В последнее время супруги Юля и Эдик начинали каждое свое совместное утро с унизительной ругани.
Муж Эдик, едва продрав свои бесстыжие глаза, начинал отчитывать Юлю. Отчитывал всегда очень неприятно, специально гнусавя.
Эта гнусавость была позаимствована у свекрови, мамы Эдика. Свекровь, будучи чем-то возмущена, отчего-то тоже начинала говорить в нос. Совсем другим, не своим голосом говорить. Будто даже голосом дистанцировалась от Юли.
Эдик тоже теперь говорил в нос по утрам. Это сходство со свекровью особенно бесило.
Юле казалось, что отчитывают ее сразу двое - Эдик и Эдикова мама.
Муж стоял у кровати в своих широких и неэстетичных трусах в горох, которые пошила ему мама, и зудел липкой мухой. Не давал спать, досаждал, увещевал. А главное - отвращал от себя, втаптывал и без того хрупкое ее либидо.
Неприятный, мелочный, порочащий гордое звание кормильца Эдик. Тьфу.
Причина их утренних скандалов всегда была одна - Юля с некоторых пор не работала, занималась уютом.
Всего-то год прошел со дня ее увольнения, а он уже весь извелся и ей нервы истрепал в лохмотья!
Эдик, этот никудышный представитель мужского племени, повадился ежеутренне требовать, чтобы Юля вставала и бодрым шагом маршировала устраиваться на хоть какую-нибудь работу.
Работу наемную, не особо хорошо оплачиваемую, тошную до нервных почесываний, скучную до такого мощного зевка, что челюсть получала полный вывих.
Именно такая работа и была у Юли прежде. И она там, на работе этой, доработалась до хронических проблем с засыпанием. Она на этой работе два года жизни погубила. Набивала тонкими своими ручками мошну хозяина конторы.
Гадкий офис, с девяти до шести, в любую погоду, при любом настроении и самочувствии.
В офисе Юля продавала оптом упаковочный материал.
Занятие до слез тоскливое - ни личностного развития, ни даже захудалой творческой реализации, ни хоть какой-то карьеры. Бестолковый труд, делающий из женщины бабу с авоськой и выраженным кифозом.
Денег Юле платили очень средне - хватало лишь на скромное обновление ее гардероба, кафе в обеденный перерыв и всякие женские мелочи - на бровиста, на когтиста и дешевого волосочеса.
Юля ведь отпахала свое! С воем и кровавыми слезами отпахала. С каждодневными злыми слезами в гремучем трамвае по пути на работу. Хватит, довольно!
От рабочего телефона у нее трещала голова, клиенты казались мерзкими кровососами, пьющими Юлину кровь без устали канистрами.
“Добрый день! Юлия из “Вселенной упаковки”! Пришла пора пополнить ваши запасы воздушно-пузырьковой пленочки! Куда отправить счетик?”.
Убогость такого вот бытия вгоняла в апатию.
В офисе их было трое. Три несчастные женщины, продавшие себя буржуазному золотому тельцу.
Коллега Ирка была молодой матерью. В перерывах между упаковочными звонками она бесконечно рассказывала о своем сыне. У ребенка Ирки чуть не ежедневно приключались расстройства пищеварения и еще он был “скорее всего, индиго”.
Ира даже принуждала всех рассматривать фотографии своего индиго. Ребенок был излишне щекаст и соплив. Юля восторженным голосом была вынуждена говорить что-то дежурное о прелестном малютке. Ирка, гордая своим материнством, каждый день, с дурным видом подмигивая, уточняла у Юли: “А сами-то как? Не собрались еще за наследничком?”.
Вторая коллега, пожилая Раиса Ивановна, сыпала советами опытного родителя о воспитании индиго и, в свою очередь, рассказывала о своей дочке Верке.
Эта Верка, дама лет тридцати, чуть не со времен старших классов школы была замужем. У нее было четверо детей и муж-тунеядец. Верка припадала к кошельку Раисы Ивановны, как к своему личному - дети просили есть и хоть какой-то одежды.
Раиса числилась у них в конторе бессменным передовиком - грузила упаковочный материал вагонами. Верка, беременная пятым, держала мать в пожизненном тонусе.
А потом случилось невероятное везение.
Юля вдруг стала обладателем квартиры-однушки. Квартира принадлежала двоюродной тетке отца. Эта тетка была бездетна и одинока. Что-то там случилось у нее в старческой голове, но квартиру она завещала малознакомой Юле.
Так Юля превратилась из малоимущего менеджера по упаковке в солидного рантье. Новый статус существенно менял качество ее жизни - долой серость офисных дней.
Доход от сдачи квартиры примерно равнялся ее заработку в сфере упаковки.
Противный офис, с коллегами, их “индигами”, обедом из пластиковой плошки и необходимостью переть в присутствие в любую погоду - все в прошлом.
Картоном вон пусть Раиса Ивановна торгует, у нее Верка “пятого рожаю, на шестого смотрю, седьмого подмечаю”, ей положено.
Дома было прелестно. Юля будто из долгого тяжелого путешествия вернулась.
Она теперь спала до одиннадцати часов - блаженство.
Медленно просыпалась, долго лежала в кровати.
Читала с планшета новости, смотрела репортажи от бьюти-блогеров, выбирала себе наряды в интернет-магазинах, трещала с подружками в соцсетях.
После обеда шла на занятия фотографией.
Вечером - на йогу.
По ночам читала романы про настоящих мужчин и утонченных женщин. Иногда плакала от глубины их чувств.
Юле казалось, что она в настоящем раю.
Именно так и должна жить настоящая женщина - в неге, в заботе о себе, в творчестве, в самореализации.
Эдик первые полгода просто смотрел на Юлю завистливо. Видимо, ему тоже хотелось спать до обеда, читать про чувства и быть рантье.
Сам он продолжал тянуть лямку в своей конторе по продажам сотовых телефонов.
Смотрел бедными маленькими глазками. Но молчал, крепился, сжимал в потном кулачке черную зависть.
Иногда лишь просил прибирать дома тщательнее, ссылаясь на то, что Юля теперь дома сидит и имеет все возможности держать квартиру в чистоте.
Юля фыркала. Ишь, рабыню нашел.
А потом однажды, спустя долгих шесть месяцев, Эдик все-все высказал Юле.
И что он устал нести бремя содержания семьи. И что за съем квартиры он платит, что вся коммуналка на нем. Все продукты на нем. Кредит за машину! И что ему все это тяжело, что он не готов. А от Юли полезности ноль. И правильно его мама предупреждала…
И Юля вот лежит днями на диване, как толстая кошка. Или вот на йогах своих гнется, а дома из еды всегда только отварные макароны.
И вообще. Пусть Юля прямо сейчас встает и идет гладить ему сорочку.
Так и сказал.
Ей тогда казалось, что в Эдика вселилось какое-то мерзкое чудище. И теперь это чужеродное создание жалостливо расписывается в своей мужской несостоятельности.
Семью завел, а сейчас вон из кузовка, как груздь червивый.
Хотелось плакать и бить Эдика по несостоятельной морде.
Соцсети той страшной ночью изрядно бурлили.
Подруга Светка эмоционально писала, что Эдик - не супруг законный, а жмот и, скорее всего, вообще не мужик!
Вот ее Димон - мужик, семью обеспечивает! Крутится, отдых Светке организовывает в Турции целых два раза в год. И кольцо подарил. Светка отправляла фото кольца на кривоватом пальчике.
Юля смотрела на пальчик и роняла на пол злые слезинки.
Димон Светке работать просто категорически запрещал. Не хочу, говорит, чтобы моя любимая принцесска на чужих людей спину ломала! Хочу, говорит, видеть дома счастливую и довольную женщину, без кифоза.
Светка как за Димона замуж вышла, пять лет назад уж, так и не работала ни дня. Потому что Димон обеспечивает семью - носит в их домик куски волосатой мамонтятины, кормит и поит ей Светку досыта.
Поэтому Света, как мужняя жена и просто женщина, может позволить себе заниматься саморазвитием и творчеством. Записалась на индивидуальный вокал и читает журнал “Эзотерика” в свободное от вокала время.
И Светка даже как-то чуть свысока Юле отвечать начала. Но вообще, безусловно, имела на то полное право: ее-то обеспечивают, а Юлю попрекают куском подсохшего хлеба и стылой макарониной.
Подруга Инесса тоже Эдика жестко осудила: “Скупердяй! Посмотрите-ка на него - женщину, будущую мать, которой придатки беречь пуще глаза надо, на работу гнать! Пусть сам сначала родит, а потом и Юлю на работу отправляет, хамло этакое!”.
И советовала Юле срочно Эдика бросать: “разводись прям завтра!”.
Сама Инесса была счастливой матерью троих детей и любимой женой.
Первых двух отпрысков она родила от мужа-алкоголика. Потом быстренько переосмыслила жизненный путь, бросила пьющего супруга и нашла другого. Трезвого и умного. Этот трезвый Инессу очень высоко оценил: запретил и помышлять о работе, малюток любит как родных, все в дом тащит. Инесса закрепила успех рождением еще одно дитяти - от умного и положительного мужчины.
И вот уже пятнадцать лет счастливо работает просто мамой.
И Юле надо бросать дефективного Эдю. Пусть один живет, коли не способен женщину свою делать счастливой каждый день. Найдется мужчина, который будет ценить в Юле женскую ее сущность, опекать и защищать от трудностей. И ничего не будет ждать взамен. Разве что слово ободрения и тарелку несложного супа.
Юля смотрела на Эдика, который с покрасневшей и озлобленной мордочкой требовал от нее устройства на работу.
На фоне мужественных и благородных мужей Светки и Инессы он казался особенно убогим. Трусы в горох, бочища висят - отъелся на ее макарошках.
То есть она, Юля, при наличии дохода с квартиры, должна гнуться в офисе. Губить свое зрение, нервную систему, молодость. А ведь ей еще когда-нибудь придется и рожать, права Инесска. Пусть не сейчас рожать, и даже не через пять лет, но придется когда-то. А здоровье уже будет непоправимо подорвано. И как он, Эдик, в глаза детям потом смотреть будет?
Мама Юли, как женщина мудрая и опытная, советовала ей не пороть горячку - попридержать развод. Мужик всегда немного зверек. Его на ласку надо брать и на хитрость.
Спинку ему после работы пожманькать чуток. Винишка поднести красиво под настроение. Макияж себе - непременно. Укладочку. Халатик чистый.
Про дурацкую работу поспрашивать заинтересованно.
Пусть зверь этот любуется на свою девочку. На работе у него всякие страшные тетки с дергающимся глазом и перекошенным лицом, а дома теплый котенок Юля.
И планшетом не свети! Доставай и смотри своих бьюти-блогеров в одиночестве.
Простые и эффективные меры, рабочее решение.
Ни один мужик теплого котенка из дому в мороз не выпнет. Даже такой садист, как Эдик.
Юля выслушала мнения сторон, но покоя себе не могла найти.
Эдик ведь, если разобраться, ни копейки на нее не тратит. Ни единой копеечки! В Турцию не возит. Кольцо дарил разово и очень давно. Цветка паршивого не принесет!
Подумаешь-ка, коммуналка. Он и воду льет постоянно, а Юля едва-едва в тазу плещется.
Продукты? Так что же продукты! Не военная година продуктам учет вести. Она и не ест почти те продукты. Поклюет птичкой немного булгура и ей достаточно. Чуть йогурта иногда еще поклюет. Лист салата чуть жеванет. Женщине еды много не надо.
Но муж Эдик был каменной глухой стеной - скандалы и претензии росли, как грибы после дождя. И свекровь все чаще гнусавила над душой. Иди, говорит, Юля на работу, второй год на горбу Эдуарда едешь.
Так и мучаются, о разводе всерьез подумывают. Эдик особенно всерьез подумывает, хоть и не прав.
