма села Черкасское на Донбассе, отец шестерых детей. Он ведет «молодежку» и группу анонимных алкоголиков при Воскресенском храме Славянска, увлекается конным спортом, игрой на гитаре и многим другим, о чем и рассказал в своем искреннем и очень интересном интервью.

Откуда Бог знает про конфеты?

Родился я в городе Новый Буг Николаевской области. Мы там прожили три года, а потом переехали в Кривой Рог, который я считаю своей родиной. Я рос в обычной советской семье, атеистической – во всяком случае, о Боге я от родителей ничего не слышал. О моих представлениях о Нем свидетельствует такой комичный случай. Однажды мы приехали к бабушке в Новый Буг. В зале у нее стоял сервант, где хранились конфеты и печенье. Когда уходила на работу, она запрещала нам брать сладости. Мне было четыре года, сестре – три, устоять перед соблазном было сложно. А на серванте стояла икона. Когда бабушка приходила в обед, то говорила: «Ага, Сережа и Алена брали конфеты!» «Откуда ты знаешь?» – спрашивал я. Она отвечала: «Мне Бог сказал!»

Конечно, мне было интересно, кто такой Бог и где Он. «Вон икона стоит, я подошла, и Он мне все рассказал!» На следующий день прежде, чем полезть в сервант, я залез на него и отвернул икону к стене, чтобы Бог ничего не видел. Бабушка пришла с работы и снова сказала, что мы брали конфеты и ей об этом Боженька рассказал. Я ответил, что Он не мог ничего видеть, потому что я Его к стене повернул. Тогда бабушка рассказала, что Бог везде. Таким было мое первое детское представление о Боге.

Первые ростки веры

Потом была школа. Бывало, когда уроки не выучил или на контрольную шел, просил: «Господи, если Ты есть, помоги мне!» – и надо сказать, что процентах в девяноста Бог помогал. Помогал и тогда, когда я не слушался и мне грозило наказание со стороны родителей.

Отец мой был сварщиком, мама – заведующей почтовым отделением. Это отделение находилось напротив школы, поэтому мама сразу узнавала обо всех моих проступках – учителя просто переходили дорогу и рассказывали ей. У нас был классный руководитель Денис Юрьевич, преподаватель немецкого языка, убежденный атеист. Как-то я заболел, остался дома, начал шкодничать и нашел у мамы в ящике два крестика, один на синей сутажной веревочке, другой – на зеленой. Я спросил у мамы, что это. «Это вас крестили», – ответила мама. «А где крестили?» – «В Новом Буге». Я спросил, какой крестик мой, мама ответила: тот, что на синем шнурке.

Я решил, что незачем ему лежать: раз меня крестили, буду его носить. Так и сделал. Я тогда уже был пионером. И вот когда мы с классом ехали в колхоз за помидорами, Денис Юрьевич заметил, что у меня крестик на шее. Через некоторое время он оставил меня после уроков и начал учить и стращать насчет того, что крест носить нельзя. Я отвечал довольно дерзко, что это мой крестик, хочу – ношу, хочу – не ношу. Все закончилось тем, что классный руководитель за мной вокруг парт гнался с журналом, требуя, чтобы я крест снял.

После этого происшествия меня вызвали на пионерское собрание, где решали вопрос о лишении меня пионерского галстука. В итоге лишили, а я сказал: «Забирайте, я все равно его в дипломате ношу!» Словом, был довольно дерзким тогда. Но, думаю, в те годы у меня в душе стало прорастать какое-то зерно веры. Я начал задумываться о том, что после молитв меня миновала чаша наказаний – значит, Бог слышал.

Жить по-другому, но как?

Я смотрел на жизнь своих родителей, друзей и понимал, что не хочу жить, как они. Мне хотелось жить по-другому, а как – я не знал. Мама, работая на почте, выписала мне детскую Библию.

 Я всегда очень любил читать и потому зачитывался ей. Мне было очень интересно, но тогда это чтение ничего не дало в плане изменения жизненных ценностей – я просто смотрел со стороны, как Бог участвует в жизни людей. 

Настал подростковый возраст. К тому времени родители развелись, каждый из них начал устраивать свою жизнь. Я увидел, что никому не нужен. Мне было пятнадцать лет, я только поступил в училище на газоэлектросварщика – хотел научиться варить, как мой отец. Проучился три месяца – забрал документы. Думал: раз я никому не нужен, значит, надо как-то самому выживать, и пошел учеником токаря на завод «Восход».

У меня был и есть очень хороший друг. Он был первым, кто заговорил со мной о Боге. В то время это вылилось в увлечение агни-йогой, «Тайной доктриной» Блаватской. А сестра друга была прихожанкой одного из храмов в Кривом Роге. Она дала мне почитать «Беседу преподобного Серафима Саровского с Н.А. Мотовиловым. О цели христианской жизни» и «Древний патерик». Я читал о монашестве, был удивлен и восхищен, а потом подумал: зачем познавать и восхищаться по книгам? Можно ведь узнать, как все на самом деле! Взял отпуск и поехал на две недели в Киев, в Лавру. Меня приняли, я нес послушание заведующего погребами. Ощущал себя значимым и важным: у меня куча ключей, без меня ничего не делается на кухне, потому что я отвечаю за продукты. В это время я узнал о четках, об Иисусовой молитве, и тогда меня впервые коснулись маленькие вспышки благодати. Чувствовал себя, как в раю: я был нужным, важным. Однако две недели пролетели, и надо было возвращаться.

«За собой следи!»

Дома все было по-прежнему. Шли 90-е годы. Мне исполнилось шестнадцать лет, я ушел с завода, и друг предложил мне ездить в Москву за товаром. Мы все делали вдвоем: сами ездили, сами находили точки, распределяли товар. Жизнь была суетливая: два раза в неделю мы отправлялись в Москву. Все деньги, что зарабатывали, тратили на книги. В тех поездках я однажды открыл для себя Евангелие. Мы с другом купили по экземпляру и ночами делились впечатлениями, которое оно на нас оказало.

Я понял: вот ориентиры, на которые мне хочется равняться. Кумиры прошлого остались в прошлом. Мы смотрели на наших друзей, которые остались в теософском движении, на результаты их жизни. Один умер от передозировки наркотиков, второй сошел с ума. Все говорило само за себя.

Через время я снова прочувствовал, что меня тянет в Киево-Печерскую лавру. Поехал туда теперь на месяц. Отношение ко всему у меня уже было другое: я перестал видеть только хорошее, сосредотачивался на плохом. Как-то шел в очень подавленном состоянии с утренних молитв, а мне навстречу – схиархидиакон Лука. Остановил меня и говорит: «Не смотри по сторонам, за собой следи!» В тот момент я ничего не понял, но сделал вид, что понял. И только спустя время, уже став священником и пережив несколько кризисов, я начал осознавать смысл этих слов. Не надо ни с кем себя сравнивать, надо жить свою жизнь, следить за собой и давать себе ответ на вопрос: что я приношу в Церковь, не беру у нее, а даю ей?

Тогда, в Лавре, я стал пытаться следить за собой, но в то же время много общался с людьми. Они были рады вниманию и многое мне рассказывали. Было поучительно. Благодаря тому общению я научился слышать людей, сопереживать им, разделять их боль. Впоследствии этот опыт помог мне в служении.

Я тогда даже на отчитке побывал, они в Дальних пещерах проводились. Пришел, смотрю – все кричат, страх что происходит. Думаю, наверное, и мне такое надо. Но отец Феофил сказал, что мне не нужно всего этого, и отправил меня заниматься своим послушанием.

Я вернулся в Кривой Рог зимой. Мы с другом устроились на коксохимический завод, я работал слесарем. Мне тогда было шестнадцать-семнадцать лет.

В те годы у меня случился очередной кризис: был большой конфликт с отчимом, я остался без документов. Жил у друга, но понимал, что не могу постоянно пользоваться его добротой. Уехал сначала в Киев, а оттуда – в Почаев, решил проверить себя. Юный дух не искал легких путей. Я отправился туда без документов, но у меня было письмо, которое написал настоятель одного из храмов Кривого Рога.

Меня определили в Свято-Духовский скит. Я был сначала келарем, потом пономарем. На территории скита было психиатрическое отделение. Мы разделяли боль этих больных, принимали людей такими, какие они есть. Я пробыл там три или четыре месяца и снова вернулся в Кривой Рог. Сейчас я понимаю, что в монастыри я убегал от самого себя, от безысходности. Конечно, у меня были мысли о монашестве, но что-то останавливало. Абсолютной готовности стать монахом у меня не было.

Под крылом отца Ираклия

Я устроился работать на рынок, торговал «сыпучкой» – сахаром, мукой, крупами. Надо было выживать. С математикой я дружил: на учебно-производственном комбинате в школьные годы ходил на курсы продавцов, поэтому с весами, кассой и всем остальным у меня все было хорошо. Казалось бы, все ладилось: друзья, молодость – но потом опять пришел кризис. Я ощутил внутри такую пустоту, ненужность, безысходность, что просто сил не было. Мне рассказали о строящемся монастыре в Херсонской области, в селе Червоный Маяк. Это был Григорьевский Бизюков мужской монастырь. Я поехал туда.

Настоятелем обители был иеромонах Ираклий. Он принял меня как отец. Я помогал, чем мог, у меня были разные послушания: пономарил, на стройке работал. Через некоторое время уехал, потом снова вернулся. Отца Ираклия направили в Степное, я приехал к нему. Там собралась небольшая община, в которой я духовно раскрылся. Я увидел человека, который жил как христианин. Он меня не прессовал, но помогал моему становлению. Мы до сих пор встречаемся, и я ему очень благодарен.

Куда податься?

У меня была тайная мысль – священство, но глядя на отца Ираклия, я понимал, что недостаточно ответственен для того, чтобы стать священником. В Степном я познакомился с моей будущей супругой. Батюшка посмотрел на меня, видит, что нет стремления идти в монастырь. Спросил насчет желания быть священником и о том, смогу ли я сделать счастливой свою будущую жену. Я говорю: образования у меня нет, специальности нет, жилья нет – что я могу дать жене? И он меня выгнал.

В то время архиепископа Илариона (Шукало; ныне митрополит Донецкий и Мариупольский) перевели на Донецкую кафедру, и некоторые священники из Херсона перешли за ним в Донецк. Среди них был и протоиерей Виталий Соловьев. Ему дали приход в Краснолиманском благочинии. Когда он перевозил туда свою семью, заехал в Степное – как раз тогда, когда я добывал там последние денечки. И он предложил: если что, у меня нет пономаря; приезжай, будешь мне помогать. Я сначала отнекивался, а потом, когда меня выгнали, пришлось решать, как жить дальше. В итоге уехал туда, куда никогда не предполагал попасть, – на Донецкий кряж.

Я приехал в Красный Лиман к отцу Виталию. Служил там полгода и не знал, какой выбор сделать: и в Святогорскую лавру тянет, и девушку люблю. Отец Виталий дал мне «волшебный пинок». Сказал: «Любишь? Женись!» В итоге мы с ним из села Лозового поехали за моей женой. На стареньком «Москвиче» за 700 километров. После возвращения венчались у него в храме. Какое-то время даже жили у отца Виталия на приходе. Я трудился в храме, жена пела на клиросе. Там я увидел во всей красе, что такое жизнь священника. Помню, когда машина поломалась, мы с ним шли из Лозового в Коровий Яр пешком километров пять-шесть, зимой, по снегу.

«Я его рукополагаю!»

У моего духовника иеромонаха Ираклия была просьба к владыке Илариону, и он попросил меня к нему съездить. Я приехал с отцом Виталием в Горловку, зашел к владыке. Он посмотрел на меня внимательно, спрашивает: «Ты у кого служишь?» Отвечаю: «У Соловьева». – «Зови его сюда!» Когда отец Виталий пришел, владыка говорит: «Готовь, я его рукополагаю!» Я чуть не упал. Не знал, что делать: радоваться или плакать. Отец Виталий расстроился: у него были другие планы – чтобы я поступил в семинарию, я уже начал готовиться. Но владыка все переиграл.

Через семь месяцев я, восстановив документы, приехал к владыке, и на Петра и Павла в 1999 году меня рукоположили во диаконы. Практику я проходил в Александро-Невском соборе Славянска у отца Николая Фоменко. А в священники владыка Иларион меня рукоположил первого августа на Ларинке. Две недели я прослужил в Александро-Невском соборе, а потом меня отправили к отцу Владимиру Фоменко в Краснолиманское благочиние. Несколько месяцев я прослужил в Редкодубе, а потом на протяжении восьми лет служил в Тернах. Там у нас родилось четверо детей. Отец Владимир был мне как любящий отец, всегда интересовался моими делами, он в курсе всех моих жизненных перипетий. Мы и сейчас общаемся, он всячески меня поддерживает.

Первые годы служения

Тогда мне хотелось всех собрать под свои знамена, думал: сейчас у меня все станут православными – я был молодой, горячий. Здание церкви в Тернах было маленькое, неудобное. Мы сделали там большое здание, установили купол. Нам с женой жить было негде, нас приютила прихожанка Стефанида. Мы жили там полгода, пока не купили маленький домик-мазанку, где были одна комната и кухня. Там родились старшая дочка Неля, потом – близнецы Саша и Сережа. Помню, все пришлось делать самому: воду, канализацию… Спустя несколько лет мы купили большой дом, там родился Тимофей. Отец Владимир приехал к нам, посмотрел, как мы живем, и сказал: «Я буду просить, чтобы тебя перевели». Тогда владыка Митрофан как раз приехал в Горловку. У меня был выбор: отправляться на служение либо в Кировское, либо в Черкасское. Я выбрал Черкасское. В Кировском был огромный старинный храм, а в Черкасском храм надо было строить, но я не представлял себе, что там и как.

Приехал, посмотрел: стоит старенькая деревянная хатка, поезд едет – лампадки дрожат. Думаю: «Как бы не сложился этот карточный домик!»

Время тогда у нас было непростое: теще сделали операцию на головном мозге, я возил ее в Луганск. Еще надо было брать опекунство над моей сводной сестрой. Она на шестнадцать лет младше меня. Мама умерла, и сестру забрали в детский приемник-распределитель, потому что отчим пил. Мне позвонили, мы с женой посоветовались и решили ее забрать. Сестра тогда в пятый класс только пошла. Мы оформили опекунство. У нас в Черкасском родилось еще двое детей. Плюс сестра – всего семеро. Она нас называет папа и мама. Сейчас уже окончила Харьковский университет, вышла замуж, в этом месяце будем крестить ее сына Давида.

Что касается храма, то мы начали строительство, и с Божьей помощью построили типовой храм, с колоколами. Сейчас строим двухэтажный церковный дом.

Как выжить в селе священнику с семью детьми?

У нас есть огород, без него никак. Еще держим сто голов птицы. Я как только приехал, сразу определил, где будет курятник. Во-первых, птицу люблю, хоть и в городе вырос. Во-вторых – без этого с большой семьей трудно.

Я всегда любил читать, мой любимый святой – Серафим Саровский. Меня и рукоположили в день его прославления. В летописи Дивеева есть рассказ, когда настоятельница обители собрала сестер и сказала: «Будем строить богадельню». Ей говорят: «Матушка, нам же есть нечего, сухарик на день». – «Ничего, полсухарика тебе, полсухарика тому, кто будет приходить, – так и построим». И вот итог: сейчас это, по сути, единственная в мире женская лавра. Так и мы справлялись потихоньку. 

Мне везло: Господь посылал мне людей, которые не только проповедовали слово Божие, но и своей жизнью, своими делами подтверждали его. Господь и Матерь Божья изливают милость на нас – я иначе не могу объяснить все, что с нами происходит. 

Есть слова в Псалтири: «Отец мой и мать моя оставили меня, но Господь примет меня» (Пс. 26.10) – мне кажется, это обо мне. Я когда анализирую свою жизнь, вижу, как рука Божия наставляет меня.

Лия

После венчания жена пела на клиросе, потом стояла за свечным ящиком. Когда меня рукоположили и отправили на приход, она стала моим незаменимым помощником. В Тернах хора не было – ей пришлось искать ноты, певчих, руководить ими. До 2003 года она делала все это. Наша старшая дочка выросла на клиросе: мама пела, а она сидела на полу, даже спала там. А когда родились близнецы, стало намного сложнее, им на клиросе уже не сиделось. Лия начала заниматься преимущественно домашними делами, но всегда организовывала престольные праздники и вообще во многом помогала мне.

Я называю ее моим точильным камушком – так святой Алексий Мечев называл свою жену. Она иногда обижается на это прозвище, я объясняю: когда я сникну или, наоборот, «крылья вырастут», ты меня всегда подтачиваешь. Вначале она была моим критиком: критиковала проповеди, учила ораторскому делу. Помню, как мы тренировались в пустом храме.

Я часто говорю молодежи: психика мужчины и женщины разная, мы держим все в себе, а они так не могут. Меня жена научила все проговаривать. Мы по вечерам садились пить чай, и она буквально вытягивала из меня, что было в течение дня, что я чувствовал. В итоге мы научились все вопросы решать вместе. Последнее слово за мной, но обсуждаем мы все вдвоем.

Конечно, в нашей жизни было всякое, и сейчас, бывает, ссоримся, но это не всерьез. Я всегда советуюсь с женой в плане построек и тому подобного – у нее хороший художественный вкус, у меня его нет. Сейчас мы строим церковный дом, и снова она мой главный советчик.

Молодежка

В 2013 году Юля Волкова, которая теперь Паламарчук, приехала из Крыма с молодежного форума и объявила, что хочет встретиться и поделиться своими впечатлениями. Она подняла вопрос о том, что надо делать молодежное объединение в нашем благочинии. Я решил попробовать, хотя особого опыта общения с молодежью у меня не было – только с детьми, да и тех я видел нечасто. Но кому-то надо было начинать – и вот в Славянске на «Вилле Марии» провели первые встречи священника с молодежью. Сначала на них было пять-шесть человек, потом постепенно число посещающих увеличилось. Слух пошел, люди интересовались – так расширялся круг приходящих к нам.

Сейчас уже появилась вторая молодежка, хотя мы ее называем в шутку «стародежкой», потому что разных возрастов люди приходят. Мы встречались за чаем с конфетами, и мне хотелось разрушить стену недосягаемости между священником и прихожанами. Я даже в обычной одежде приходил на встречи, чтобы не было этого разделения, чтобы показать, что священник – такой же человек, как и те, кто пришел на встречу молодежной группы. А еще, конечно, старался всегда быть честным.

Анонимные алкоголики

В моей жизни не раз случались серьезные кризисы, в результате которых мне были знакомы проблемы с алкоголем. Господь помог мне обуздать эту страсть. А я уверен, что если Бог что-то дает, то этим непременно нужно делиться. Во всех сферах жизни мы можем сохранить только то, что отдаем. Поэтому я тоже чувствовал необходимость поделиться. В 2012 году в Воскресенском храме Славянска как раз начались встречи группы анонимных алкоголиков. Я пришел туда, чтобы вести такую группу. Через некоторое время эти встречи стали проходить на «Вилле Марии», так восемь лет уже там и идут.

Рецепт от выгорания

Я двадцать лет священник. Пересматривая жизнь, понимаю, что не во всем нас правильно наставляли. Нужно много времени уделять семье и детям, быть дома не священником, а отцом. Я понимаю, что дети меня почти не видели. Стройка, стройка, стройка – а чем, кроме нее, я жил?

Сейчас все чаще говорят о выгорании священников. Этот труд сложен в городе, а в селе – еще труднее. Проблема в том, что каждый священник хочет лучшего своей пастве, своему храму, но надо ведь уделить время и своей семье, и своему развитию. У меня было несколько кризисов во время священства. Слава Богу, что Он всегда посылал мне опытных священников, которые помогали мне выбраться.

Что помогает мне не выгореть? Я два раза в неделю езжу на тренировку – занимаюсь конным спортом. Когда очень грустно или одиноко, играю на гитаре. Увлекаюсь психологией. В прошлом году подавал документы на психфак, но пролетел, в этом году подал снова – посмотрим, чем это все закончится.

Люблю баню и рыбалку. Отдыхаю, наблюдая птиц. У меня сейчас сорок утят и семьдесят цыплят подрастают – пятьдесят обычных и двадцать хохлатых, как в Святогорской лавре. Люблю наблюдать, как они растут, мне кажется, я тоже принимаю участие в этом процессе.

У меня много интересных друзей и знакомых, среди которых есть художники, литераторы. Как-то так складывается, что они меня находят. Очень люблю читать, поэтому на молодежки мы приглашаем преподавателей из Славянского университета. Обсуждаем Достоевского и Пушкина, которых я очень люблю, творчество других писателей.

Серафим Саровский учил: «Стяжи дух мирен, и тысячи спасутся вокруг тебя». Если хочешь изменить мир, прежде всего изменись сам. Тогда и мир постепенно начнет меняться.

Своим детям я желаю всегда оставаться самими собой и никогда не бояться этого. Еще мне очень хочется, чтобы каждый из них стал целостной личностью. Это главное, в этом – цель христианства, потому что целомудрие – это и есть цельная личность.

Подготовила Екатерина Щербакова

Публикация сайта Горловской епархии