Продюсер Дмитрий Гройсман: Особенности национального "чайфо"- заваривания

Продюсера Дмитрия Гройсмана в мире современной российской музыки знают все. Его главным успехом стала раскрутка групп "ЧайФ" и "Пилот", организация самого масштабного российского опен-эйра "Нашествие". Сейчас Дмитрий продюсирует новый проект "ГильZа". Чуть меньше Гройсмана знают как одного из первых менеджеров Гарика Сукачева и его "Бригады С", группы Сергея Галанина "Серьга" и администратора легендарной "Табакерки" Олега Табакова. Собственно, именно в далекие 1980-е и именно с театра однажды и началась история успеха одного продюсера. С Дмитрием Гройсманом беседует обозреватель m24.ru Алексей Певчев. Мы продолжаем публикацию материалов о самых интересных персоналиях российского шоу-бизнеса. – Давай немного вернемся к моменту твоего знакомства с "чайфами". Стоит и вспомнить фестиваль "Рок чистой воды" – один из самых необычных российских рок-фестивалей. Собственно, там закрепился ваш союз? – Дружба с "Чайфом" сложилась еще во времена моей работы с "Бригадой С" – как артисты они были для меня оптимальным вариантом. У них были не очень высокие гонрары, и почти все организаторы легко соглашались взять сразу "Бригаду С" и "Чайф". "Рок чистой воды" проходил на корабле и был организован хорошим человеком Костей Ханхалаевым. Он отлично разбирался в музыке и был очень успешным и обеспеченным бизнесменом. Костя с этим "Роком чистой воды" захотел сделать праздник для всех. Он взял корабль, собрал большое количество коллективов (в том числе иностранных), заселил по каютам, и мы двинули по Волге, играть концерты. По суше шли две фуры с аппаратурой. Мы играли в одном городе, а в другом уже монтировалась сцена для следующего выступления. Мы отыгрывали концерт и ехали в этот город, а сцена, на которой мы отыграли, ехала дальше. Сцены менялись в шахматном порядке. Притом это был беспрерывный праздник, пьянка и гулянка, все собирались в большом ресторане кают-компании. Там стоял рояль, все веселились, устраивали разные вечеринки. Да, все концерты в городах были бесплатными, и, надо отдать должное, ни одного выступления не сорвалось. Я помню, что там были Настя Полева с Егором Белкиным. Настя его держала в узде и, чтобы он не пил, закрывала в каюте. Поэтому он открывал иллюминатор, а мы рядом ставили столик и играли песни. Егор высовывался – ему наливали. Настя приходила, открывала двери и видела, что Егор снова хорош, хотя никуда не выходил. Там еще были прекрасные ребята из службы безопасности – Иннокентий Израилевич и Тоха, каскадеры из команды Саши Иншакова. Мы с ними сдружились. Я помню, рассвет наступает, мы сидим на носу этого корабля, и пить я больше не могу, жутко хочу спать, а они говорят: "Надо, Димас, выпить!"– "Все! Мы за все выпили, я больше, не могу". Они: "Как не можешь? Ты здоровый парень, давай по крайней". – "Не за что, мы за все уже выпили". В этот момент выходит Шахрин в шортах с транзистором, ставит какую-то музычку и начинает делать зарядку. Он: "О! За здоровье Шахрина!" Я это никогда не забуду, потому что это была первая моя пьянка за нового артиста. – "Чайф" интересовались твоей бывшей театральной тусовкой, были вхожи в нее? – Так как я очень близко общался с табакерцами, мы даже больше стали общаться с Серегой Шкаликовым после моего ухода из театра. Он тогда разошелся со своей женой Галей, тоже актрисой Театра-студии Табакова, и сошелся с Марией Слоним – журналисткой-международницей. Ее бабушка и дедушка покинули Россию после революции. Маша родилась в Лондоне, жила в Лондоне, работала в западной компании и зарабатывала в валюте. Сережа и Маша купили небольшой домик на Николиной горе и BMW – трешку-кабриолет, тогда казавшийся чем-то фантастическим. Однажды Шкала приехал ко мне во двор и орет как в детстве, когда все друг друга криками во двор вызывали: "Димка, выходи! Димка, выходи!" Со Шкалой было много фантастических историй. К сожалению, он умер почти 18 лет назад совсем молодым. Шкаликов был прекрасным актером, и ему, как и Толе Крупнову, не хватило шесть – восемь месяцев, чтобы стать суперизвестным. Когда он умер, у него незаконченными остались две или три работы в главных ролях, притом одна у Басова-младшего, где Сергей играл с Апексимовой . Я так понимаю, что они как-то досняли его до конца. Вот песня "Чайф" "Я рисую на окне глаз твоих косые стрелы…" – на его стихи, к ней Слава Двинин написал музыку. У Шкаликова еще было "Дело, в общем, не в тоске, я гуляю по Москве, я туда-сюда гуляю и судьбы своей не знаю", и заканчивалось: "Дело, в общем, не в зиме, тело –бряк – и на земле, и душа вдруг полетела, всех чертей опередив, и кому какое дело, что рифмуется несмело и шататься надоело, извивается мотив". Так же он и умер – внезапно. Группа "Чайф" посвятила ему песню. Мы ее снимали в Театре оперетты. Помнишь фильм "Белые ночи", где Барышников танцует под Высоцкого? Вот мне пришла идея клипа: группа "Чайф" играет в оркестровой яме, а солист Большого театра Дмитрий Белоголовцев танцует на сцене Театра оперетты. Получилось очень красиво. С Табакеркой "чайфов" связывал еще фантастический спектакль "Смертельный номер" Володи Машкова, который я лично смотрел 14 раз. Спектакль считался поставленным Театром-студией под руководством Олега Павловича Табакова, но шел на малой сцене МХАТа, тогда называвшемся МХАТ имени Горького. Играли там все актеры из Театра Табакова: Сережа Беляев, Андрюша Смоляков, Виталик Егоров, Сергей Угрюмов, а единственным приглашенным актером был Андрей Панин, никому тогда не известный. По сюжету пьесы один клоун разбивается во время репетиции на арене на части. И вот эти части между собой спорят: один толстый, другой черный, третий рыжий, четвертый белый. А на самом деле это один и тот же человек. Машков как режиссер мне фантастически нравится. Даже больше, чем как актер. Я фанат Машка как режиссера и готов пойти на любой его спектакль. Если скажут, что он поставил, я пойду точно. И если скажут, что он в главной роли, я тоже пойду с удовольствием, но туда я побегу, а сюда я пойду. На свой день рождения Машков очень просил, чтобы "Чайф" приехал. У него был приятель, который оплатил нам дорогу. Понятно, что без всяких гонораров и так далее.

У "Чайфа" на пластинке "Пусть все будет, как ты захочешь" есть "Песня рыб". В спектакле был один из номеров, когда актеры выбегают все вчетвером, как рыбки, и у них идет песня с припевом "Тю-тю-тю-тю". Вот когда я "Чайфов" привел первый раз на этот спектакль, а парни знали, что "Чайфы" в зале, они, чтобы дать понять, они их увидели, выбежали и вместо "Тю-тю-тю" кричали "Чайф-чайф-чайф". Вот этот момент обыгрывается в песне. Каждую весну мы приезжали с концертом в Москву. Тогда общага табакерцев переехала в один из старых дворов на Покровке. Там, кроме маленькой пристройки, где было четыре квартирки, все остальное занимал какой-то банк, а в выходные там вообще не было никакого движения. Мы играли концерты, но никому со стороны не приходило в голову, что если зайти в арку, то во дворе они увидят кучу знаменитых людей. Прямо около подъезда находилась водосточная труба, от которой одну часть отделили и приделали штуку в виде вытяжки. Под эту вытяжку был поставлен мангал, мы покупали какой-то жратвы, овощей и жарили шашлыки. Приезжали все – и Марина Зудина, и Машков, который рассказывал абсолютно уматные истории из актерской жизни , у меня что-то даже на видео снято. – А сейчас не припомнишь что-нибудь? – Ну, например, про общагу и про то, что они делали в студенческие годы, чтобы пожрать. Девчонки на общаговской кухне жарили котлеты, Машков и друзья запах учуяли и решили эти котлеты свистнуть. Кто-то пошел отвлекать девушек на кухне, которая располагалась меж двух коридоров. И вот кто-то заходит с одной стороны и говорит: "Слушай, ты не можешь помочь? Буквально на секунду". Девчонка говорит: "Я не могу, котлеты же жарю". Он говорит: "Да мне на минуточку!". Только она выходит – с другой стороны выбегает Машков с кем-то из студентов. "Я хватаю голыми руками сковородку и бросаю в полиэтиленовый пакет. Не замечая, что руки горят, а отпечатков на пальцах уже нет. Только мы добегаем до своей комнаты, сзади уже: "А-а, украли!" А котлеты раскаленные, пакет полиэтиленовый плавится и каждая котлетка вытягивается в свой пакетик. Поэтому ты ее ловишь и прямо с полиэтиленом в рот. И в тот момент вдруг врываются девки к нам, а у нас у всех на зубах полиэтилен, но котлеты уже все в желудке". Они такие: "Вы не знаете, украл котлеты?!" – "Нет! Наверное, монтировщики". И мы бежим, выбиваем дверь монтировщиков ногами: "Сволочи!" – "Нет, мы не крали!" – "Ах, не крал?! Давай сюда". И уже у них по шкафам проносимся, забираем хлеб, соль, консервы. Девки привели нас к себе и сказали: "Вы такие у нас защитники". Покормили нас и налили". Эти встречи долгое время были традицией, пока мы не стали старше, общага не разъехалась и туда не въехали молодые, с которыми мы уже и не так знакомы, не наше поколение. – Актеры следующих поколений тоже к "Чайф" оказались неравнодушны? – Конечно. Вот, например, Денис Никифоров, на сегодняшний день звезда отечественного кинематографа, известный по главной роли в фильме "Бой с тенью". Однажды, давным-давно, мне позвонил актер Сережа Беляев: "У нас есть студент Школы-студии МХАТ, он фанат "Чайфа" и очень просится на концерт. Пусти парня". Денег-то нет ни у кого. Я говорю: "Конечно, пускай приезжает". Приехал молодой человек Денис Никифоров, который впоследствии стал назвать меня дядей Димой, и мы подружились. Смешно, конечно, он уже взрослый, у самого двое детей, а все дядя Дима. Была у него мечта – спеть с группой "Чайф", а песни он все знал наизусть. "Бой с тенью" уже вышел, картина имела огромный коммерческий успех. У "Чайфа" был концерт в Горбушке, Денис приезжает, я вышел к служебному входу его встретить. Уселись с ним в бельэтаже. Я ему: "Чего ты запыхался?" – "Да у меня сегодня парашют не раскрылся". А он прыгает чуть ли не каждую неделю с парашютом. На тот момент у него было 180 или 280 прыжков: "У меня сегодня парашют не раскрылся, я на запаснике приземлился. В общем - заново родился". Я сижу и думаю: "Надо как-то парня успокаивать", – и говорю ему: "Ты помнишь, что ты хотел с "Чайфом" спеть?" – "Помню. А что, можно?" – "Я пока еще не знаю, но пошли". Мы с ним идем за кулисы, я захожу в гримерку и у Илюхи Спирина, директор группы "Чайф" который, надо отдать должное, со мной с 1992 года, спрашиваю: "Илюха, а чего у нас осталось по песням?" – "Сейчас идет эта, и вот все что осталось". Я ему: "Ну выбирай, какую ты знаешь наизусть?" – "А я все знаю". И я смотрю, что следующая песня "Ой-йо!". "Ну хочешь "Ой-йо!" спеть?" – "Очень хочу". – "Ну пошли". Мы выходим, Шахрин заканчивает песню, я выскакиваю и ему на ухо говорю: "Тут Кефир, у него сегодня парашют не раскрылся, очень хочет с тобой спеть "Ой-йо!". Объявишь его?" Он говорит: "Ну давай». И он объявляет: "Ну что, главный боец фильма "Бой с тенью" Денис Никифоров!" И Денис тут же накинул капюшон, как боксер, вышел на ринг, зал взорвался. Кстати, в "Дне радио", где играли "Чайфы", должен был играть я сам себя. Но съемки перенеслись, а я должен был лететь в Америку. Логистика моей поездки была выстроена и пригласили Сережку Беляева, моего друга из Табакерки, который сыграл эту маленькую эпизодическую роль. Если обратить внимание, то все "чайфы" обращаются к нему "Дима". А так как фильм делали в сжатых финансовых рамках, то из "Чайфа" там только Шахрин и Бегунов, остальные – двое стилистов. Когда мы были на премьере Сережка Беляев сидел рядом со мной, и я у него спросил: "Скажи, пожалуйста, у тебя когда-нибудь было, чтобы тебя кто-нибудь сыграл при жизни?" – "Не было". – "А у меня было! Более того, сыграл меня ты". – "Чайф" на тот момент, когда он тебе достался, был коллективом популярным, известным по магнитольбомам, выступлениям на рок-фестивалях, но все же принадлежащим ко второму эшелону русского рока. Как ты почувствовал, что их обаяние, которое не один Сукачев считал "провинциальным" распространится и на столицу и на всю страну? – Я могу сказать так: я точно знал, что мне это нравится и что я точно смогу сделать все, для того чтобы они стали известными. Я знал всех, кого надо и кто мог быть полезен. Сейчас все уже не так. Сегодня нет смысла ходить и общаться с всеми ведущими. Потому что все решают и разрешают/запрещают продюсеры, определяющие формат. То время, когда рулили мои одногодки и друзья, прошло. В той же "Программе "А" кто решал? Сережа Антипов, Гришка Шестаков. – Но первой вашей серьезной работой стал выпуск пластинки "Дети гор". Твое продюсирование затрагивало только организацию концертов или ты мог влиять на звучание альбома? Многие, услышав то, что сделал с "корневым" саундом Сергей Галанин, были, мягко говоря, удивлены. Тем не менее это до сих пор один из самых хитовых альбомов группы. – На "Филях" были переизданы почти все предыдущие альбомы – "Не беда" и "Давай вернемся". С "Детьми гор", которые выходили там же, случилась удивительная вещь. Мы получили этот альбом от "чайфов", и Сережа Галанин дорабатывал его в Москве. Через какое-то время мы приезжаем в Екатеринбург, и мы с Галаниным, гордые и довольные тем, как мы вкусно все сделали, привозим эту запись. Приехали Вовка и Вовка, мы им: "Нате, получите". Они забрали ее и уехали слушать. Когда они вернулись, выражение лица у них было такое, что я думал: ну все, сливай воду. Резюме было такое: "Ну это пи..ец, это вообще не мы, Дима. Одна песня – "У зимнего моря" еще ничего". Я очень напрягся и сказал, что все так и останется. Нужно отдать должное Вовке, он сказал: "Если ты считаешь, давай". Все встало на свои места, когда стали выходить восторженные рецензии на этот альбом, и в одной было сказано, что раньше "Чайф" можно было слушать только на концертах, а теперь можно еще и дома, дескать, наконец-то есть звук. Тогда Вовка согласился. Что "может быть, вам со стороны слышнее". И окончательно с этим звучанием смирился. Я думаю, что, если ты у Вовки спросишь, он подтвердит, что я никогда группу не подставлял и не заставлял музыкантов делать, то что для них было бы неприемлемо. Мы всегда умудрялись договариваться. Я тебе больше могу сказать: Шахрин – уникальный человек. У нас же нет ни одного коллектива, в котором все музыканты, все директора и техники вместе столько лет. У нас ушел только Антон Нифантьев по собственной воле. Более того, я и Шахрин уговаривали его остаться, но он считал, что "Чайф" – это уже устаревшая музыка, а он модный и все понимающий, хотел типа играть другую музыку. Более того, я ему говорил о том, что он может делать все что угодно в свободное время. При этом время у нас было. Мы никогда не "чесали", играли четыре-пять концертов в месяц. Уехал – приехал, пожалуйста, репетируй, занимайся, пиши другую музыку. Но в "Чайфе" все-таки еще и заработок был неплохой. Пришел Славка Двинин. Мне все кажется, что он недавно пришел, а уже 20 лет прошло. – При этом Шахрин и Бегунов, кажется, вообще лет с 15 лет знакомы. Как они умудряются друг другу не надоесть? – Были разные периоды, когда дружили, а когда и ругались. Шахрин же никогда не пил, не курил Он вообще для рок-музыканта очень нетипичный товарищ. Очень порядочный, ответственный, двое детей, сейчас он уже дед. Бегунов, тоже имея двоих детей, при этом любил выпить и позажигать. Я этого не застал, но по слухам знаю о том, что был период, когда Бегунов рисовал на Шахрина карикатуры и ночью, когда Шахрин спал, наклеивал на дверь его гостиницы свои творения. Шахрин просыпался (он же жаворонок) рано утром, выходил, делал зарядку и видел про себя всякое говно, написанное на двери. И никто никого не уволил и сам не свалил. Да, у нас все строится только на доверии. Например, возвращаясь к клипам. Приходил клипмейкер, я с ним придумывал сюжет, дорабатывал, а потом Вовке все рассказывал по телефону. Все эти процессы происходили спонтанно. Клип на песню "Рок-н-ролл этой ночи" вообще не думали снимать, но когда режиссер озвучил мне идею, стало ясно, что такой клип нужен! На "Детях гор" мы нашли спонсорские деньги, но их было ровно на один клип на песню "Не спеши ты нас хоронить". Ровно 200 тысяч рублей, в то время как попса снимала клипы уже за миллионы. Вот режиссер Деденев снял на камеру Betacam такую штуку. Когда я им сказал, на какую песню будет клип, "чайфы" встали на дыбы: "Нет, нафиг, мы рок-н-ролльная команда, давай снимать на тот же "Не дай мне повод". Но я-то понимал, что мне нужна именно баллада. Выбирать надо было из "Поплачь о нем" и "Не спеши". Но "Поплачь о нем" была почти пять минут, и я понимал, что это длинно, у меня радио ее не возьмет. В общем, я им сказал: "Нет, на другое денег не дам". Они сказали: "Ну ладно»", – и поехали сниматься. Но они меня всю жизнь стебут теперь, потому что куда потом бы "Чайф" ни приезжал, им говорили: "Мы думали, вы группа с гармошкой, а вы тут такого жару давали". Имеется в виду, что это я их сделал "группой с гармошкой". – Был ли у тебя момент, когда ты почувствовал, что "Чайф" четко вошел в шоу-бизнес, стал полновесной, востребованной единицей? – В тот момент, когда Алла Борисовна Пугачева обратила внимание на группу "Чайф" и "СерьГа". Вот здесь мне стало ясно, что моя работа видна не только поклонникам рок-н-ролла. Про Аллу Борисовну всегда говорили, что она нос по ветру держит. Недаром она и с Кузьминым работала, и в кочегарке у Цоя была, и с Бутусовым, и с Сукачевым общалась. Однажды мне позвонила администратор Лена и сказала, что Алла Борисовна хочет видать нас на "Рождественских встречах". Я, чтобы долго не объяснять, почему мы не можем выступать в фонограммном попсовом концерте, ничего не придумал, как спросить: "А кто хочет, чтобы они выступили? – "Алла Пугачева". – "Ну, вот пусть она и звонит", – сказал я. Через несколько дней с утра звонок: "Дима, здравствуйте, это Алла Пугачева". Я спросил: "Какая Алла Пугачева?" – и встал. Потом подумал: "Чего это я встал?" И лег обратно на диван. Это был день, когда выходила "Утренняя почта", а в ночь накануне я бурно отдыхал, а с утра краем глаза контролировал появление клипа "Чайфа" в эфире. Говорит: "Дмитрий, я бы хотела видеть ваших ребят". Я начал: "Алла Борисовна…" Тут надо понимать, что я разговаривал с человеком, который являлся кумиром моей мамы. Я с детства помню, как мама садилась перед телевизором на День милиции или на какие-то еще большие официальные праздники и, когда Пугачева появлялась, говорила: "Так, всем тише, Аллочка сейчас будет петь". Так что я со всем уважением и пиететом начал объяснять: "Алла Борисовна, вы поймите меня правильно, не сочтите за неуважение, но мы не можем выступать в вашем концерте". – "Почему?" – "Потому что ваши концерты проходят под фонограмму. Потому что артисты, которые являются вашим окружением, мягко скажем, не из тех, с кем нам бы хотелось вместе выступать". На тот момент это была серьезная конфронтация, два абсолютно разных лагеря. При этом я прекрасно дружил с кабаре-дуэтом "Академия", с семьей Буйновых, но это я, я – продюсер, и одно дело дружить, приятельствовать, а другое дело – профессиональная работа. Я начал пытаться отнекиваться, и диалог дальше был такой: – Дима, это будет абсолютно отдельная часть, отдельный блок. Боря Краснов делает декорации, вы будете абсолютно разведены. В поле привал, на котором звучат настоящие мужские песни. Я хочу, чтобы там был Саша Скляр, группа "Чайф", Сережа Галанин и "Любэ". Вы против нее ничего не имеете? – Да нет, мы вообще не против никого. Но вы понимаете, это разная музыка, разное восприятие, разная аудитория. Мы вряд ли будем вашей аудиторией, которая соберется в "Олимпийском". – Ничего ты не понимаешь. Давай я к тебе приеду и тебе все покажу. В эту секунду я подумал, что сейчас длинный лимузин Аллы Борисовны въедет во двор ко мне, у меня тут консьержки с ума сойдут. С этого момента я буду звездой подъезда, а лишнее внимание, особенно в 90-е, привлекать не особо хотелось. – А хочешь, ко мне приезжай. – Алла Борисовна, наверное, будет удобнее и правильнее, если я к вам приеду. – Отлично, все, когда тебе удобно? Завтра удобно? – Удобно. – Давай прямо с утра, в 11 утра приезжай. Она жила где-то рядом с Садовым кольцом, и в этом доме стоял официальный милицейский пост, где меня спросили, к кому я следую. Я поднялся, мне открыла дверь сама Алла Борисовна и по-простому спросила: "Завтракать будешь? Хочешь, яичницу тебе сделаю?" Все это было очень неожиданно. Упуская все мелкие подробности, мы сели за стол, и она мне показала эскизы Бори и рассказала, что это должен быть за привал и так далее. Тогда я включил последний аргумент: "Вы понимаете, мы не сможем петь под фонограмму, это просто против всех правил". – "Ну хорошо, играйте живьем". Там выступления были три дня подряд. В первый телевидение прикидывало свет и ракурсы, а во второй и в третий – съемки. Монтировалось, естественно, что лучше получается. И она говорит: "Понимаешь, вы сыграете один день быстрее. Другой медленнее. Если, например, здесь будет плохо по звуку, а здесь что-то хорошо, то мы не сможем смонтировать. А давайте, может, сделаем такой вариант: вы запишете свою собственную фонограмму, а петь будете живьем. И тогда будет размер один и тот же, и если что, то мы сможем смонтировать". Я говорю: "Алла Борисовна, сделаем так. Вам сложно отказать". Это правда, действительно непросто. Дело не в том, что она известная артистка, просто она из таких людей (как и Гарик, кстати), которые имеют сильный стержень внутри. Я сказал: "Вы знаете, у меня ребята будут проездом через три дня. Они прилетают из Екатеринбурга, потом у нас есть несколько часов в Москве, и они летят дальше. Я могу взять Шахрина и Бегунова и к вам подъехать. Убедите их – будем играть. Я вам даю слово, что не скажу, что я против, потому что если я против, то и обсуждения не будет. Но если их убедит это, значит, так тому и быть". Забегая вперед, скажу, что Бегунов мне после этих "Рождественских встреч" рассказывал, что его теща наконец за артиста восприняла, до этого считая самодеятельностью. Когда Алла Борисовна подошла, села, обняла Шахрина, положила руку на плечо и подпевала, в конце произнеся: "Эх, мужички мои, давайте!" – это произвело впечатление на старшее поколение. – И как вы себя чувствовали все три дня среди несколько чужой вам компании? – Было много забавных моментов. Спрашиваю Валеру Меладзе: "Ты не видел Пугачеву?" – "В гримерку пошла. А чего?" – "Да мне денег надо получить". – "Каких денег?" – «"Ну как? За "Чайфов", за "СерьГу". – "Не понял, ты что за "Встречи" еще и денег получаешь?" – "Да, а вы?" – "Ты чего, охренел?! Ну ты, Гройсман, даешь!" У меня были забиты еще концерты "Чайфа" в ночных клубах. Так как они прилетели на три дня съемок, я и решил подзаработать. Чтобы не просто на ТВ-съемку гонять, за которую не платили. Гонорара за участие не было, но оплачивали дорогу, гостиницу, суточные. Это все равно были деньги. Все остальные хотели попасть туда просто так, и никто не мог даже представить себе получить какую-то компенсацию. Я забил концерты, а выяснилось, что Алла Борисовна требует, чтобы после каждого съемочного дня был разбор полетов. В первый день, когда мы отыграли, "чайфы" говорят: "Что делать? Надо на концерт ехать". Я говорю: "Ну вы езжайте, а я буду здесь ходить туда-сюда, она решит, что и вы где-то рядом". Когда закончился концерт, все собрались в большой аудитории, я заглядываю, она: "Тебе чего, Дима?" – "Ну, сказали всем собраться". – "К вам нет претензий, можете идти". Я так выдохнул и сразу свалил. На второй день съемки мы свою часть отыграли, они тут же уехали. Я подошел на всякий случай: "К нам есть какие-то замечания?" Они: "Нет". Вроде опять проскочило. А на третий день, на последний, они снова уехали, я расслабленно сижу, концерт заканчивается, и я понимаю, что на кульминацию она вызовет всех на поклоны. И она произносит: "А вот это мои любимые мужички, группа "Чайф"!" Поворачивается и видит, что из-за кулис я делаю "упс". Она ловко перешла к другому артисту и все понеслось дальше, но я решил на разбор этого дня не оставаться. Спустя много лет, где-то на гастролях какой-то журналист решил "дать Отара Кушинашвили" и задал вопрос в лоб, в глаза: "Вопрос у меня к Владимиру Шахрину. Скажите, пожалуйста, а как вас угораздило согласиться на эти "Рождественские встречи"?" На что Вова сказал: "Я бы очень хотел посмотреть на вас, отказывающего Алле Пугачевой, когда бы она лично вам позвонила". А Бегунов добавил: "А я артистом в собственной семье стал, меня уважать стали". – Насколько ваши "волжские договоренности" работали на протяжении всех этих лет, правда ли, что тебе приходилось сталкиваться с "Чайфом" по довольно принципиальным вопросам? Насколько мне известно, песня "Аргентина – Ямайка" вообще могла остаться где-то в архивах групп, несмотря на стопроцентную хитовость и яркую историю написания? – История с "Аргентиной – Ямайкой" такова: у нас был заказчик, туристическое агентство, которое то ли не могло расплатиться с нами за концерт и предложило бартер – поездку на двоих в Париж на неделю. Либо так – либо никак. Разделить ее на всю группу было невозможно, но судьбоносная мысль в голове у меня мелькнула! Мы в те времена каждому участнику группы дарили что-то на день рождения, скидывались. А в этот раз я предложил: "Давайте не будем скидываться и ничего придумывать, а подарим эту поездку Вовке Шахрину с женой". Как раз в дни чемпионата мира по футболу Шахрин оказался в Париже. После этого он приехал и играл "Зимнюю акустику" в Екатеринбурге, а потом дал мне кассету послушать, чтобы я насладился звуком этого фестиваля. Я поставил ее себе в машине и дошел до "Аргентины – Ямайки". На "Зимней акустике" всегда звучали песни, те, что Шахрин мог вытащить из загашников. То, что не играется на больших концертах. Большие электрические – это для того чтобы попрыгать, попеть всем вместе, а вот "Акустика" – это когда сидячий зал, и люди могут послушать такие песни камерные. Это сейчас все переместилось в "Крокус сити холл" на шесть тысяч народу. В общем, я, услышав песню "Аргентина – Ямайка", подумал, что это очередная находка, из тех, что я раньше не слышал. Спрашиваю: "Слушай, это что за "Аргентина – Ямайка"?". – "Да новая песня-шутка", – и он рассказал мне историю о том, как они с женой гуляли по Парижу, а на больших экранах транслировался этот матч Аргентина – Ямайка. Шахрин услышал, что болельщики-ямайцы пели такой грустный регги. Эта музыка интересна тем, что по ритму это абсолютно танцевальная штука, по тексту - почти всегда плач и грусть. И вот он говорит, стоят ямайцы с косяками, втягивают, у них слезы текут, играют кто на чем этот регги, а рядом недалеко тусуются очень веселые, радостные болельщики Аргентины с флагами и так далее. И он говорит: "Я вижу, как один подбежал к ним и стал перед ними танцевать и отбежал. Вроде не получил в репу. Уже двое прибежали, их все больше. Они так дразнили на самом деле. И у меня родилась эта фраза: "Зачем ты танцуешь под мои барабаны…". И эта "Какая боль, какая боль – Аргентина – Ямайка, 5:0". Она у меня в башке крутилась, я пришел, записал ее тогда и просто сыграл в регги". Я говорю: "Надо вставить в новый альбом". – "Да нет, ты что, она в "Шекогали" по концепции не подходит". Я тему решил пока оставить. Показал песню Козыреву, он со мной согласился, говорит: "Блин, это стопроцентный хитяра". Я ему: "У нас сегодня будет концерт, поехали, зайдешь, и я специально попрошу Шахрина, чтобы он ее сыграл. Ты послушай, и если тебе действительно понравится живьем, то ты Шахрину скажи, а то он упирается". Спрашиваю Вовку: "А "Агентина – Ямайка" будет?" Вовян говорит: "Вообще мы не предполагали". – "Давай сыграем, я хочу Козыреву показать". – "Ну ладно, давай". В общем, после концерта Козырев зашел в гримерку и сказал: "Блин, пацаны, отличный концерт! А песня "Аргентина – Ямайка" вообще суперхит, надо ее записывать и ставить на радио!" – Альбом с таким хитом по идее должен стать золотым, а записавшие его, как минимум – забронзоветь, во всех смыслах слова. – Ты прав, но это случилось в 1998 году, когда случился кризис и все гонорары рухнули. Удачей было то, что кто-то вообще выпустит твою пластинку, а риски никто на себя брать не хотел. К счастью, "Наше радио", выпускающая компания Real Records и Первый канал были единой медиа группой. Было много возможностей крутить песню на Первом канале и в эфире. Один из руководителей "Нашего радио" Владимир Воронов к "чайфам" всегда с уважением относился. Я к нему: "Вот пластинку собираемся выпускать". – "Где?" – "Я еще не знаю". – "Как не знаешь? На "Реале" надо выпускать, у нас". – "У вас там гонорары как-то не очень" – "Мы поговорим, сделаем предложение". Я до сих пор помню, что мне сделали предложение в 10 тысяч долларов, это было, скажем так, мало, но это были деньги. Я встретился тогда с главой Real Records Аленой Михайловой, и она сказала: "Димас, понятно, что руководство хочет и готово, но финансово отвечать мне. Я дам 10 тысяч за альбом, но клип на главную песню ты должен снять сам". – "На какую?" – "Я не знаю, я альбом не слушала". Я тогда смекнул, позвонил Шахрину и сказал, что Real Records готово заплатить нам 10 тысяч, но они просят, чтобы "Аргентина – Ямайка" вошла в альбом. Шахрин сказал: "Ладно!" Вообще, под главную песню для этого альбома под названием "Шекогали" мы планировали песню "Время не ждет", но она туда не вошла. – Говорят, что "Время не ждет" мало того, что не имеет ни малейшего отношения к одноименному произведению Джека Лондона, но и в начале имела совсем другое звучание? – Насчет Джека Лондона надо спросить у Шахрина. Я вообще никогда не спрашивал, почему он написал ту или иную песню. Когда ее аранжировали, эта песня была в фанке сделана, и она потеряла весь свой напор и просто перестала быть хитом. Спор у нас начался, когда мы выходили с Вовой из клуба "Маяк" ночью. Мы уже такси заказали, но заспорили так, что такси пришлось отпустить, так как, мы не могли разойтись и часа два простояли на улице. Вовка был на меня прямо злой! Он считал, что я лезу не в свое дело, а я пытался доказать, что я ни в коей мере не диктую. В конце концов мы разошлись и на следующий день мы поехали к Мишке Козыреву на радио. И Вова втихую от меня Мише дал послушать этот трек, чтобы призвать его себе в союзники. Он вручил запись в какой-то момент, чтобы меня не было. Мишка послушал и сказал: "Да нет, клево все сделано, только назови мне русский хит в фанке". Вова задумался и вдруг понял, что русских хитов в фанке вроде как и нет. И это его убедило. Когда я аргументировал, что "Аргентину – Ямайку" нужно вставить в альбом по указанию лейбла, я, как ты помнишь, слукавил. Володя говорит: "Ну давай тогда "Время не ждет" уберем, а вставим "Аргентину – Ямайку", а с "Временем" подумаем". И я считаю, что мы все угадали. На следующий год "Время не ждет" отлично выстрелило! Мне оставалось сделать клип на "Аргентину – Ямайку" и сделать это нужно будет почти без денег. Как только я получил добро от Шахрина, я приехал к Алене Михайловой и сказал: "Я знаю, как снять клип, но мне нужно от тебя получить запись футбольного матча Аргентина – Ямайка без логотипов канала". Иначе его никуда больше не возьмут. Она достала мне этот матч, я взял съемки с двух концертов: один с "Горбушки" и один с "Максидрома". Более того, на "Максидроме", зная, что его будут снимать, я договорился, чтобы в "Олимпийским" во время песни на табло появилась надпись на русском языке "Аргентина – Ямайка: 5:0", а Бегунова я попросил, чтобы он в конце сделал вид, что он бьет по мячу. Далее – фантастический монтажер Дима Воробьев на Шаболовке смонтировал мне все это за две ночи. Все вместе мне обошлось в 1,5 тысячи долларов. Поэтому чистыми за альбом мы получили на руки 8,5 тысячи. В общем, как ни странно, этот самый дешевый клип выстрелил. – Что касается ваших договоренностей. Насколько далеко простиралось твое право вето и не приходилось ли тебе выслушивать: "Дима, ты не говори нам, как играть, мы же не говорим тебе, как продавать"? – Мы договорились, что за мной право выбирать песню, которую мы будем раскручивать, но я не лезу в творчество. Когда мы встретились, это была начинающая группа, но уже со своими песнями и имиджем, который менялся естественным образом. Я не говорил, как играть, но где играть и в чем участвовать – мы всегда обсуждали и обсуждаем до сих пор. Я тебе могу сказать, что на сегодняшний день я не вписываю Шахрина ни в какие ток-шоу, потому что, в какой-то момент он меня попросил: "Дима, мне кажется, что мы уже на таком уровне, что можно я на телевидении буду появляться только как музыкант?" А все началось с того, что когда-то давно Саша Любимов предложил отправить Вову на шоу "Последний герой". Я позвонил, и Вовка говорит: "Ну почему я?! Мне скоро 50 будет, я хочу спать в теплой постели, а не карабкаться и жить среди пауков". Это совершенно нормально. Кто-то хочет пробовать что-то подобное, потому что ему интересно. Кто-то – чтобы не забыли или напомнить о себе, но у нас – тьфу-тьфу-тьфу – все хорошо, и Шахрин может себе позволить чувствовать себя хорошим музыкантом, а не плохим танцором. – Если не брать признание сильных поп-мира, а говорить о признании группы вашей аудиторией, то это, вероятно, первый "Олимпийский"? – Это был 2000 год, и я собирался делать юбилейные концерты в "Горбушке" два дня подряд. Леня Ланде сказал мне: "Давай сделаем в "Олимпийском", но я колебался, уверенности не было. То есть изнутри ни я, ни Шахрин не ощущали того, что группа- реально мегазвезды, хотя "Аргентина – Ямайка" неслась из всех окон и это был наш звездный час. В те времена концерты делали быстро. Наш был назначен на 19 февраля, так что, готовить мы его начали в декабре. Я позвонил Шахрину: "Мы решили сделать в "Олимпийском" концерт, поэтому нам нужна от тебя суперпрограмма всех хитов и так далее. Я сейчас поеду на Первый канал, буду договариваться, чтобы они снимали". На следующий день вдруг мне в десять часов вечера по Москве звонит Вова, и я понимаю: что-то случилось. Потому что Вовка в десять-одиннадцать вчера, когда нет никаких гастролей и к тому же будний день, уже спит. "Слушай, Димас, я думаю – думаю, меня мучает, давай лучше две "Горбушки", чем один "Олимпийский" – полупустой же будет". – "Вова, у нас уже нет пути назад, я дал добро, уже заплатили аренду, все афиши пошли в печать". И тогда он произносит фразу: "Ну будем надеяться, Дима, что ты точно понимаешь, что ты делаешь". – "Да, точно". А потом у нас была череда всяких промо-мероприятий, они приезжали, давали интервью, мы ходили там-сям. Конечно, "Наше радио" беспрецедентно вываливало рекламы. Оставалось дней, наверное, девять до концерта, приехали Шахрин и Бегунов специально на пресс-день, мы сели в микроавтобус, и звонит Леня: "Слушай, у нас закончились билеты". Видно, трубка громко говорила. "Следующий день в "Олимпийском" тоже свободен. Может, второй зарядим? У нас осталось 1400 билетов неудобных, но мы можем их в продажу выкинуть". Видно, было так громко по динамику, что Шахрин сказал: "Лучше пусть продает эти 1400, пожалуйста! Я и так не живу, не ем, не пью, пусть будет уже перебиток". Я сказал: "Мы тут посовещались и решили: "лучше неудобки 1400 продавай". Вова в этот момент выдохнул, ему сразу стало хорошо. Все оформление проходило под лозунгом главного хита "Аргентина – Ямайка". Это было настолько сильно, что на следующий год мне тут же предложили "Олимпийский", и концерт уже назывался "Время не ждет" под выпуск нового альбома. И в 2001 году мы сделали второй "Олимпийский". На следующий день я забирал машину, так как накануне мы выпивали и я оставил ее на парковке у спорткомплекса. Я приехал на такси, вижу: стоит Шахрин и смотрит на круглое здание. Тишина. Я к нему подхожу и говорю: "Чего смотришь?" – "Думаю, неужели мы вот эту хрень собрали?" – "Да, мы ее собрали". Ну, мы сели в машину и поехали..

(Окончание следует)