Как театр им. Джалиля по визуальной эстетике приближается к российским телешоу. Часть 9-я
27 февраля XXXIX Шаляпинский фестиваль завершился вторым и последним гала-концертом. Музыкальный критик и фельетонист Иона Койфман размышляет специально для «БИЗНЕС Online» о половцах и испанцах, кислом и фиолетовом, способах обращения со звездами и пользе джаза.
Гала концерт — одна из главных скреп Шаляпинского фестиваля. Формат сборной солянки хорошо демонстрирует принципы театра, чеканно сформулированные Юрием Ларионовым, заместителем директора театра по организации зрителей. Замдиректора сообщает в официальном инстаграме Татарского оперного, что для ТАГТОиБ музыка всегда находится на первом месте, и театр (видимо, именно поэтому) «входит в пятерку мировых театров, у которых нет своей оперной труппы».
В этом фейерверке логических фантомов (типа мифической и разумеется неназванной «пятерки мировых театров») тем не менее есть свои резоны. Снять сливки с исполнительских ресурсов — мечта любого театрального менеджера, а взбить их в нужную субстанцию — дело техники. Блюдо, которое в этот раз предложил зрителю театр, несмотря на 90% академических ингредиентов в составе, представляло собой нечто среднее между новогодним телешоу и официозным торжественным мероприятием.
Программа концерта была составлена с учетом самых лютых репертуарных штампов. Из закромов — «чем богаты, тем и рады» — также достали номера из текущего репертуара (который, как известно казанскому зрителю, особым богатством не отличается), прежних спектаклей и концертных исполнений.
Хотите вечнозеленой классики? Вот вам куплеты Мефистофеля, хор из «Набукко», Баркарола из «Сказок Гофмана» и Застольная из «Травиаты». Русскую оперу забыли? Ария Варяжского гостя из «Садко» и ариозо Роберта из «Иоланты», на здоровье. А ещё у нас в театре есть балет, и тут как тут «Половецкие пляски» и фрагмент четвёртого акта «Дон Кихота». За современную музыку отвечали произведения начала (в лучшем случае — середины) XX века, как «О Фортуна» из «Кармины Бураны» Карла Орфа и фрагменты из «Порги и Бесс» Джорджа Гершвина, среди которых затесалась одна-единственная действительно современная джазовая пьеса.
В общей окрошке «популярной классики» оказались и интродукция к «Отелло» Верди (с истошными соло артистов хора и Ахмедом Агади, гордо вышедшим на сцену на целых двенадцать тактов партии Отелло), и фрагмент фортепианного концерта Рустема Яхина (представлявший в программе заодно и музыку XX века, и творчество татарской композиторской школы — от которой, впрочем, не прозвучало ни одного вокального номера), и бодрый хвост увертюры «Вильгельма Телля» Россини. Последняя часть концерта была отдана «легкой музыке» — от «Маттинаты» Леонкавалло, которую в лучших стадионных традициях прокричали три тенора (все тот же Агади, Нурлан Бекмухамбетов и Филюс Кагиров), до выступления джазового пианиста Даниила Крамера.
Абсолютно все половцы и испанцы, черти и светские дамы на протяжении двух с половиной часов купались в кислотном освещении. Визуальное оформление концерта — свет и видеографика — было разработано командой Q Stage Pro, в портфолио которой концерты группы «Руки вверх» и шоу для Муз-ТВ; впрочем, это можно было понять и не заглядывая на их сайт, с первых секунд концерта (и до последних).
Между номерами по заднику струился золотой дождь диезов и скрипичных ключей. А во время музыки мелькали орнаменты отборно ядовитых оттенков, зелёные блёстки и фиолетовые разводы. Все это к тому же постоянно мигало, сыпалось и виляло: и колосья как на дешевых фотообоях (для «Половецких плясок»), и нити драгоценных каменьев (для арии Кунигунды из «Кандида» Леонарда Бернстайна, иронической оды гламуру — вот только ТАГТОиБ отличается катастрофическим отсутствием самоиронии).
Визуальную концепцию концерта достойно увенчал яркий контровой свет прожекторов, гестаповски лупивший прямо в зал. Особенно досталось зрителям на ярусах (пожилая дама в антракте громко сетовала, что просидела большую часть первого отделения, заслонив глаза рукой). Концерт полностью гармонировал с визуальной эстетикой нынешних постановок театра. Судя по всему, она стремится к своему идеалу — российскому телешоу, и того и гляди догонит.
В концерте были задействованы и солисты театра, и приглашённые певцы; каждый выходил на сцену 2-3 раза, плюс программу доукомплектовали инструменталистами. Выдающегося виртуозного блеска и исполнительского качества в большинстве номеров не было: Гульноре Гатиной в задорных колоратурах болеро Елены из «Сицилийской вечерни» Верди не хватило гибкости и точности, скрипач Гайк Казазян в фантазии Сарасате на темы из «Кармен» зажевал головоломные пассажи и смены штрихов, дуэт Ольги Пудовой и Агунды Кулаевой начал «Баркаролу» Оффенбаха с разницей чуть ли не в четверть тона в строе (впрочем, к концу концерта резковатая вокальная манера Пудовой в номерах из «Порги и Бесс» оказалась к месту).
Со стилем, экспрессией и попросту хорошим вкусом тоже были проблемы: Артур Исламов скандировал ариозо Роберта как на первомайском концерте, пианист Ван Юйцзянь преподнёс яхинские неоромантические разливы сухо и бесстрастно, Михаил Казаков монотонно громко исполнил Мефистофеля и Варяжского гостя (единственной вокальной краской стало пение в нос в верхнем регистре), а хор звучал на форте одновременно грубо и боязливо — как в торжественной кантате на партийном съезде.
Дирижировали концертом попеременно Ренат Салаватов и Марко Боэми, первый — механически ровно и деловито (отчего под его руками вся музыка словно превращалась в балетную). Второй же спасал ситуацию в более элегантной манере: в заковыристых ритмах Гершвина и Бернстайна никто не потерялся и не отстал, а навязший в зубах хит всех фестивальных концертов — хор пленных иудеев из «Набукко» — был красиво сфразирован. Не обошлось без мелких казусов, медные духовые пару раз подавились своими репликами, но в целом техника срочной сборки исполнения на суперклей сработала.
Главной guest star концерта стала Альбина Шагимуратова, обещанная публике в партии Виолетты в «Травиате», но заменённая Светланой Москаленко. Театр использовал приезд дивы, как умел. Шагимуратова спела три номера. В «Завтра» Рихарда Штрауса слишком бодрое движение, взятое Салаватовым, и особенно пошлая видеографика чуть не превратили осмысленное и сдержанное исполнение в опереточный номер (если немецкой романтической песне и место в сборных концертах, то не в таком топорном оформлении). А выступление Шагимуратовой в тривиальнейших «Гранаде» Агустино Лары и Застольной из «Травиаты» было подпорчено сценическим антуражем и неудачным подбором партнеров по сцене (тех же трёх теноров, Гатиной и Пудовой, чьи голоса сильно контрастировали с ее тембром).
Единственным выступлением, которое оказалось и музыкально достойным, и не создало нестерпимого диссонанса с визуальным оформлением, был выход на сцену Даниила Крамера. Собственная пьеса «Странный блюз» и хитовые «Снежники» Александра Цфасмана были сыграны им темпераментно, блестяще и с чувством меры, а зал получил долгожданную возможность отдохнуть от беспощадного видеодизайна.
Во время второго отделения голос с неба в исполнении Эдуарда Трескина поведал, что по мнению Шаляпина джаз не представляет угрозы для классического репертуара (и прочёл с подвыванием стихи собственного производства по этому поводу). Все, что русский писатель Набоков называл словом poshlost’, возникает на сцене ТАГТОиБ не случайно, а намеренно — и крадущиеся цепочкой на фоне неоновых всплесков фокинские половцы, и вялое вальсирование с примадонной в порядке очереди. Шаляпин был абсолютно прав: главную угрозу для классического репертуара в Казанской опере сейчас представляет сам классический репертуар.
