Она появилась на свет в 1888 году в Тифлисе, который любила до конца своей жизни. Однако Саломее Андроникашвили суждено было стать звездой совсем другого города. Дочери кахетинского князя Нико Захарьевича Андроникашвили было 18 лет, когда она вместе с кузиной Тинатин Джорджадзе отправилась в Петербург поступать на Бестужевские курсы.
Квартира, в которой жили сёстры в Северной столице, очень скоро превратилась в литературный салон, где любили бывать лучшие представители творческой интеллигенции: поэты и писатели, художники и актёры.
Знакомство с Зиновием Пешковым, родным братом Якова Свердлова и приёмным сыном Максима Горького, вполне могло бы закончиться браком, однако родители девушки сочли бедного юношу совершенно неподходящей партией для дочери. Саломея особенно противиться не стала и по благословению отца и матери вышла замуж за вдовца Павла Семёновича Андреева, крупного торговца чаем и табаком, который был старше невесты на 18 лет.
К сожалению, супруг Саломеи Андрониковой был не только богат, но ещё и слишком любвеобилен. Предметом его мужских притязаний становились едва ли не все девушки, попавшие в поле его зрения. Не стала исключением даже младшая сестра жены Мария. Саломея не собиралась долго мириться с таким положением вещей. В 1911 году на свет появилась дочь супругов Ирина, в 1915 Саломея и Павел Семёнович уже не жили вместе, а развод, благодаря которому Андроникова получила квартиру и приличную сумму отступных, они оформили несколько позже.
Княжна Андроникова по-прежнему оставалась хозяйкой литературного салона. Она не писала музыку, не имела никакого отношения к театру или литературе, однако была той, кого называли музой и вдохновительницей.
Художники почитали за честь написать портрет несравненной Саломеи, а работы кисти Зинаиды Серебряковой, Василия Шухаева, Савелия Сорина, Кузьмы Петрова-Водкина и других портретистов стали настоящими шедеврами. Благодаря Осипу Мандельштаму она получила трогательное поэтическое прозвище Соломинка и стихотворение с таким же названием, ей посвящённое.
Лето 1917 года стало последним в её петербургской жизни. Выезжая вместе с дочерью и своим тогдашним другом поэтом Сергеем Рафаиловичем на дачу в Алушту, Саломея даже предположить не могла, что домой она больше не вернётся. В Крыму Андроникова прекрасно проводила время в привычном кругу: рядом отдыхали поэты, в том числе и Осип Мандельштам. Атмосфера по вечерам, когда все собирались вместе, была сродни той, что царила в литературном салоне Саломеи в Петербурге.
В Алуште она получила письмо от адвоката и пылко влюблённого в неё Александра Гальперна. В послании Гальперн не только сообщал Саломее об отречении Николая II от престола, но и настоятельно рекомендовал оставить мысли о возвращении в Петроград, а отправляться к родителям в Тифлис. Гальперн очень надеялся, что в Тифлисе блистательная Саломея ответит, наконец на его чувства и согласится выйти за него замуж.
Но в то же время в Грузии оказался и Зиновий Пешков, который был послом Франции в получившей независимость после революции Грузии. Забытые чувства вспыхнули с новой силой. Когда же в 1920 году стало понятно, что в Грузию вскоре войдёт Красная армия, Пешков предложил Саломее Андрониковой поехать с ним в Париж, к примеру, за новой шляпкой.
И муза Серебряного века почти без сомнений дала своё согласие, несмотря на отсутствие с собой даже документов. Когда Саломею отказывались пускать на борт французского корабля без удостоверения личности, Пешков с оружием в руках доказал её право на поездку во Францию. Дочь Андрониковой Ирина осталась тогда в Грузии.
Соглашаясь с предложением Пешкова, Саломея совершенно на дала себе труда задуматься о последствиях. Она поселилась в Париже на Елисейских полях, а спустя год, в 1921-м, приятельница Саломеи привезла в Париж Ирину. К этому времени её гражданский брак с Зиновием Пешковым распался, однако навсегда сохранились дружеские с ним отношения. Вскоре она вышла замуж за давнего своего поклонника Александра Гальперна.
Знакомство Марины Цветаевой с Саломеей сыграло поистине судьбоносную роль в жизни поэтессы. Княжна в то время работала в журнале и получала довольно приличную зарплату. Увидев, в каком бедственном положении находится русская поэтесса, Андроникова-Гальперн стала платить Цветаевой содержание, составлявшее, по разным сведениям, от 200 до 4000 франков каждый месяц, это помимо посылаемой поэтессе одежде и обуви. Андроникова и Цветаева постоянно переписывались, многие их письма сохранились. Обе женщины не скрывали своих тёплых чувств друг к другу, а Цветаева не уставала благодарить Саломею за то, что та не дала ей погибнуть в нищете и забвении.
Саломея вместе с внуком накануне Второй мировой войны присоединились к Гальперну, трудившемуся в Нью-Йорке. В 1945 супруги переехали в Лондон, куда получил назначение муж Саломеи. В столице Великобритании княжна оставалась верна себе: с удовольствием устраивала приёмы и принимала гостей. У неё бывали представители аристократии и известные актёры. И даже если никого в гости княжна не ждала, она никогда не позволяла себе выйти к ужину в домашнем платье: исключительно вечерний наряд и макияж.
Аристократка потрясающе готовила и даже написала поваренную книгу. Тогда-то и сказала о себе женщина, которую за границей называли исключительно музой Серебряного века, свою известную фразу о том, что она сама себя считала музой, а оказалось, что она простая кухарка. К сожалению, к концу жизни у неё не осталось ни единого экземпляра собственной книги: все раздарила, а последнюю дала кому-то почитать.
Княжна отказывалась от любых предложений посетить Россию, объясняя это тем, что её сердце тут же разорвётся от счастья. И с горечью говорила о том, что совершила одну непростительную ошибку в своей жизни: оставила Грузию в трудное для неё время. Она отчаянно тосковала о родине до конца своих дней.
Даже когда Саломея Андроникова практически лишилась слуха и зрения, она продолжала оставаться женщиной. Гордилась тем, что в 90 лет ей никто не даёт больше семидесяти и искренне верила, что отпразднует ещё свой столетний юбилей. Но Саломея Андроникова-Гальперн не дожила до столетия неполных семь лет. 8 мая 1982 года ушла легенда и последняя блистательная женщина Серебряного века.
