Феодосийское Рождество Александра Грина
Как отмечался один из главных христианских праздников жителем Феодосии и классиком мировой литературы Грином – в рассказе старейшего сотрудника гриновского музея Ларисы Ковтун. Великий романтик русской литературы Александр Грин – одна из наиболее известных и знаковых творческих личностей, а музей Грина - своеобразная «визитная карточка» нашего города.
Александр Степанович, прожил в Феодосии всего лишь несколько лет, но воистину ставших, как по числу созданных здесь произведений, так и по их выдающемуся «качеству», его настоящей «Болдинской осенью».
Естественно, кроме писательской деятельности, он еще и жил все это время как любой обычный человек, вынужденный окунуться в быт, справлял праздники. Одним из любимых праздников Грина было Рождество Христово.
О том, как отмечал этот Святой день феодосиец Александр Грин, рассказывает научный сотрудник и старейший работник феодосийского литературно-мемориального музея великого писателя Лариса Ковтун в своем повествовании «Рождество в доме Грина»:
«Александр Степанович Грин любил праздники. Любил делать подарки, устраивать сюрпризы, создавать хорошее настроение. И несмотря ни на какие-либо запреты, голод и безденежье, он всегда находил способы, как порадовать родных. Обязательно отмечались все семейные даты, а из традиционных больше всего любил Пасху и Новый год.
О том, как прошло в 1929 году Рождество в доме Грина на Галерейной, интересно описано в книге Юлии Первовой «Две судьбы. Александр и Нина Грин».
«К Рождеству выпал густой снег. Как всегда, у Александра Степановича в эти дни была забота – достать елку. Обычно он договаривался с проводниками московского поезда. В этом году милиция особенно бдительно следила за тем, чтобы церковные праздники не праздновались. Продажа елок происходила из-под полы и втридорога.
Небольшая пушистая сосенка, которую принес с вокзала Александр Степанович, согреваясь в комнатном тепле, расправила ветки. Грин вставил её в кадку, набив на ствол крест, и в комнате запахло Рождеством. Нина ходила вокруг, гладила ветки, нюхала их.
В годы расцвета нэповской торговли в магазинах появлялись елочные игрушки – картонаж, золотой и серебряный дождь, бонбоньерки, крытые цветным шелком, сверкающие стеклянные шары.
Но вот уже второй год – нигде, ничего. Продажа елочных игрушек, как и елок, была запрещена. Праздник отменили.
Шестого января – в сочельник – в квартире Гринов пахло немыслимыми запретными запахами – горели свечи на елке, из кухни тянуло ароматом постных пирогов с рыбой, с грибами, с гречневой кашей. Варились щи с кислой капустой. На столе уже стояли традиционные кутья и узвар. Наученная горьким опытом прежних лет, Ольга Алексеевна при первых признаках «экономических трудностей» сделала запасы.
Ждали первой звезды. Истомившийся Александр Степанович выходил на крыльцо, курил, смотрел на затянувшееся небо. Наконец, он позвал Ольгу Алексеевну из кухни наверх.
– Появилась звезда! – торжественно сообщил Грин.
– Вот хорошо! А у меня уже всё готово, – отозвалась теща, поднимаясь по ступенькам. Александр Степанович принял из ее рук блюдо с дымящимися пирогами.
– Покажите-ка звезду, – строго потребовала Ольга Алексеевна, – идемте на крыльцо.
– Не надо.
Ольга Алексеевна от души рассмеялась: «Ну и выдумщик вы, Александр Степанович»! На оконном стекле красовалась большая звезда, вырезанная из желтой бумаги».
По словам Нины Николаевны, в их доме всегда было весело и хохотливо. Они постоянно шутили, разыгрывали друг друга, а в городе их называли «мрачные Грины». Судили, конечно, по внешнему виду, не совсем понимая, что такое впечатление создается не из-за мрачности натуры, а от прирожденной деликатности и сдержанности. Журналист Эдгар Арнольди писал: «У меня осталось впечатление, что Грин никогда не смеялся. Он усмехался, улыбался, но смех был ему как-то не к лицу. При этом он обладал замечательным чувством юмора, любил и ценил остроумие, с удовольствием принимал хорошую шутку и сам любил иронически сострить».