Что стоит за самосожжением в Удмуртии?
Навязывание национальных языков в республиках РФ нередко нарушает права русских, полагает Наталья ХОЛМОГОРОВА.
Десятого сентября в Ижевске произошло трагическое событие. У здания Госсовета Удмуртской республики перед началом заседания Госсовета поджег себя Альберт Разин, видный местный активист, борец за сохранение удмуртского языка и культуры. Страшно обожженный, через несколько часов он умер в больнице…
Перед самоубийством Разин стоял в одиночном пикете с плакатом, на котором была приведена цитата Расула Гамзатова: «И если завтра мой язык исчезнет, / То я готов сегодня умереть». Накануне он рассылал депутатам Госсовета обращение с требованием сделать удмуртский язык обязательным для изучения во всех школах и детских садах республики. «Сложилась нетерпимая ситуация, когда… дети растут обрусевшими», – писал он.
По всей видимости, самосожжение Разина стало экстремальным актом протеста против недавнего решения Госсовета Удмуртии по преподаванию регионального языка. Федеральный закон о родных языках, принятый 3 августа 2018 года, сделал школьный предмет «Родная речь» (национальный язык региона) не обязательным для всех, а добровольным, а окончательное решение судьбы этого предмета оставил за госсоветами национальных республик. Госсовет Удмуртии принял решение о факультативности удмуртского языка подавляющим большинством голосов: из ста членов совета за обязательность удмуртского в школе проголосовали только семеро.
По-видимому, это и привело Разина в отчаяние и подтолкнуло к самоубийству. Такой конец жизни, разумеется, вызывает ужас и сострадание. Но правомерно ли, как это уже происходит в некоторых СМИ, делать из этого вывод, что покойный Разин боролся за правое дело, а Закон о языках 2018 года ущемляет права нацменьшинств?
История обязательного преподавания региональных языков в школах национальных республик ведет свое начало из 1990-х годов, из эпохи «парада суверенитетов», когда бывшие автономные области РСФСР – одна за другой – обзаводились собственными флагами и гербами, конституциями и другими признаками государственности. СССР распался, но Россия, основная его преемница, словно бы поспешила воспроизвести на своей территории СССР в миниатюре. Каждая национальная республика выстраивалась как мини-государство в границах России; а у государства, разумеется, должен быть и национальный язык.
В этнически-гомогенных республиках, таких, как Чечня или Тыва, преподавание национального языка (и даже преподавание на национальном языке, по крайней мере, в младших классах школы) естественно и не вызывает нареканий. На региональных языках здесь говорят все. Скорее, в таких регионах могут возникать проблемы с русским языком, который местным школьникам приходится изучать едва ли не с нуля.
Но иная ситуация сложилась в этнически-разнородных республиках, прежде всего, в Поволжье и южном Приуралье. Представители разных народов в этих местах традиционно живут бок-о-бок. Русские, татарские, башкирские, чувашские, марийские, удмуртские деревни располагаются вперемешку. Что же касается городов – в них все давно перемешались, и люди разных национальностей живут в одних многоэтажных домах, а дети их ходят в одни школы. Языком межнационального общения здесь давно является русский; а местные национальные языки уже на протяжении десятилетий постепенно отходят на задний план, сохраняя лишь этнографическое и культурное значение.
Обязательное изучение в школе «родного языка», который для многих родным не является, стало здесь проблематичной практикой, вызывающей споры и конфликты. Наиболее ярко проявилось это в Татарстане, руководство которого активнее всего внедряло татарский язык в школы и детские сады. История обучения татарскому в этом регионе может стать примером негативных следствий подобной практики. Рассмотрим ее, чтобы понять, чего именно требовал Альберт Разин для своей республики.
На протяжении многих лет вокруг татарского языка в детских учебных заведениях шла борьба. «Наши двухлетки еще и по-русски-то плохо говорят, а их уже заставляют учить татарские слова и за незнание наказывают!» – возмущались родители. Общественные объединения – такие, как «Общество русской культуры», «Родительское сообщество Татарстана» или «Комитет русскоязычных родителей» – упорно настаивали на том, чтобы сделать татарский предметом по выбору. Надо отметить, что протестовали не только русские: против обязательности «родного языка» выступали и представители других нацменьшинств, и даже сами татары.
Аргументы их были понятны и исходили из практики. Прежде всего: серьезное изучение другого языка – причем языка иной языковой семьи, совершенно непохожего на русский или даже на привычный английский – требует много дополнительного времени и усилий. Школьнику, учебная программа которого и так загружена до предела, ради этого приходится жертвовать какими-то другими предметами. В Татарстане чаще всего жертвовали русским языком. Вместо установленных стандартом Минобраза 1200 часов на русский язык за десять лет местные ученики получали всего 700: оставшиеся 500 часов уходили на татарский. В результате школьники Татарстана хронически успевали по русскому языку хуже школьников других регионов – и, как следствие, хуже сдавали по нему ЕГЭ. В отличие от татарского, русский язык критически важен для поступления в вуз и для дальнейшей карьеры: поэтому именно в течение 2000-2010-х немало семей уехали из Татарстана, говоря, что в этом регионе невозможно дать детям нормальное образование.
Но, может быть, изучение татарского языка достигало другой цели – окончив школу, молодые люди действительно хорошо его знали, любили, охотно говорили на нем в быту? Отнюдь нет. Даже родителей, лояльно относящихся к преподаванию татарского языка как таковому, не устраивали методы: случайные и часто неквалифицированные преподаватели (нередки были случаи, когда татарский преподавала за надбавку учительница труда или физкультуры), запутанные, малопонятные учебники, в которых и взрослому нелегко было разобраться. Изучение татарского превращалось в каторгу для всей семьи.
В особенно тяжелом положении оказывались школьники, приехавшие в Татарстан из других регионов. Допустим, русская семья из Самары переезжала в Казань, где отец семейства получилработу, дети шли в школу… и обнаруживали, что им необходимо срочно «нагонять» татарский язык, который их местные сверстники учат с детского сада. Через пару лет семья уезжала домой – и выходило, что дети потратили кучу времени, сил и нервов на совершенно ненужные им знания.
Навязывание татарского языка явно нарушало права русских в Татарстане. Но они были еще не в самом тяжелом положении. Тяжелее всего приходилось представителям других нацменьшинств, которые хотели обучать детей собственному языку. Закон предоставляет им такое право – для этого существуют национальные школы. Допустим, родители-чуваши (126 тысяч человек, третья по величине этническая группа Татарстана после татар и русских) хотели, чтобы их ребенок изучал родной язык, и отдавали его в чувашскую национальную школу. Расписание его выглядело так: начиная со второго класса – пять часов в неделю родного чувашского, два часа русского, два часа татарского и еще два часа «стандартного» иностранного языка, например, английского. Непонятно, как у детей не взрывалась голова!
Здесь мы выходим на системную проблему, связанную с тем, что само территориальное деление «по национальностям» не отвечает реальности. Оно адекватно лишь для тех народов, что проживают компактно на небольшой территории. Но татары живут далеко не только в Татарстане, удмурты – совсем не только в Удмуртии, и так далее. И обязательность изучения региональных языков приводила к тому, что в каждой из нацреспублик представители всех «нетитульных народов» – и русские, и другие нацменьшинства – оказывались поражены в правах.
Так что Закон 2018 года, предлагающий изучать родной язык факультативно и добровольно, не ущемляет чьих-то прав, а наоборот, выравнивает положение граждан разных национальностей.
Основное возражение национальных активистов, к которым принадлежал и Разин – то, что без обязательного изучения в школе «язык умрет». Действительно, языки национальных меньшинств постепенно отходят на задний план, вытесняемые языками межнационального общения – к которым относится и русский. Этот процесс идет по всему миру. И сохранение своего языка и культуры важно для любого народа: вместе с языком сохраняется идентичность и память.
Но, заставляя людей учить язык (тем более – чужой) насильно, сохранить его нельзя. Можно из-под палки его выучить – но нельзя заставить говорить на нем, нельзя принудить его полюбить. Быть может, ошибка Разина, приведшая к трагическому концу, была именно в том, что он стремился добиться благой цели принуждением и насилием.
Наталья ХОЛМОГОРОВА, правозащитник, общественный деятель