Ровно 80 лет назад – 21 августа 1940 года – в больнице мексиканского города Койоакана скончался бывший второй человек Советской России Лев Троцкий. Смерть наступила от последствий ранения, которое накануне – 20 августа – нанес ему ледорубом агент НКВД Рамон Меркадер. За прошедшие восемь десятилетий об этой истории написано, кажется, все: и про роль НКВД, и про Меркадера, и про то, как и кого внедряли в окружение Троцкого. Однако фактически нет ответа на главный вопрос: почему Сталин решил ликвидировать Троцкого именно в 1940 году? Существуют разного рода разговоры о том, что якобы еще с московских процессов 1936–1938 годов он был фактически заочно приговорен к смерти. Однако здесь возникает другой вопрос: а почему Сталин отпустил своего самого главного врага из СССР в 1929 году?
Фактически Сталин не просто отпустил своего главного врага, но и лишил себя возможности легальной не только политической, но и физической расправы над ним. И сделал это в ситуации, когда группы сторонников Троцкого внутри партии были не вымышленные, а реальные. Троцкисты имелись и в партийном аппарате, и правительственных кругах, и среди высокопоставленных военных.
Кстати, а ведь советского гражданства Троцкий был лишен не сразу, а только в 1932 году. Зачем был нужен такой временной лаг в три года между высылкой и лишением гражданства? Более того, в разгар чисток сам Троцкий попытался встать на путь примирения с Иосифом Сталиным. В июне 1937 года он направляет во ВЦИК СССР странную телеграмму: «политика Сталина ведет к окончательному как внутреннему, так и внешнему поражению. Единственным спасением является поворот в сторону советской (!!!) демократии (!!!), начиная с открытия последних судебных процессов [против троцкистов и бухаринцев]. На этом пути я предлагаю полную поддержку». Сталин наложил на эту телеграмму отрицательную резолюцию.
ВЕРСИИ, ВЕРСИИ, ВЕРСИИ...
Можно, конечно, согласиться с версией, которую озвучивал в разговоре с Павлом Судоплатовым Лаврентий Берия. Мол, Троцкий является единственным реальным лидером троцкистов, а скоро грядет большая война. И не исключено, что Троцкий и троцкисты будут раскалывать левое движение по всему миру.
Действительно в ходе гражданской войны в Испании 1936–1939 годов местные троцкисты сыграли негативную роль. Они фактически раскололи левые республиканские силы. И спровоцировали кровавую междоусобицу в лагере противников Франко, в которой внесудебные расправы и жестокость стали обыденной нормой. Этой смутой воспользовались германские и франкистские спецслужбы, которые через свою агентуру стравливали сторону.
Таким образом, версия об устранении Троцкого как превентивной мере по ликвидации возможного раскола левых сил в период новой войны имеет место быть. Однако тут есть одно «но»: на момент убийства Лев Давидович занимался не только борьбой со Сталиным, но не меньше сил у него отнимала борьба с собственными соратниками.
Как раз осенью 1939 – весной 1940 года произошел раскол основанного Троцким в 1938 году IV Интернационала. Группа соратников Льва Давидовича с Максом Шахтманом разошлась со своим вождем в оценке роли СССР. Троцкий и его соратник Джеймс Кэннон считали, что СССР – деформированное, но все-таки рабочее государство. А вот Макс Шахтман и его единомышленники склонялись к выводу, что СССР – нерабочее и не буржуазное государство, и что его режим очень похож на германский и итальянский. Шахтман утверждали, что СССР – это государство бюрократического коллективизма, где прибыль распределяется между партийной бюрократией. Этот схоластический спор имел политическое выражение в виде вопроса о том, следует ли поддерживать СССР в грядущей мировой войне.
Троцкий считал, что СССР должен быть поддержан в войне. Он писал: «Многие из моих бывших политических друзей в разных странах, возмущенные политикой сталинской бюрократии, приходили к выводу, что мы не можем брать на себя обязанность «безусловной защиты СССР». На это я возражал, что нельзя отождествлять бюрократию и СССР. Новый социальный фундамент СССР необходимо безусловно защищать от империализма. Бонапартистская бюрократия будет низвергнута трудящимися массами лишь в том случае, если удастся оградить основы нового экономического режима СССР». А вот его противники во главе с Шахтманом считали, что СССР не должен получить никакой поддержки. Более того, они были против участия в войне и США, считая, что это война несправедливая, направленная на раздел колоний.
Так зачем же убивать политического противника, который объективно (хотя и со всеми оговорками) лил воду на мельницу СССР в предстоящей войне и к тому же был занят догматическими спорами со своими соратниками?
Некоторые специалисты считают, что Троцкий вызвал раздражение Сталина некоторыми своими публикациями, которые затрагивали его лично. Например, статьей «Сверх-Борджиа в Кремле». В ней утверждалось, что Сталин отравил Ленина, воспользовавшись его то ли реальной, то ли мнимой просьбой достать яд для самоубийства. Если разбирать данную гипотезу, то следует сказать, что лишь очень тенденциозные авторы типа эмигранта Абдурахмана Авторханова или историка-троцкиста перестроечных времен Вадима Роговина считали, что статья Троцкого основана на документах и анализе фактов. Все утверждения Троцкого основаны на домыслах, а все названные им в качестве свидетелей лица уже были мертвы.
Более того, надо учитывать психологическое состояние Троцкого. Незадолго до этого у него скончался сын. Многие говорили о его убийстве. Хотя документально версия о его ликвидации не подтверждена. Однако в статье Троцкого реально был один факт: он «засветил» явно чувствительную для советского режима историю с требованием Ленина к соратникам помочь ему в самоубийстве, так как он считал свое физическое состояние безнадежным. Если рассматривать этот поступок Троцкого не только с политической, но и с человеческой точек зрения, то он был абсолютно бестактным и нарушал все этические нормы. Ленин был в экстремальной ситуации (тяжелейшая болезнь с угрозой потери интеллектуальной адекватности). И его решения и требования в этот момент – это очень тяжелая ситуация не только для него самого, но и для его соратников и близких. И вытаскивать этот эпизод наружу было неэтично.
Однако если рассматривать саму историю статьи про Сверх-Борджиа Сталина, то выясняется следующая картина. Она была опубликована американским изданием Liberty 10 августа 1940 года. То есть за десять дней до убийства, когда вся машина подготовки к ликвидации Троцкого была запущена. Конечно, можно сказать, что Троцкий предложил эту статью нескольким американским изданиям еще в октябре 1939 года и почти везде получал отказ. И американские сталинисты, и либералы считали публикацию такой вещи неприемлемой. Причем, видимо, первичным тут был не только политический, но и человеческий мотивы.
Таким образом, даже если бы Сталин знал бы о готовящейся публикации, то не она привела его к мысли о ликвидации Льва Троцкого. Похоже, что отгадка на этот вопрос кроется в чем-то другом.
ДИАЛЕКТИКА ОТНОШЕНИЙ ВОЖДЕЙ
Если посмотреть на отношения Сталина и Троцкого не с точки зрения их личного конфликта за власть, а сквозь призму их приверженности тем или иным социально-экономическим и политическим практикам, то получается, что они были очень похожи. Более того, в какой-то степени можно назвать Сталина – троцкистом, а Троцкого – сталинистом.
Возьмем такой факт: Сталину ставят в вину коллективизацию и многочисленные связанные с ней жертвы. Однако защитники Николая Бухарина почему-то забывают, что до 1929 года сторонником мягкой политики в отношении деревни был именно Сталин. Троцкий же в этот период призывал к ускоренной индустриализации, обложению большими налогами верхушки крестьянства, стимулировать коллективные хозяйства и т.д. Бухарин и Сталин в ответ обвиняли Троцкого в стремлении ограбить крестьянство.
Однако в 1929 году Сталин порвал с Бухариным и стал реализовывать фактически троцкистский курс. Причем в его более жесткой модификации. Кстати, возможно, что реализация плана Троцкого могла бы обойтись с гораздо меньшими жестокостями, чем коллективизация 1929–1939 годов. Ведь если бы форсированное строительство промышленности началось бы этак в 1925 году, то к 1929 году – году начала мирового экономического кризиса и обострения всех международных противоречий – СССР бы подошел более развитой страной.
Жестокость коллективизации 1929–1930-х годов была во многом связана с тем, что центрально-европейское, северное, сибирское и дальневосточное крестьянство фактически замкнулось за годы НЭПа в своем социальном эгоизме. Оно забыло, что совершенный в стране «черный передел» земли и гражданские права предполагают не только привилегии, но и обязанности. Крестьянство абсолютно не хотело понимать того, что закупочные цены на сельхозпродукцию варьируются в зависимости от экономической ситуации. И бывают периоды, когда эти цены будут невыгодными для крестьян.
Однако в ситуации с индустриализацией и коллективизацией упреки можно адресовать обоим – и Сталину, и Троцкому. Сталину за то, что он в своей борьбе с Троцким встал на сторону Бухарина, поощрял вместе с ним социальный эгоизм крестьянства (особенно его верхушки), упустил социальное время, и это вылилось в те жестокости, которыми сопровождалась коллективизация. Льву Троцкому можно ставить в вину то, что он рассчитывал на то, что СССР сможет обеспечить индустриализацию за счет кредитов от иностранных государств.
Если же рассматривать ситуацию чисток 1937–1938 годов, то трудно не согласиться с теми историками (например, с Леонидом Наумовым), что мысли Сталина и Троцкого в этот момент были практически одинаковыми. И Сталин, и Троцкий считали, что значительная часть партийно-советской бюрократии «переродилась», стремится к материальным благам. И это может стать социальной основой для реставрации капитализма. В случае реставрации капитализма группа переродившихся бюрократов не может не вступить в сговор с нацистской Германией.
АРЕСТ РАМОНА МЕРКАДЕРА, 1940. ФОТО: WIKIPEDIA.ORG
Разница состояла только в том, кто будет реализовывать этот курс. Для Троцкого совершенно очевидно, что сталинская бюрократия переродилась и вот-вот встанет на путь реставрации капитализма. В сталинской же системе координат возникла идея троцкистско-бухаринского заговора. С точки зрения формальной политической логики такой блок – это оксюморон, соединение несоединимого. Но в логике Сталина леваки-троцкисты должны были выполнить таран против власти, а воспользоваться ситуацией должны были правые бухаринцы.
Говорят, что в 1936–1939 годах Сталин с наибольшим интересом читал два вида информационных материалов. Во-первых, протоколы допросов оппозиционеров, принесенные ему с Лубянки. Во-вторых, издаваемый в эмиграции Троцким «Бюллетень оппозиции». В какой-то мере Троцкий, сам того не подозревая, стал для Сталина своего рода учителем и наставником в деле «чистки».
Вообще получилась весьма забавная картина: Троцкий был нужен Сталину до определенного момента живым. И, возможно, что он бы еще долго был бы нужен Иосифу Виссарионовичу живым. Более того, не исключено, что он бы и оставил бы Троцкого в живых. Фактически между Сталиным и Троцким имела место специфическая диалектика отношений: парадоксальным образом они были нужны друг другу.
Так не в этой ли диалектике отношений кроется разгадка решения о ликвидации Троцкого? Точнее, в том, что либо сам Троцкий нарушил какие-то правила игры, либо изменилась сама ситуация, при которой могли существовать такие правила.
УДАР НА ОПЕРЕЖЕНИЕ?
К концу 1939 года Сталин понимал, что он вынужден был пойти на ряд мер, которые могли стать причиной его политических проблем уже в самом ближайшем будущем. Начнем с того, что он вынужден был пойти на подписание соглашения с нацистской Германией. А у СССР был имидж главной антифашистской державы. Эта ситуация отягощалась тем, что Сталин был лишен свободы маневра. Он не мог публично объяснить, что все происходящее – лишь тактический союз, попытка оттянуть войну. Кстати, публичное соглашение Сталина с нацистской Германией – это был один из любимых тезисов Троцкого, который служил доказательством его тезиса о перерождении советского режима.
Видимо, читая «Бюллетень оппозиции», уничтожая оппозиционеров (как реальных, так и потенциальных), вынужденно соглашаясь с тезисами своего старинного оппонента и врага, Сталин считал, что он сумеет уничтожить возможные очаги оппозиции в стране, спасти партию от перерождения. Он считал, что все жертвы окупятся тем, что советская дипломатия сумеет построить антигерманский блок европейских держав. Тем самым, страна будет готова к войне, а все жертвы будут оправданы.
Однако события пошли по-другому. Оппозиция – реальная и потенциальная – была зачищена. Но антигерманского союза держав не получилось.
В этой ситуации в СССР вновь создавалась почва для оппозиции. Причем оппозиции из числа не только выживших троцкистов, но и разочаровавшихся сталинистов. Эта оппозиция могла оформиться и стать особенно активной во время неизбежной войны. Но у этой оппозиции было вакантно место лидера. И тут у Троцкого возникала возможность стать таким если не лидером, то духовным вождем.
Опыт 1920–1930 годов показывал, что Лев Троцкий и из эмиграции пытался контактировать и даже консолидировать их. Через некоторых сочувствующих ему сотрудников советских заграничных учреждений он вел переписку со своими сторонниками. Конечно, там не было всего того гротескового бреда, который фигурировал на московских процессах. Однако попытка сплотить оппозицию все-таки имела место. Кто сказал, что в 1940 году Троцкий бы не воспользовался появлением новой оппозиции?
Кроме того, был и такой аспект. Фигура Троцкого могла быть использована потенциальными западными союзниками СССР по антигерманской коалиции как фактор давления на Сталина или даже как запасную фигуру, если центральная часть СССР будет все-таки оккупирована.
Таким образом, Сталин, судя по всему, не исключал, что война СССР с фашистской коалицией приведет не к расколу международного коммунистического движения, а к появлению в самом СССР оппозиции, которая могла бы привести к политической реанимации фигуры Троцкого.