Скандал вокруг муниципального этапа математической олимпиады школьников в Санкт-Петербурге набирает обороты. Прелюдия к теме требует небольшого экскурса в историю.
Первые математические соревнования школьников провели в Австро-Венгрии (точнее, в Румынии) ещё в 19 веке. Практически одновременно с зарождением олимпийского движения в большом спорте. В 1930-х годах в Ленинграде, Москве и Тбилиси прошли первые в СССР математические олимпиады. И сразу же обнажились заложенные в них внутренние конфликты.
Прежде всего, в качестве цели проведения таких олимпиад был заявлен (и декларировался ещё на протяжении нескольких десятилетий) тезис о поиске одарённых школьников. Это чуть было не привело к запрету на повторное участие в олимпиадах. Сорок лет спустя, после семи лет в руководстве жюри ленинградской математической олимпиады я сформулировал контртезис: «Усилия по поиску одарённых дают гораздо меньший эффект в сравнении с качественным обучением всех».
Но тогда сразу же вылезали вопросы: чему учить, как, ради чего? Проблема не только в отсутствии единства мнений о целях обучения в целом и по отдельным дисциплинам. Специфика олимпиад породила особый жанр нестандартных задач, изюминкой которых были оригинальные красивые «идеи». Не удивительно, что ещё с 1930-х годов начали появляться кружки по решению нестандартных задач, руководителями которых часто становились члены жюри.
Нередко это приводило к конфликту интересов и к конфликтам на почве недоверия. Утечка новой идеи могла произойти не в грубой форме (когда на кружке разбирались задачи предстоящего тура, что иногда тоже случалось), а «ненавязчиво». Около сорока назад возник казус Рукшина, ученики которого из года в год забирали почти все дипломы в Ленинграде даже после того, как Рукшин вышел из состава жюри. Но пока олимпиадная тусовка оставалась сравнительно небольшой, жюри держало ситуацию под контролем.
В 1960-х годах начинают проводиться Всесоюзные олимпиады школьников по математике, физике, химии и биологии. Разрозненные прежде вузовские олимпиады выстраиваются в строгую иерархию из нескольких туров последовательного отбора: школьный, районный, городской, региональный, республиканский, всесоюзный, международный. Чиновники из министерства и отделов образования разных уровней начинают переписывать положения, отбирая у жюри прежние полномочия.
К концу ХХ века в России уже десятки предметных олимпиад. В том числе, по таким предметам как «основы православной культуры», содержание заданий и критерии оценивания радикально отличаются от математики. Но бюрократам проще задать единые правила и требования, одинаково неудобные для всех.
Наконец, главная беда: олимпиады дают льготы при поступлении в вузы. В эпоху ЕГЭ они стали льготами для поступления сразу во все вузы страны или хотя бы во все вузы соответствующего профиля. Это сразу же привлекло к ним внимание тех, кто хотел бы получить льготы не самым честным образом. Появились подставные участники, в разы выросли списывание и подсказки. В самые последние годы для этого стали использовать мобильные телефоны и интернет.
Разумеется, приоритетным для жюри является интерес «честных» участников. Дисквалификация недобросовестных участников — крайняя мера. Но случается, что обойтись без неё не удаётся. Олимпиада всё-таки не экзамен, а соревнование. Как и в большом спорте, здесь нужно жёстче наказывать любителей нечестной борьбы.
Другой вопрос — этично ли провоцировать списывание из интернета ради того, чтобы проще было найти и доказать основания для дисквалификации. Скорее, в этом вопросе моя позиция ближе к жюри. Да, обманывать нехорошо. Но вовсе не грех перехитрить тех «умников», которые понадеялись обмануть жюри.
