«Чтобы не мерзнуть, на зиму надобно уезжать в Россию», — писала в XVIII веке французская художница Элизабет Виже-Лебрён. Павел I (еще до вступления на престол) говорил парижанам: «В Санкт-Петербурге мы только видим холод, зато здесь чувствуем его». Вспоминаем по мемуарам иностранных путешественников, как утеплялись в России в XVII–XIX веках, — вместе с Софьей Багдасаровой.
В XVII веке в Россию несколько раз приезжал немецкий путешественник и ученый Адам Олеарий. Он составил подробное «Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию». В книге автор писал о том, как правильно пользоваться зимним русским транспортом — санями: «Некоторые из нас устраивали в санях войлочную подстилку, на которой ложились в длинных овчинных шубах, которые там можно очень дешево приобрести, а сверху покрывали сани войлочным или суконным одеялом: при такой обстановке мы находились в тепле и даже потели и спали в то время, как нас везли крестьяне».
Нидерландский художник и писатель Корнелис де Брюйн приехал в Россию осенью 1701 года. Он бывал на личных аудиенциях у Петра I, писал портреты царевен и царских племянниц, ездил с царем в Воронеж, где в те годы строились корабли. В своей книге 1711 года «Путешествие через Московию в Персию и Индию» Корнелис де Брюйн тоже писал о том, что в России путешествуют лежа, особенно на дальние расстояния. «Сани эти делаются так, что один человек может удобно улечься в них. Нужно иметь также свою постель, шубы и добрые одеяла, чтобы защититься от сильного холода. Задок саней покрывают рогожей, а все остальное обивают сукном или кожею. Сверху сани покрываются мехом или кожей, подбитой сукном, или одной кожей для защиты себя от дождя и снегу. Лежа на такой постели, не чувствуешь ни малейшего холода. Таким образом мы ехали день и ночь».
В 1783 году у русских берегов потерпел крушение корабль «Синсе-мару», его члены экипажа поселились в России почти на 10 лет. Воспоминания капитана Дайкокуя Кодаю легли в основу книги «Хокуса бунряку» — «Краткое изложение услышанного в северных краях». Внимательный капитан запомнил множество деталей русского быта и описал в воспоминаниях даже русские туалеты: «нудзуне, или нудзунти» — их устройство и особенности использования. Автор отмечал, что в России штаны надеваются очень туго, так что сидеть на корточках, «как делают у нас», неудобно. «У благородных людей даже в уборных бывают печи, чтобы не мерзнуть», — вспоминал Дайкокуя Кодаю.
В конце XVIII века в России несколько лет жила любимая художница королевы Марии-Антуанетты, портретистка Элизабет Виже-Лебрён — пока на родине бушевала революция. Воспоминания о Санкт-Петербурге и Москве, которые оставила художница, полны множества любопытных деталей о придворной жизни екатерининского времени. Виже-Лебрён с восторгом описывала, как русские спасались от морозов и холодов: «В Санкт-Петербурге можно вообще не заметить холодов, если с наступлением зимы совсем не выходить из дома, настолько у русских усовершенствованы способы поддержания тепла. Печи везде столь хороши, что в каминах, по сути дела, нет никакой необходимости; это не более чем предмет роскоши. На лестницах и в коридорах воздух такой же, как и в комнатах, двери между которыми держат открытыми без всякого от сего неудобства». Также француженка отмечала, что в России тщательно «утепляются» во время путешествий: «В каретах ездят, надев высокие плисовые сапоги на меху и в подбитой мехом же епанче».
Любительница изящного, художница Виже-Лебрён восхищалась зимними садами в домах богатых вельмож. «Русским мало, что у них зимою в комнатах весенняя температура; ко многим комнатам примыкают стеклянные галлереи, наполненные самыми лучшими цветами, какие у нас появляются лишь в мае месяце». Она писала, что комнаты в темные зимние вечера ярко освещались — неслыханная роскошь для эпохи, когда электричество еще не изобрели, — и их окуривали уксусом и мятой, отчего по комнатам распространялся приятный и здоровый запах.
Несколько лет спустя, возвратившись в Париж, Виже-Лебрён писала о родном городе: «Чтобы не мерзнуть, на зиму надобно уезжать в Россию». Художница вспоминала слова будущего императора Павла I, который во время путешествия по Франции говорил парижанам: «В Санкт-Петербурге мы только видим холод, зато здесь чувствуем его».
Французский посол при дворе Екатерины Великой граф Луи-Филипп де Сегюр в записках о пребывании в России также писал о поездках по морозу: «Наши кареты на высоких полозьях как будто летели. Чтобы защищаться от холода, мы закутались в медвежьи шубы, надетые сверх другой, более нарядной и богатой, но тоже меховой одежды; на головах у нас были собольи шапки. Таким образом, мы не замечали стужи, даже когда она доходила до 20 градусов. На станциях везде было так хорошо натоплено, что скорее мы могли подвергнуться излишнему жару, чем холоду».
В 1839 году Россию посетил французский путешественник Астольф де Кюстин. Вернувшись во Францию, он выпустил книгу «Россия в 1839 году» — о русских обычаях и быте. В ней Кюстин уделил внимание и суровым морозам, которым «даже гранит бессилен противостоять». Путешественник писал, что каждое лето в России штукатурили дома, пострадавшие от холода. При этом русские печи, по мнению французского путешественника, грели «теплее, чем косые солнечные лучи», а на отопление некоторых домов уходило целое состояние. Однако, не боясь ни холода, ни простуды, некоторые аристократы прогуливались по центру зимнего Петербурга без сюртуков — чтобы привлечь к себе внимание императора.
