К годовщине со дня рождения А.П.ЧЕХОВА
29 января — день рождения классика мировой литературы, врача и общественного деятеля в сфере благотворительности Антона Павловича Чехова.
От автора:
Мне кажется, что сейчас, в такое тревожное время, когда в обществе нарастает агрессия и происходят столкновение людей разных умонастроений, когда люди перестают слышать друг друга, когда погибают в политической борьбе и те, кто искренне верит в возможность благородного переустройства общества и те, кто ни во что не верит, хорошо было бы вспомнить о гениальном человеке, которому были подвластны духовные глубины жизни.
А. П.Чехов. Фото Бабаева Феодосия 1888 год
К 162-ой годовщине со дня рождения А.П.ЧЕХОВА.
«Читать меня будут… только семь лет…», — говорил Антон Павлович Чехов И.А.Бунину за год до смерти.
Сегодня Чехову исполнилось бы 162 года. Эта дата превышает почти в четыре раза срок реальной жизни писателя. Но, видимо, правомерно утверждать, что, если бы писатель прожил не 44 года, а в два раза больше, то его сознание не претерпело бы никакого качественного изменения, т.к. он ушел из жизни и духовно, и нравственно завершенным человеком. В этом смысле, Чехов – удивительное явление, т.к. многие художники слова умирали на подступах к истине. И когда думаешь о Чехове, то возникает, прежде всего, вопрос: «Что же дало ему такую завершенность?» И т.к. он не был исповедальным человеком, а был скрытным и сдержанным даже в письмах, то ответ надо искать в творчестве писателя. Исследуя его произведения с духовной точки зрения, начинаешь понимать, насколько ему было органично христианство, а вернее – православие.
Именно православие определило духовную и душевную зрелость Чехова – человека и писателя. Т.е. промысел Божий провел Антона Павловича по всему мучительному пути развития веры, чтобы дать ему возможность на себе самом испытать и отразить в своих произведениях то, о чем он писал в записных книжках в 1897 году: «Между «есть Бог» и «нет Бога» лежит громадное поле, которое проходит с большим трудом истинный мудрец».
А. П. Чехов. Фото Здобнова 1895 год
Какие горячие страсти, боль, сомнения обжигали самого Чехова на этом пути мы не знаем или знаем очень мало. Но совершенно очевидно, что тот же мучительный путь осознания себя и веры, проходили его герои. И в частности, когда издатель газеты «Новое время» А.С.Суворин, прочитав рассказ Антона Павловича «Три года», назвал отношение персонажа Лаптева к религии «глупостью», продиктованной раздражением, то Чехов в письме от 21 января 1895г. ответил ему следующее: «…Если бы Вас в детстве секли из-за религии, то Вам бы это было бы понятно. И почему это раздражение – глупость? Оно быть может, глупо выражено, но само по себе оно не так глупо, как Вам кажется. Оно меньше нуждается в оправдании, чем, например, идиллическое отношение к религии, когда любят религию по-барски, с прохладцей, как любят метель и бурю, сидя в кабинете». А в конце жизни, 17 декабря 1902 года, в письме к В.С.Миролюбову, Чехов писал по поводу религиозно-философских обществ: «Скажу только, что в вопросах, которые Вас занимают, важны не забытые слова, не идеализм, а сознание собственной чистоты, т.е. совершенная свобода души Вашей от всяких забытых и не забытых слов, идеализмов и прочих непонятных слов. Нужно веровать в Бога, а если веры нет, то не занимать ее места шумихой, а искать, искать одиноко, один на один со своей совестью». И Чехов искал, оставляя и своих героев наедине с их совестью. Об этом лучше всего сказал русский религиозный философ С.Н.Булгаков: Чехов «…своеобразен в своем творчестве тем, что искание правды, Бога, души, смысла жизни совершал, исследуя не возвышенные проявления человеческого духа, а нравственные слабости, падения, бессилие личности, то есть ставил перед собою сложнейшие, художественные задачи. Не восхищенное любование высотами духа, а сострадательная любовь к слабым и грешным, но живым душам – основной пафос чеховской прозы».
Но ведь такую любовь-сострадание к человеку способен испытывать только верующий христианин, каким и был Антон Павлович. И о том, что он не случайный гость в православии, говорит его духовная биография, которая начинается из «таганрогского детства с церковным пением, домашним хором, мартикулами Антоши, где в первой графе всегда круглая пятерка по Закону Божию, к зрелости, через искушения (но и святые подвижники, пустынники им подвергались!) от авторского взора и тона путешественника в рассказе «Святой ночью» до просветленной приобщенности, «эффекта присутствия» в «Архиерее», до последнего приюта – часовни на могиле в Новодевичьем, с христианской символикой в камне», — пишет чеховед Н.М.Зоркая в статье «Чехов и «серебряный век».
Приятель Антона Павловича, его современник, писатель Игнатий Потапенко вспоминал, что у Чехова от детских лет остались доскональное знание церковной службы и любовь к церковному пению: «…он сам пел, — правда, не романсы, а церковные песнопения. Им научился он в детстве, когда под руководством отца пел в церкви. У него был довольно звучный басок. Он отлично знал церковную службу и любил составлять домашний импровизированный хор. … Антон Павлович основательно держал басовую партию. И это, видимо, доставляло ему искреннее удовольствие. Глядя на его лицо, казалось, что в такие часы он чувствовал себя ребенком».
А с каким уважением, Чехов писал в своей публицистике о некоторых духовных лицах! Например, об отце Василии Бандакове, таганрогском протоирее, отзываясь некрологом на его смерть. Он радовался тому, что отец Василий был близок практическим заботам людей, их нуждам: «Обладая по природе своей крупным публицистическим талантом, в высшей степени разнообразным, он редко останавливался на отвлеченных богословских темах, предпочитая им, вопросы дня и насущные потребности того города и края, в котором он жил и работал; неурожаи, повальные болезни, солдатский набор, открытие нового клуба – ничто не ускользнуло от его внимания, и потому-то его двенадцать томов составляют энциклопедию, в которой могут найти для себя одинаково интересное и полезное чтение люди всех званий и профессий: и богатейшие негоцианты и чиновники, и дамы и солдаты, и арестанты».
А, П, Чехов. Фото Иваницкого Ялта
Такую же включенность в единство с народом и обществом проявлял и Чехов. И это чувство заставило его выразить свое собственное покаяние в действии, т.е. совершить очень тяжелую в физическом отношении для туберкулезного больного (ведь Чехов был серьезно болен) поездку на остров «невыносимых страданий», на остров каторжников, на Сахалин. Обосновывая ее необходимость по-христиански, он писал в письме к Суворину, от 9 марта 1890 года: « … Мы сгноили в тюрьмах миллионы людей, сгноили зря, без рассуждения, варварски …. Прославленные 60-е годы не сделали ничего для больных и заключенных, нарушив, таким образом, самую главную заповедь христианской цивилизации … ».
Из Сахалина писатель привез рассказ «Убийство», в котором исследовал сектантское своеволие героев и показал опасность отделения веры от церкви. Из этого рассказа следует, что воцерковленность Антона Павловича была глубокой, искренней. Для него с детства был непреложен ход церковного года. И то, что Чехов из всего своего творчества более других любил рассказ «Студент» тоже показательно, потому что в нем речь идет о студенте духовной академии, о православном молодом человеке Иване Великопольском, размышляющем о спасительной сущности прихода Христа на землю. В рассказе упоминается церковная служба в Великий Четверг, на которой читается Двенадцать Евангелий. Для верующих в Предпасхальных службах происходит непосредственное переживание Страстей Господних. Совершается мистерия, которая связывает воедино прошлое – все то, что происходило во дворе первосвященника, в Гефсимании, и на Голгофе с тем, что происходит сейчас, здесь, всегда – в календарно возвращающуюся Страстную седьмицу. В этом и смысл и тайна рассказа «Студент», который может служить ключом ко всему чеховскому творчеству. И свою веру в человека писатель выразил так: «… правда и красота, направлявшие человеческую жизнь там, в саду и во дворе первосвященника, продолжались непрерывно до сего дня, и, по-видимому всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле».
А, П, Чехов. Ялта. 1901 год
Чехов не нарочито вводит в текст православные понятия, название праздников, таким образом, усиливая наше понимание психологического состояния героев, и в то же время, соединяя их и нас с духовными, мистическими церковными явлениями, и может быть, обуславливая этими явлениями те или иные переживания своих героев.
Например, именно в Прощенное Воскресение (последнее воскресение перед Великим постом, когда все верующие просят друг у друга прощение) Матвей из рассказа «Убийство», понял, что поучая брата Якова, он, таким образом, испытывает его терпение, и что гордыня их общая проблема. Что это? Бессознательная подготовка к будущему наказанию? Желание простить брата Якова за его будущее преступление? Как удивительно тонко Чехов проник в состояние одержимости Якова, убившего Матвея. В минуты предельной ненависти к брату, Якова мучила и душила нераскаянная совесть и жизнь казалась ему безумною, беспросветною, как у собаки: «… он все встряхивал головой, так как что-то давило ему голову и плечи, будто сидели на них бесы, и ему казалось, что это ходит не он, а какой-то зверь…».
В рассказе «Архиерей», Чехов, вместе со своим героем – преосвященным Петром опять запечатлел череду главенствующих служб, начиная с Всеношной под Вербное Воскресение и до Двенадцати Евангелий в Великий Четверг. В рассказе архиерей болен, и как бы предчувствуя разлуку со своей паствой особенно нежно, с радостью растворяется во всеобщей любви во время Богослужения, чувствуя присутствие Господа. И в тоже время, он огорчается, когда видит, что его горячо любимая мама, о которой он так тосковал, когда был в разлуке с ней, наполнена не только сердечной нежностью к нему, а еще и робостью перед его саном. И это причиняет ему жгучую боль, т.к. он осознает, что даже в верующих людях главенствует фарисейское предпочтение социальной значимости человека, а не любовь друг к другу.
В рассказе «Святой ночью», герой рассуждает о творчестве – о счастье написания акафистов.
В рассказе «Бабье царство» владелица завода с миллионным доходом, который достался ей по наследству после смерти отца и который тяготит ее, переживает православный праздник Рождество так: «…когда она встала, было уже совсем светло, и часы показывали половину десятого. За ночь навалило много нового снегу, деревья оделись в белое, и воздух был необыкновенно светел, прозрачен, и нежен, так что когда Анна Акимовна поглядела в окно, то ей, прежде всего, захотелось вздохнуть глубоко-глубоко. А когда она умывалась, остаток давнего детского чувства, — радость, что сегодня Рождество, вдруг шевельнулась в ее груди, и после этого стало легко, свободно и чисто на душе, как будто и душа умылась или окунулась в белый снег».
Так же, как Липа из повести «В овраге», Чехов прошел испытание своей веры. И его творчество можно расценивать как вымаливание грехов человечества, как подвиг молитвы, в котором не было ни фарисейства, ни гордыни, но очень ясное сознание того, что есть только одна «высшая нравственность. Только одна… Иисуса Христа».
А, П, Чехов. Фото Средина 1902 год
И как прекрасно последнее напутствие умирающего Чехова юной девушке в рассказе «Невеста»! В самом названии уже заложена психологическая глубина чистоты и цветения, предвосхищение прекрасной любви, в которой присутствуют и духовные глубины мистического православного потенциала Христовой невесты. И социальные глубины — желание совершить в жизни подвиг служения. И все эти устремления бурлят в душе Наденьки, которая мечется, надеется, мечтает, не понимая себя, окружающий мир, родной провинциальный город. Ох, каким обывательским и ничтожным он кажется ей, и как же ей хочется вырваться из него! И она уезжает из родного города, надеясь, что социальная перспектива даст ей успокоение. Но, Антон Павлович из глубины понимания жизни знает, что перспектива бывает только духовной. Однако он не подталкивает Наденьку к прозрению, не поучает ее, не декларирует ей истины, а только вкладывает в ее уста и сердце предвосхищение радости: «Прощай, милый Саша! – думала она, и впереди ей рисовалась жизнь новая, широкая, просторная, и эта жизнь, еще неясная, полная тайн, увлекала и манила ее. Она пошла к себе наверх укладываться, а на другой день утром простилась со своими, и, живая, веселая, покинула город – как полагала, навсегда». Этим словом «полагала» писатель определяет незавершенность мировоззрения героини, давая понять, что у Нади еще есть перспектива развития. Но состоится ли она в духовном Евангельском понимании жизни? Или Надя будет зависеть от положения в социуме?
В рассказе И.Шмелева «Приволье», дьякон говорит о Чехове:
«Святой он, не нам судить, а святой, чистый, вот что главное. Его надо каждому мальчишке давать читать, девчонке каждой … для душевного очищения, для благородства души».
Ещё по теме: Чехов и Сумы. Взгляд из сегодня