История о том, как спецслужбы помешали любви немецкого поэта и отца лидера знаменитой группы «Rammstein» («Рамштайн») к кабардинке Лейле (Гале) Браевой
Их встреча состоялась почти 60 лет назад. Если точнее – в 1957 году. Летом, в Теберде, где она, Лейла Браева, работала инструктором на турбазе, а он, Вернер Линдеманн, приехал вместе с группой молодых людей из ГДР в Советский Союз на отдых. Для него она была Галей – это второе имя как это нередко бывает в национальных семьях, сопровождало ее с самого рождения, пишет в предоставленном sk-news.ru материале издатель и краевед из Нальчика Виктор Котляров.
Девушка, нареченная Лейлой, но привыкшая к имени Галя, окончила школу в Нальчике, а затем, в 1954 году, педагогическое училище. В детские и юношеские годы пела в Кабардинском государственном хоре, руководил которым знаменитый дирижер Александр Михайлович Покровский. Ее привечал композитор Трувор Карлович Шейблер – автор оперы-балета «Нарты», записавший свыше 500 кабардинских и балкарских народных песен.
К этому времени Браева уже побывала в Москве, приняв участие в концерте, посвященном 400-летию присоединения Кабарды к России.
Было у нее еще одно пламенное увлечение: горы. Окончив школу инструкторов по альпинизму и горному туризму, все лето проводила на турбазах, водя в походы самые разные группы. Одна из них состояла из молодых людей, приехавших из ГДР.
Их было 19, в том числе и Вернер Линдеманн, 1926 года рождения, из простой рабочей семьи, проживавшей в городке Гутстдорф-Альтеснице. В пятнадцать лет – ученик сельскохозяйственной школы, в неполные семнадцать – с 1943 года – на военной службе, как обтекаемо пишут биографы, что означает в войсках вермахта. Фашистская Германия, стремясь отсрочить свой неминуемый конец, на возраст уже не смотрела – призывались все способные держать оружие. Понятно, что Вернеру, как и большинству его немецких сверстников, не удалось избежать мобилизации в армию, в которой он служил до конца войны. В послевоенные годы изучал естественные науки, преподавал в сельскохозяйственных учебных заведениях, но понял, что ему ближе другое: поэтическое творчество. Чтобы заниматься им на профессиональной основе, в 1955 году поступает, а в 1957 году оканчивает институт литературы «Johannes R. Becher»…
И вот поездка на Кавказ. В рюкзаке среди туристских принадлежностей нашлось место и первому сборнику его стихов «Mosaiksteine» (Mitteldeutscher Verlag 1957).
Вот она, тоненькая книжка в твердом переплете и коричневой суперобложке, напоминающей каменную мозаику, что вполне оправдано: ведь сборник так и называется «Мозаичные камни». Этой книги, вышедшей тиражом 300 экземпляров, нет даже в каталоге Национальной библиотеки Германии, но один ее экземпляр сохранился в Нальчике. Сохранился потому, что на нем имеется дарственная надпись – написанная человеком, плохо знающим русский язык, и от этого по-особому трогательная: «Мой Галя! Этот мой книг для тебя! Вернер».
Летом 1957 года они впервые увидели друг друга – 24-летняя кабардинка Лейла Браева и немец Вернер Линдеманн, которому 7 октября должен был исполнится 31 год. Именно в том августе между ними вспыхнуло чувство, отложившее след на всю последующую жизнь. Оно отразилось в творчестве молодого человека, ставшего впоследствии известным немецким поэтом. Оно сохранилось в памяти девушки, судьба которой только начинала складываться. Чувство людей, народы которых еще совсем недавно были врагами, бившимися не на жизнь, а на смерть: один за свободу, другой – движимый неправедными целями.
Между ними ничего не было общего, между ними ничего не могло быть. Но были молодость и чувства, от которых ничто не могло уберечь, в том числе и самое пристальное внимание работников КГБ, отслеживающих практически каждый шаг иностранцев, следовавших, как в нашем случае, по знаменитому Всесоюзному маршруту № 43 – Теберда–Домбай–Сухуми. Такой соглядатай включался в состав группы и сопровождал ее повсюду (сохранился дневник немецкой группы где двадцатым членом идет местный имярек) – одним словом, «бдел» с утра до вечера, в походе и на отдыхе.
Под четвертым номером в составе группы значится Вернер Линдеманн. Согласно графе о партийной принадлежности, профессии, месте жительства: беспартийный, член профсоюза, поэт, проживающий в Лейпциге, ответственный (в составе группы) за оформление маршрута. Дневник все восемь дней велся на немецком языке, писал его Вернер, отразивший в нем прежде увиденное: водопад Шумка, озеро Каракель, Джамагатское и Назлыкольское ущелья, Муруджукский перевал…
Дневник – это пройденные маршруты, эмоциям в нем не место, тем не менее они проскальзывают: в описании горных красот, в восприятии происходящего. Тем более что Вернер был влюблен и свои чувства, в отличие от Гали, скованной воспитанием и советскими реалиями, не скрывал. Чувства эти во всей своей непосредственности и чистоте проявились в письмах, которые немецкий поэт начал писать практически сразу, как он уехал. Но в отличие от остальных туристов, покинувших Теберду через Клухорский перевал, где и происходила передача группы сванским проводникам, улетел он самолетом.
Дело в том, что немецкий поэт не хотел уезжать, отчего прикинулся больным. Его решили отправить автобусом, даже завели в салон. Но из автобуса он вышел метрах в ста от турбазы и снова вернулся к Гале. Этого тут же проинформированное руководство местного КГБ никак не могло допустить: Вернера отвезли в аэропорт и посадили в самолет, летящий в Сухуми, взлет которого сексот (секретный сотрудник) прокомментировал для Гали так: «Уж теперь твой фашист точно не вернется – парашютов в самолете нет».
Письма от Вернера в нестандартных (европейских, отличающихся от советских) голубых конвертах шли по адресу: СССР, Кавказ, Нальчик, Вольный аул, Туриста, 13. В самих письмах много личного: чистых чувств, светлых надежд, веры в лучшее.
Всего того, что не получилось, не сбылось, не состоялось…
Они написаны с многочисленными грамматическими и стилистическими ошибками, но только сохранив данную форму выражения можно передать всю их прелесть и самобытность. Уточним только, что под словом «назад», которое часто встречается в письмах, Вернер подразумевает прошлое, под словом «всегда» – постоянно, ведь у него уже ребенок.
«Моя Галя! Теперь я в Сухуми. Я всегда думаю назад. Я был в городе. Я не люблю этот город. В Теберде было лучше. Я всегда думаю, что ты делаешь. Я хочу назад. Без тебя я как маленький деть. Не забудь меня. Я очень люблю тебя. Не забудь меня».
«Моя Галя! Здесь очень хорошо. А без тебя я всегда печальны. Я очень люблю тебя. Сегодня я был в городе. Город очень красивый. На море тоже был. Вода очень жаркая. Я всегда думаю назад. У тебя хорошо было. Я никогда буду забывать это время. Скоро я буду назад. Я хочу жить с тобой на Кавказе. Не забудь меня, моя маленькая птица. Я очень люблю тебя».
«Моя Галя! Завтра письмо. Сегодня тоже письмо. Я очень обрадовался. Теперь я вижу мой Кавказ. Я очень люблю его. Я очень люблю тебя. Завтра я буду в Берлин. Я буду писать письмо. Не забудь меня. Твой Вернер».
«Моя Галя! Я домой. Поезд приехал. Здесь очень холодно. Я люблю тебя очень. Что ты делаешь? Не забудь меня. Твой Вернер».
«Мой Галя! Вечер. Я сижу в комнате. Я думаю назад. Вчера я сидел еще в поезде. Что ты делаешь? Я очень печальны без тебя. Не забудь меня. Жди меня, и я вернусь. Я люблю тебя! Жди, когда снега метут! Жди, когда жара! Жди, когда других не ждут! Жди меня и я вернусь! Не забудь меня. Твой Вернер».
«Лейпциг. 28.8.57. Моя Галя! Сегодня я получил книгу и письмо. Спасибо! Я буду изучать язык. Потом может быть читать этот книг. Я хочу работать, в Берлине для меня работа нет. Я поэт. У нас не можно получить работу если поэт. Вот не хорошо. Я буду назад. В Нальчике будет работа для меня. Правильно?»
Неправильно… Не будет… Не случится…
Допросы (не беседы) в компетентных органах: «Зачем вам эта переписка? Он – фашист, как вы, советская девушка, можете с ним общаться?!»
Угрозы, сопровождаемые весьма недвусмысленными жестами: «Будете продолжать переписку – всякое может случиться».
Встречные предложения: «Можете продолжать переписку, можете даже выйти за него замуж, только будете докладывать нам о каждом его шаге».
И его письма… Перлюстрированные, прочитанные, скопированные на машинке, подшитые в ее дело. Мы не видели его. Мы не предполагаем, что оно было – мы просто знаем, что это так.
А в письмах – стихи. На немецком. Вот подстрочный перевод одного из них:
Я знаю это:
Ты хочешь спать.
Иди!
Возьми с собою капли дождевые,
Те капли, мелкие и теплые немного,
Которые сверкали на цветах,
Когда с тобою мы гуляли.
Иди же спать!
И если ты внезапно на устах
Во сне почувствовать ту влагу сможешь,
Знай, то не капли. А моя слеза…
Здесь самое время привести строки из биографического справочника, вышедшего в Берлине: «Вернер Линдеманн (1926–1993) – немецкий поэт и писатель. На родине больше известен как автор книг для детей». Далее продолжим, опустив те сведения до 1957 года, которые уже привели выше: «Был редактором студенческого журнала «Forum», руководителем дома культуры, а с 1959 гонорарным писателем. Являлся соучредителем Колонии искусств (Künstlerkolonie Drispeth). Первые стихотворения написал вскоре после войны и опубликовал в сборнике стихов «Станции» (на самом деле первым сборником были «Мозаичные камни». – Авт.).
Он неоднократно устраивал в школах чтения, чтобы приобщить детей к поэзии. Являлся частым гостем в «Начальной школе на Лугу Елизаветы» в Ростоке. В память о нем, 7 октября 1994 года школе было присвоено его имя. В 1985 он был награжден Академией искусств премией Алекса Вединга (Alex-Wedding-Preis) за выдающиеся заслуги в области детской литературы».
Вернер Линдеманн помимо книги «Мозаичные камни» издал еще 33, названия многих из них говорят сами за себя: «Станции» (1959), «Написанное в дороге» (1960), «Быть в высшей степени привязанным к тебе» (1961) – ознакомившись с ней, возьмем на себя смелость утверждать, что эти слова обращены к кабардинке Лейле Браевой…
Но прежде всего Вернер Линдеманн – большой поэт, чье творчество обращено к детям: «День сидит перед палаткой» (1974), «Овощная корзинка» (1975), «Школа открывает двери» (1976), «Танцующие березы» (1977), «Гнездо прячется в непроницаемых ветвях» (1982), «Что делает зимой лягушка?» (1982), «„Маленький верблюд” и другие сказки из Казахстана» (1979), «Квакша путешествует» (1984), «Тысячная нога» (1984), «Маленькая рыба-смельчак» (1990)…
В последние годы своей жизни Линдеманн обратился к прозе. В начале восьмидесятых он написал, а в 1988 году издал книгу откровений «Майк Олдфилд на кресле-качалке. Заметки одного отца». Она рассказывает о взаимоотношениях поэта с сыном Тиллем (в книге – Тимм) Линдеманном. Как написано в аннотации к изданию, писатель противопоставляет размышления лирического эго высказываниям и требованиям сына, показывая тем самым разницу между людьми, выросшими в разных социальных культурах.
Это очень печальная книга, свидетельствующая как Вернер Линдеманн был одинок, даже находясь рядом с самыми близкими ему людьми. С женой, известной журналисткой Гиттой Линдеманн, они развелись, когда их сыну было 12 лет, а дочери – 6. (Жена вскоре вышла замуж за американца.) Наладить отношения с сыном Вернер при жизни так и не смог. Спустя много лет после его смерти Тилль, уже ставший известным, в интервью говорил, что «со времени погребения он ни разу не был на отцовской могиле».
Надо отметить, что Вернер не верил в будущность сына: человек, писал он, «способный часами сидеть перед телевизором или удить рыбу, может стать только рыбаком», но не поэтом, как он мечтал. Все случилось с точностью до наоборот.
Отцу, умершему от рака желудка в феврале 1993 года, так и не довелось узнать, что его сын станет всемирно известным исполнителем, сведения о котором сегодня приводятся во всех музыкальных энциклопедиях: «Тилль Линдеманн (Till Lindemann) родился 4 января 1963, Лейпциг, Германия. Вокалист и автор почти всех текстов известной немецкой индастриал-метал группы «Rammstein» («Рамштайн»). Принимал участие в записи некоторых песен групп «Apocalyptica» и «Puhdys». Автор сборников стихов «Messer» («Нож») и «In stillen Nächten» («В безмолвии ночи»), снялся в 8 фильмах». Но это уже другая история, лежащая за рамками нашего повествования.
Книга Вернера Линдеманна «Майк Олдфилд на кресле-качалке. Заметки одного отца» переведена на русский язык. Она глубока по содержанию, печальна по сути, необычна по стилю изложения. Читать ее трудно и больно. Вот лишь несколько произвольно вырванных из текста фрагментов.
«Утро марта повесило зрелые жемчужины на березу, нанизало их на провода, спрятало в снежные заносы. Ослепительная одежда умирающей зимы. Дятел хихикает восходящему солнцу…» «Соображение: что бы было, если бы я больше не смог двигаться? Отнял ли бы один из моих детей у себя время для меня? Наверное, нелепая вещь, когда родители от подрастающего поколения ожидают благодарности».
«Занесенные снегом холмы. Над ними облачное небо. Ветер бросается на меня. Дергает мою расстегнутую куртку. Массирует мои щеки до красного цвета. Взъерошивает мне волосы. Я вдыхаю глубоко, утаскиваю несколько сильных вдохов из воздуха; крохотные капли из бесконечной комнаты мира. Где они были выдохнуты вчера?»
«„Проиграть не стыдно. Стыдно вот так лежать”, – говорю я себе, выдвигаю плачущую шарманку самочувствия на улицу мыслей, встаю, поднимаюсь по лестнице, стучусь и захожу. Мой сын лежит на кровати. Собака отдыхает рядом с ним».
«Иногда я спрашиваю себя, как я, будучи солдатом на фронте в последнюю военную зиму под свободным небом, согревавшийся только военной шинелью и иногда теплым супом, лежа на замерзшей земле, всегда в ожидании нападения противника, перенес те дни и ночи. Страх делает невозможное возможным. И вши кусались внизу живота. И жажда была непереносимой. И маленький саксонский лейтенант лаял команды. И английские бомбардировщики делали дыры в снегу. И страх восемнадцатилетнего настолько господствовал в течение первых дней в переднем крае оборонительных сооружений, что он складывал руки во время обстрела. И на сложенные руки капали слезы».
Через всю книгу проходят короткие эпизоды воспоминаний: емкие и трагичные. Всего лишь одно из них: «Немного месяцев прошло после войны. Я работаю у крестьянина в соседней деревне. В двух больших комнатах деревенского дома живет Иван, комендант советской армии. В субботу в деревне вечер танцев, придут солдаты. Я надеваю мою новую куртку – подарок крестьянки; брюки для верховой езды – вещь, обнаруженная в платяном шкафу в покинутом замке нашего барона, сапоги для верховой езды, подарок моих родителей. В доме лесничего живет прекрасная белокурая Луиза. Я мчусь изо всех сил на велосипеде, чтобы подвезти ее на танцы. За последним деревенским домом, где начинается лесопитомник, два советских солдата забирают у меня велик. Под дулом пистолета они заставляют меня снять мои высокие, чисто начищенные сапоги. Я угрожаю рассказать Ивану. Чудесно: я лишаюсь часов и велика. Люди громко смеются, когда я появляюсь в зале в одних носках. Они думают, что я пьяный. Только один человек не смеется – Иван. Жестами я объясняю ему, что произошло. Он в ярости уходит из гостиницы. Через полчаса он возвращается; он, пожалуй, знал, где надо искать вора. В танцевальном зале стоит гробовая тишина, когда он отдает мне часы и сапоги и говорит: „Русский солдат хочет принести мир, а не воровство”».
Честное слово, читая книгу, мы неосознанно искали в мимолетных воспоминаниях, рассыпанных по всему тексту, те, которые могли иметь отношение к Гале. Не нашли. Скорее всего, плохо искали. Ведь чувство, зародившееся летом 1957 года, не могло не отразиться в произведениях Вернера Линдеманна. Оно конечно же в его стихах. Просто мы их не знаем. Просто они еще не переведены на русский язык. Просто еще время не пришло.
А что же Галя, спросите вы. Как сложилась судьба кабардинки Лейлы Браевой? Нормально сложилась. Достойно. Окончила Московский педагогический институт имени Ленина (отделение психологии и педагогики), потом отделение дефектологии Московского государственного заочного педагогического института. Работала в Москве. Вышла замуж за Виктора Михайловича Тихонова, с которым познакомилась, кстати говоря, тоже в горах, на турбазе. Муж умер в 1999 году. Дочь живет и работает в Москве, где Галина Башировна Браева продолжает практиковать (она известный дефектолог). Как врача ее знают и в Нальчике, где она проводит немало времени.
По причине той давней переписки она в советское время стала невыездной. Прекратила ее под давлением органов. Последнее письмо пришло почти через десять лет после их знакомства. Как узнал Вернер ее адрес, до сих пор понять не может. Но узнал, написал, что часто вспоминает, что благодарен судьбе за встречу, что хотел бы повернуть время назад. И в тот раз он употребил данное слово правильно.
Но время назад не возвращается. Судьбу не перепишешь; людей, которые ломают судьбы, наказать можно, да толку-то… Галя по-прежнему в свои восемьдесят с хвостиком быстра, подвижна, бодра: лихо водит машину, отказывается от малейшей помощи, спускаясь с высоких ступенек издательства, – одним словом, собирается жить долго. Жалеет лишь о том, что не довела число своих восхождений на Эльбрус до десяти – остановилась на восьми, и не встретилась с Вернером, когда такая возможность появилась.
Мы рассматриваем фотографии тех далеких лет и в глазах маленькой женщины – несколько согбенной временем, но по-прежнему жизнерадостной, боевой и бодрой – вспыхивают искорки.
Искорки ли это или слезы – отблеск невозвратного 1957 года, капель, «которые сверкали на цветах, когда мы в траве лежали»…
И сквозь толщу времени, сохраненные на крошечном листке бумаги, звучат, доносятся слова: «Моя маленькая птица, пожалуйста, не забудь меня. Моя маленькая птица, если ты забудешь меня, я буду печален…»