Владимир Каграманян: борьба за перспективу
"Вот наши разработчики предлагают принять критерии для инновационных реакторов, которые максимально затруднят доступ к ним. Как вы на это смотрите?". "Да какая разница! Что бы конструктора ни сделали, мы всё в состоянии проконтролировать". "Но послущайте, будущие реакторы можно спроектировать так, что не только злоумыщленники, но и вы к нему не подойдёте!".По итогам разговора, американцы из департамента гарантий согласились с тем, что недооценивать упорство конструкторов нельзя, и абсолютно защищённый от злоумышленников реактор может стать и абсолютно непроверяемым. Договорились провести по этой теме несколько совместных совещаний с представителями не только ИНПРО, но и GIF , с тем чтобы выработать взаимосогласованные, понятные для инженеров и приемлемые для политиков требования в области нераспространения. Проблема отходов Мы в ИНПРО понимали, что с помощью форума GIF Америка стремится управлять технологической стороной дела. Мы могли противопоставить этому только идеологические вещи и поэтому активно работали над поиском решения блокирующих развитие атомной энергетики проблем не только в технологической сфере, но и в институциональной области . Про нераспространение я сказал, теперь немного о проблеме ядерных отходов, куда включают ОЯТ и РАО. Нередко слышу, как об этой проблеме отзываются с пренебрежением - мол, что тут серьёзного, общие объёмы ОЯТ невелики в физическом выражении и их можно разместить на нескольких стадионах. Но не надо сравнивать Российскую Федерацию с нашими необъятными просторами и какую-нибудь густонаселённую страну, где вся жизнь людей проходит в "человейниках"! Попробуйте уговорить население такой страны выделить под хранение ОЯТ пресловутые несколько стадионов. Не выйдет. Наша российская позиция была классической. ОЯТ - это не часть отходов, а сырьё для нового топлива в рамках замкнутого ядерного топливного цикла, в котором есть быстрые реакторы. Как вскоре выяснилось, многие из стран, всерьёз заинтересованных в развитии атомной энергетики, во многом разделяют нашу позицию. Приятно удивила Индия. В начале века эта страна всё ещё оставалась изгоем, против неё действовали ограничения Группы ядерных поставщиков, и мало кто знал, что хотят индийцы. Оказалось, что в Индии со времён Хоми Баба, основателя индийской ядерной программы, принят трёхстадийный план развития с тяжеловодными реакторами на природном уране на первом этапе, быстрыми реакторами на уран- плутониевом топливе и ториевыми экранами на втором этапе и, наконец, реакторами на уране-233 на заключительном этапе. Причём быстрые реакторы второго этапа - это именно быстрые натриевые реакторы! Индия в МАГАТЭ стала одним из самых ярых сторонников ИНПРО. Впервые за многие годы атомное агентство задумалось о перспективах атомной энергетики. Индийцам это очень импонировало, потому что сами они, будучи под ограничениями (фактически, санкциями) задумались о перспективах намного раньше. К необходимости замыкания ЯТЦ с быстрыми натриевыми реакторами склонялись специалисты, присланные работать в проекте ИНПРО из Китая, Франции, Японии, других стран. Южная Корея, полностью зависевшая в атомной сфере от США, и та не возражала. Понимание, что проблему ОЯТ тепловых реакторов кардинально можно решить только через синергетическую связку ЗЯТЦ/БН постепенно появлялось, но не хватало главного. В начале века ни одна страна всё ещё не решалась объявить о практических планах по строительству быстрых натриевых реакторов. Северокорейский вопрос Моя работа в МАГАТЭ подходила к концу, я провёл в агентстве почти восемь лет. Сменился российский замгендира, на место Виктора Мурогова пришёл Юрий Соколов. Он сподвигнул меня принять участие в мероприятии, на котором можно было попробовать найти общий язык с политиками. Сразу скажу, что каких-то конкретных результатов я тогда не добился. Но историю об этом полезно послушать, чтобы лучше представлять себе, что такое МАГАТЭ. Проблема, занимавшая умы околоядерных политиков, касалась КНДР. Как известно, Северная Корея, будучи подписантом договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), в один прекрасный или не очень день объявила форс-мажор и воспользовалась статьёй X договора, дающей странам право на выход из него. В результате получилось, что МАГАТЭ и весь мировой режим нераспространения сели в большую лужу. Пример КНДР показал, что любая страна может на законных основаниях при помощи МАГАТЭ получить ядерные технологии для мирного использования, после чего объявить о выходе из ДНЯО и переориентировать полученное на военные рельсы. Нужно было придумать механизм, который предотвращал бы повторение примера КНДР. Для обсуждения этого вопроса была сформирована рабочая группа по многосторонним подходам к ЯТЦ, в которую меня и отправил Юрий Соколов. Я знал о некоторых идеях, выдвигавшихся в обсуждениях. Например, запретить неядерным странам разрабатывать те или иные технологии. Или обязать вести разработки в составе межнациональных объединений (чтобы их участники сами следили друг за другом). Или просто гарантировать, что любая страна может в любой момент купить на рынке то, что ей требуется (реакторы, топливо и так далее). Первое же заседание рабочей группы - политическое заседание с участием технических экспертов! - стало для меня открытием. Я впервые участвовал в политическом мероприятии, на котором говорили откровенно. И все наши предварительные предложения разбились об суровую прозу жизни. Для начала нам напомнили, как появилось МАГАТЭ. Целью создания международного атомного агентства было успокоить европейские страны, активно занявшиеся после второй мировой войны разработкой ядерного оружия. Кто-то успел (Британия и Франция), кто-то нет (например, Швеция). СССР и США разобрали европейцев по своим блокам и объяснили им новую политику: "На разработку ядерного оружия для неуспевших накладывается полный запрет, но волноваться не надо. Во-первых, мы берём своих сателлитов под ядерный зонтик. Во-вторых, мы гарантируем, что они смогут получить любую ядерную технологию для мирного применения". Таким образом, вводить запреты на разработки и получение технологий нельзя, это выбивает краеугольный камень, заложенный в основание МАГАТЭ. Дальше выступил представитель концерна URENCO и рассказал малоизвестную на тот момент историю о том, что пакистанский шпион-атомщик доктор Хан украл технологии обогащения урана именно у этого концерна. Хан смог сделать это, потому что во многонациональном предприятии нельзя надёжно гарантировать сохранность секретов, так как участники буквально тонут во взаимных согласованиях. Следующим выступил человек из "Eurodif" и напомнил про деньги, которые во французский завод по обогащению урана вложил шахский Иран. Как только в Иране правящий режим сменился на неугодный Западу, все возможности для иранцев получать свою долю продукции (обогащённый урановый продукт) были перекрыты и даже судебные разбирательства Тегерану не помогли. Я задумался: "Всё, что мы хотели предложить, не прошло проверки на практике. Но есть ли в таком случае какое-то иное решение?". И тогда я вспомнил об опыте СССР. Советский Союз активно помогал странам Восточной Европы строить АЭС, привлекал их заводы к изготовлению оборудования, способствовал развитию науки, но при этом настаивал, что за вопросы топлива и ОЯТ отвечает только СССР. Важный момент, что ОЯТ забиралось не для окончательного захоронения, а как сырьё для будущих быстрых реакторов. Я предложил секретарям рабочей группы вынести моё предложение о советском опыте на обсуждение, но этого не случилось. Его включили в итоговый документ, но как-то так, в середине текста между делом, причём с уточнением, что ОЯТ можно вывозить на временное международное хранение в виду отсутствия на тот момент стран с большими программами по быстрым реакторам. Я вызвал одного из секретарей на откровенный разговор: "Почему вы так поступили?". Ответ был неожиданным для меня: "А что, ты думаешь, МАГАТЭ ищет решения? МАГАТЭ руководит процессом". Процесс - он для всех. Все участвуют, никто не ущемлён. Решение какой-то стране выгодно, какой-то нет, поэтому во избежание конфликтов не нужно принимать рещения. Инициатива GNEP На одно из политических заседаний к нам пришёл кто-то из бюрократов Евросоюза и сделал близкое к сенсационному заявление. Евросоюз предложил Ирану, во-первых, прекратить "водиться" с русскими, во-вторых, отказаться от собственного обогащения урана. Но отказаться не просто так. Взамен европейцы пообещали, что построят Ирану четыре или пять атомных энергоблоков с европейскими реакторами. Тогда это была сенсация. Если не ошибаюсь, в СМИ про это предложение на тот момент ещё не писали. Чем кончилось, вы знаете, не буду отнимать у читателей время и перейду к делу. В перерыве заседания я подошёл к американскому эксперту и спросил его мнение об услышанном. Говорит: "Хорошее предложение!". Отвечаю: "А вы понимаете, что пройдёт сколько-то лет, и Иран потребует себе переработку ОЯТ, потому что европейцы забирать ОЯТ не станут?". Мой собеседник даже рот открыл от удивления: "А ведь действительно, это может быть проблемой. Кстати, а вы, Россия, как поступаете?". "А мы забираем ОЯТ из нашего топлива, у нас это можно по законодательству". И через год после нашего разговора появилась американская президентская инициатива GNEP (Global Nuclear Energy Partnership). Прежде чем продолжить, я сделаю паузу и вновь скажу спасибо Евгению Адамову. В бытность министром он добился принятия закона, позволяющего ввозить в Россию ОЯТ из-за рубежа. Делалось это под бизнес, может быть, кто-то вспомнит разговоры о рынке ёмкостью 20 миллиардов долларов. Бизнес не состоялся, а нормы закона остались, и сегодня это наше огромное преимущество перед большинством конкурентов. Вернёмся к GNEP. По сути дела это была попытка реализовать опыт СССР, в американском варианте. Американцы постарались привлечь туда как можно больше стран, и разработчиков, и потребителей. Говорились правильные слова о международных топливных центрах и переработке ОЯТ и даже о быстрых натриевых реакторах, но с одним уточнением, которое полностью меняло дело - это должны быть быстрые натриевые реакторы для уничтожения плутония, с КВ=0,6-0,7. Реакторы-выжигатели уничтожали бы плутоний и тем самым лишали бы атомную энергетику будущего, отводя ей срок жизни до истощения запасов относительно дешёвого урана. Американцы хотели вовлечь не только учёных, но и индустрию в разработку демонстрационного быстрого реактора-выжигателя с ЗЯТЦ. Индустрия ответила отказом из-за сложности практической реализации такого варианта быстрого реактора. Тогда американцы убрали технологическую базу из GNEP, и превратили его в чисто институциональный проект с новым названием IFNEC (International Framework for Nuclear Energy Cooperation) , "форум для сотрудничества между государствами-участниками в целях изучения взаимовыгодных подходов к обеспечению эффективного использования ядерной энергии в мирных целях и соответствия самым высоким стандартам безопасности и нераспространения". По сути дела это в какой-то мере дубляж ИНПРО. Вместо заключения Пожалуй, это всё, что я хотел сегодня рассказать о перипетиях борьбы за быстрые реакторы и за перспективы атомной энергетики, которая шла в конце 1990-ых и начале 2000-ых годов в МАГАТЭ и не только, и в которой я принимал непосредственное участие. Приятно, что именно российские усилия сподвигнули МАГАТЭ вернуться к обсуждению перспектив и сломали насаждавшуюся американцами линию на похороны атомной энергетики. Считаю, что идеологически мы победили. Российская позиция о необходимости замыкания ЯТЦ и строительства быстрых реакторов получила поддержку от сегодняшних лидеров индустриального развития Китая и Индии. Я рад, видеть что сегодня во многих странах вновь начаты проектные работы по быстрым реакторам, преимущественно с натриевым теплоносителем (см. таблицы в конце статьи, источник: WNA). Мы лидеры продаж АЭС с тепловыми реакторами на внешнем рынке. У нас есть законодательное подтверждение возможности забирать ОЯТ тепловых реакторов из поставленного нами за рубеж топлива. Есть принятая стратегия развития отрасли до конца XXI века, в которой взят курс на двухкомпонентную атомную энергетику. Теперь у нас есть БН-800 и производство МОКС-топлива, планируется к строительству БН-1200 и строится БРЕСТ-300. Сегодня в новых политических условиях, мы можем (например, в рамках расширенного БРИКС, независимо от США) детально исследовать предложенные в рамках проектов ИНПРО (GAINS, Synergy) варианты синергии технологий (легководных и быстрых реакторов) и взаимодействия стран (потребителей и разработчиков ядерных технологий, способствующие решению проблем накопления ОЯТ тепловых реакторов и нераспространения в мире чувствительных технологий ЗЯТЦ . А это значит, что наша активность в 1990-ые годы и в начало 2000-ых годов была не зря. Спасибо, Владимир Семёнович, за интересный рассказ для электронного издания AtomInfo.Ru. Текущий статус быстрых реакторов в мире.
Источник: WNA.