«Спецслужбам просто надоело за нами гоняться»

— Почему рок-н-ролл 40 лет назад изменил страну и может ли искусство сейчас изменить ее?

— Ни фига никакой рок-н-ролл страну не изменил. Рок-музыка оказалась наиболее актуальным искусством, отражавшим те изменения, которые в стране уже происходили. Иначе надо согласиться с тем, что ЦРУ писала песни Цою, и вообще — что мы подорвали великую империю.

Что такое рок-музыка? Это разновидность народного искусства, городской фольклор. Все лучшее в мировой и русской рок-музыке создано людьми без специального музыкального образования. Это как дедушка с балалайкой на завалинке.

— Почему же сейчас городской фольклор воплощается в попсе и шансоне?

— Ну, попсу и тогда никто никуда не девал. Просто был всплеск рока в восьмидесятых. Развитие музыкального жанра, которое до этого шло само по себе, совпало с развитием государства. Потом пути разошлись, и почти всех смыло. Но наиболее яркие явления, такие как «Кино», «ДДТ», «Аквариум» и некоторые другие, в силу таланта и исторической ситуации оказались наверху.

— Но даже нынешние дети знают те песни, все осталось в коллективном сознании.

— У кого-то осталось, у кого-то нет. Я эту историю видел с самого начала. Рок-клуб — это 10 лет, с 1981-го по 1991-й. До этого уже 15 лет все развивалось. Причем мы сильно не отставали от мировых процессов. Всемирная битломания сюда проникла, жизнь во второй половине 60-х кипела. Все открыто, профессора пьют пиво со студентами. Рок появился как революционное явление: смотри, круто, электрогитары какие-то! К этому вначале относились довольно нейтрально. Какая-то «техника молодежи»: чего-то паяют, играют… По-английски поют? А это музыка протеста против войны во Вьетнаме. А, ну тогда ладно, можно. Как раз появление русскоязычных групп стало вызывать напряжение. Все виды светского искусства к нам пришли извне, так же как виды спорта олимпийские. У нас страна такая: мы ни хрена сами не придумываем, но перевариваем и выдаем продукт мирового значения. С рок-музыкой, правда, мирового не получилось, потому что есть специфика содержательная.

и создали очень яркий необычный продукт, но важный только для нашей страны.

— Все дело в нашей литературоцентричности?

— Абсолютно. Поэзию перевести адекватно невозможно. Александр Сергеевич Пушкин в мире тоже особо никому не нужен, он велик для нас. Вот и с русской рок-музыкой так.

— По-русски рок первым запел как раз ваш «Санкт-Петербург»…

— Не совсем так. Все обычно пели английские песни, а потом одну-две на русском языке. «Петербург» интересен тем, что он не просто пел по-русски, а добился в этом успеха. Первая половина 70-х — это абсолютный успех группы. Но щеки надувать не надо. Что такое талант? Это антенна. Хорошая считывает то, что уже где-то есть. А есть гениальная. Пушкин выпил чаю с утра, сел и написал «Евгения Онегина». А у кого-то это называется вдохновением, когда вдруг пошло, пошло, пошло откуда-то. Ты являешься просто приемником. Такой антенной был «Санкт-Петербург».

— Можно ли было сесть за подпольное выступление или только исключили бы из комсомола, института?

— Сам факт не нравился: мы вам советских композиторов, мы вам ансамбли в красивых костюмах, а вы? Любое государство как аппарат насилия не любит народных проявлений, потому что это проявления свободы. Сидим на завалинке, играем что хотим, напьемся, потом бегаем за девушками. А где контроль? Но за пение песен преследовать было невозможно. А вот за коммерцию могли прихватить — и прихватывали.

— И уголовные дела возбуждали?

— Был гениальный организатор и авантюрист Артемьев, который в 1971 году создал некую поп-федерацию, выдавая себя за комсомольского работника. Он пообещал музыкантам легализацию. Все музыканты хотят двух вещей: аплодисментов и гонораров. Никакой советской власти или Путина они не хотят свергать. Им просто не нравится, когда что-то мешает двигаться в сторону аплодисментов и гонораров. И вот предтеча рок-клуба Артемьев проводил ночные концерты под видом съемок на «Ленфильме» художественных фильмов о бунтующей западной молодежи. Гениально: звонил в райком комсомола и просил помочь в их организации. И место для концерта уже сам комсомол подбирал — школу какую-нибудь. Никто ни разу не перезвонил на «Ленфильм» и не проверил. Зрители приходили, по три рубля сдавали. Поляки приезжали на совместный концерт, отличные музыканты — группа «Скальды». Благодаря полякам, кстати, мы поверили, что можно по-русски сочинять. До этого все думали, что рок-музыке нужна английская короткая фраза.

Артемьева потом слегка посадили. Взяли за концерты, но так как билетов он не продавал, а деньги считались частными пожертвованиями, посадили не за это, а за подделку документов.

Так что рок-клуб не на ровном месте возник. Его появление подвело черту под предыдущим периодом, который в значительной степени был даже ярче. Просто спецслужбам надоело за нами гоняться, нужно было одно место, чтобы за всеми смотреть.

— Насколько внимательно присматривали?

— Вся наша администрация потом отнекивалась, говорили: нет, мы их обманывали. Но я думаю, что контактировали еще как. Но есть другое: наша музыка поменяла и госбезопасность.

— Ее сотрудники наслушались рок-н-ролла?

— Они ведь тоже были студентами. Я просто брал интервью у одного человека, мы делали фильм для канала «Россия», но его почему-то не показали. И тот человек говорил в кадре: «Мы, молодые сотрудники госбезопасности, не хотели душить музыку, которую сами любили». Это не было секретом: администрация давала билеты, они девушек приводили, для них было престижно сходить на концерт в рок-клуб.

— Насколько серьезно цензурировали тексты песен?

— Я ведь старше остальных на 10 лет, я жизнь прожил реально в андеграунде. Ничего мы не согласовывали, когда хотели играть. Так и здесь. Да, была литовка, тексты наши читала Нина Барановская из Дома народного творчества, ставила печать. Это давало некую иллюзию легальности. Но были и подпольные концерты — так, Майк Науменко играл акустику в Москве.

— Был специальный человек, который мог прийти послушать и сказать, что исполненное не соответствует литовке?

— А как? Аппаратура же была отвратительная, слов не разберешь. Да и на что бы они записывали? Когда говорят, что сильно душили рок, это не очень верно. Но не любили сильно.

В содержании песен ничего антисоветского не было, было в самой форме: какие-то волосатые не советские люди.

— Но ведь запрещалось выступать в наказание за несогласованные гастроли?

— «Аквариум» сыграл где-то не там, и совет рок-клуба им на полгода запретил играть.

— То есть свои же запретили?

— А так всегда бывает. Это противоречие между трудящимися и бюрократией. Это были бюрократы, но они стали промежуточным звеном между властью и музыкантами и чаще старались договориться и не навредить.

— Рок-клуб кончился вместе со страной?

— Он кончился, когда случилась свобода и рухнула цензура. Я помню прекрасно начало кооперативного движения:

Весной 1991 года в «Ленэкспо» прошла огромная выставка «Реалии русского рока» к 10-летию рок-клуба, это был готовый музей несказанной красоты, но все растащили. Ничего не осталось. А через несколько месяцев рухнул Советский Союз, и выяснилось, что рая на земле нет, что при Союзе — один ад, а при капитализме — другой.

— Было несколько попыток реанимировать рок-клуб. Почему ничего не вышло?

— Можно реанимировать Бородинское сражение? Это не реанимация, а реконструкция. Довольно бездарные были попытки. Приезжала некая молодежь из провинции, не шибко способная, один из Челябинска, другой из Донецка, потом еще штуки три. Но это было бессмысленно. Можно реконструировать и взятие Зимнего пьяными матросами, а зачем? Эта история закончилась.

— Музей для вас — ее продолжение?

— Я так свои преклонные годы делаю более интересными. Россию спасать не нужно, нужно заниматься собой. За счет этой деятельности я получаю максимальное удовольствие от жизни. Я закончил истфак университета и всю жизнь хотел быть историком — вот на старости лет стал молодым специалистом. Надо заниматься не памятниками, не реконструкциями, а музеями, потому что если вещь не оказалась в музее, она оказалась на свалке.

ПРОДОЛЖЕНИЕ