О названии рассказаК названию есть требования: оно должно запоминаться и, так сказать, располагаться по касательной к основному смыслу текста. Как у Пушкина: «Капитанская дочка» не о капитанской дочке, «Пиковая дама» не о пиковой даме. В качестве названия лучше всего упомянуть главную деталь, на которой все держится, эмоциональный камертон рассказа, его главный символ.
С чего начатьБыла мода начинать с диалога, но как-то это сейчас не носят. Идеальный зачин: «Играли в карты у конногвардейца Нарумова» («Пиковая дама») или «В купе скорого поезда гроссмейстер играл в шахматы со случайным спутником» (В. Аксенов, «Победа»).
Из собственных начал мне более или менее нравится: «Сначала была клиника неврозов, потом центр Морозова, потом опять клиника, уже другая, и все говорили: «Нормально, легкий случай», затем держали три недели, пожимали плечами и выписывали» («Синдром Черныша»).
О сквозных мотивахВероятно, самое радикальное открытие сделал Чехов в «Архиерее» — на этом стоит вся новеллистика ХХ века. Вместо сюжета он предложил чередование сквозных мотивов: разбитая посуда, старуха с гитарой, «не ндравится мне это» и проч. В результате создается тончайшее и сложнейшее ощущение прожитой жизни: Господи, как все страшно, непонятно и прекрасно! Рассказывание истории как бы отходит на второй план.
У американцев так работал Шервуд Андерсон, и он остается любимейшим мастером очень немногих, но по-настоящему восприимчивых читателей. Однако, чтобы так писать, надо быть либо гроссмейстером жанра, либо серьезно сдвинутым человеком. В Андерсоне это парадоксальным образом сочеталось.
О взаимодействии с читателемЧитатель может себе позволить что угодно: негодовать, топать ногами, — но скучать не должен. На романном объеме скучные места теряются, а в рассказе торчат. Читателя короткой формы нужно взять за шиворот с самого начала и удерживать железной рукой. Посмотрите, как это делал Пелевин в своих ранних текстах.
Об идеальном объемеСтраниц десять. Лучше бы четыре-пять, но это надо быть мастером двенадцатого дана.
О финалеВсе зависит от темы и стиля. В поэтическом рассказе уместен мощный, восклицательный финал по контрасту, а в динамичном — иногда размытый, оставляющий читателя в растерянности, как будто он с разбегу застыл над пропастью. Интересно, когда финал содержит загадку («Сестры Вейн» Набокова) или внезапную смену точки зрения. Стихотворение Михаила Кузмина «Нас было четыре сестры» представляется мне эталоном короткой новеллы. Вот финал, который может придумать только поэт, финал, в котором смысл сразу не столько меняется, сколько мощно прирастает.
Кого почитатьЯ обычно проверяю подростков на рассказе Урсулы Ле Гуин «Уходящие из Омеласа». Если заревут, есть литературный талант. Если просто понравилось, получится читатель. Если не задело, увы, лучше попробовать себя в негуманитарных сферах. Впрочем, почему «увы»? Технарям платят гораздо регулярнее.
Из современных авторов советую почитать Дениса Драгунского, у которого есть рассказы буквально по 10–15 строк. Вообще, из сегодняшних новеллистов он номер один. Людмилу Петрушевскую, ее миниатюры «Смысл жизни», «Кто ответит», «Гигиена» — классика жанра, да и большие рассказы «Смотровая площадка», «Сила воды» войдут в любую хрестоматию.
Из советских: Шукшин, Нагибин («Старая черепаха»), Александр Яшин («Рычаги»). Из классиков безусловным лидером мне представляется Мопассан, в особенности сборник «Орля» или «Сказки дня и ночи».
В России с сюжетом лучше других справлялся Александр Грин: «Крысолов», «Серый автомобиль», «Земля и вода», «Сила непостижимого», «Синий каскад Теллури» — да почти все. Его старший друг Куприн — гений новеллистики: трудно назвать рассказы лучше «Ученика», «Морской болезни» или «Гамбринуса».
Многим нравится Хемингуэй, и, пожалуй, у него есть пара рассказов экстра-класса: «Индейский поселок» или «Короткое счастье Френсиса Макомбера». Но лучше всех в Штатах писал рассказы Набоков. Одни его «Условные знаки» — четыре странички! — составили эпоху в развитии жанра. Впрочем, и русские рассказы из сборника «Весна в Фиальте» очень хорошо придуманы. Фланнери О’Коннор, но это уж очень на любителя. Тут надо иметь крепкие нервы и лучше бы веровать в Бога, иначе шок будет, а катарсис едва ли.
Из остального мира на первом месте Кафка и Акутагава. Моя умная дочь Женя добавляет к ним Клейста, например «Землетрясение в Чили» и «Михаэль Кольхаас». Пожалуй, соглашусь. Киплинг, конечно, мастер. «Садовник» — потрясающая вещь, да и «Паршивая овца» крепко сделана.
О рассказах, которые меня потряслиТаких немного. Ultima Thule Набокова, но это первая глава неоконченного романа, изданная в виде рассказа лишь по необходимости. «Соранг» Паустовского. «Победа» Аксенова и «Победитель» Трифонова — их надо читать именно парой. Из Трифонова еще «Игры в сумерках» — настоящий шедевр. Все рассказы Трумена Капоте, из которых лучшие — «Мириам», «Дерево в ночи», «Безголовый ястреб».
В принципе, и Стивен Кинг умеет это делать, «Крауч энд» например. Пожалуй, Горькому рассказы тоже удавались. «Мамаша Кемских» — опять-таки четыре страницы, а если убрать последнюю фразу, текст сделал бы честь любому прозаику. У Бабеля я люблю по-настоящему только «Иванова» и «Письмо», но мастер, не отнять. Мои любимые прозаики Александр Житинский и Валерий Попов создали несколько изумительных образцов жанра. Житинский: «Стрелочник», «Прах», «Конец света»; Попов: «Ювобль», «Две поездки в Москву», «Сон, похожий на жизнь». У Веллера есть потрясающие новеллы «Долги» и «Азорские острова». У Нины Катерли — «Коллекция доктора Эмиля» и «Зелье». Пожалуй, «Инцидент» Александра Мелихова очень крут. Чем они берут? Каждый хорош в своем роде.
Пар над супомНо вообще у меня есть такая классификация: роман похож на жизнь, повесть — на любовное увлечение, а хороший рассказ похож на сон. Вот такая мера иррациональности, чередование лейтмотивов, упоминание в одно касание всех главных тем. Большой мастер этого дела Виктория Токарева так и говорит: «Хороший рассказ как пар над супом: легкий, но по нему понятно, сколько всего в этом супе варится».
